Центральная власть сейчас бессильна – она фактически сама себя загнала в состояние паралича. Берите власть! Берите здесь, на местах, берите столько, сколько сможете ее заглотить! Нам всем нужна другая, новая Россия! Свободная от рабской покорности и унижения! Вместе мы – огромная сила! Вместе нас не сломать, не усыпить демагогией, не испугать угрозами! Вместе мы победим!
Бельцин пружинисто выбросил вверх руку, сжатую в крепкий кулак, и громко, отскандировал:
– МЫ! ПОБЕДИМ!!!
И огромный зал, захваченный единым порывом, дружно подхватил:
– Мы победим! Мы победим!
А Бельцин, – высокий и сильный, – стоял на трибуне и, сжимая над головой кулак, продолжал скандировать вместе со всеми.
После митинга Егоров подошел к президенту России.
– Владимир Николаевич, теперь бы в баньку? В "Сосны"?… Там попаримся, поужинаем… Отдохнете с дороги…
– Давай! – воодушевлено согласился Бельцин, посверкивая блестящими от возбуждения глазами. Надев норковую шапку, добавил довольно. – Теперь можно и поужинать!
Кортеж черных машин выехал из заводского двора и направился к санаторию красноярского крайкома, расположенного на берегу скованного льдом, застывшего в зимней спячке Енисея. Проехав с десяток километров, машины въехали через охраняемые милиционером витые чугунные ворота и остановились около нескольких обшитых лиственницей двухэтажных коттеджей. Это и были "Сосны" – крайкомовский санаторий. Бельцин не слишком любил отдыхать здесь, даже будучи руководителем края. Тут он обычно принимал важных московских гостей, а отдыхающим его чаще можно было видеть в родном Бутково – селе неподалеку от Красноярска. Там он, как все, таскал ведра от колодца, рубил дрова, правил, если надо, покосившийся забор. "Надо жить так, как живет простой человек, – любил частенько говорить будущий президент. – Только так можно понять нужды людей. А если в обществе чего-то не хватает, то не хватать должно всем поровну!" И люди видели, что у "их секретаря" слова не расходятся с делом…
Теперь оглядывая почти не изменившуюся территорию санатория, Бельцин обернул лицо к Егорову:
– То, что порядок поддерживаешь – молодец! А это что ещё такое? – он кивнул на незнакомое ангароподобное строение в глубине территории. Егоров смутился – ответил невпопад:
– Да вот… Зал для боуллинга соорудил… Миникегельбан… Хорошо руку развивает, глазомер… Стресс опять же помогает снять.
– Ты б лучше крытый корт построил, – проворчал Бельцин. – Чтобы, понимаешь, можно было в теннис или в волейбол поиграть!
Егоров втянул голову в плечи и постарался сменить тему:
– Владимир Николаевич, может сначала слегка перекусим, а потом в баню?
Бельцин скосил на него взгляд и у Егорова от этого взгляда пробежал неприятный холодок по спине.
– Кто ж в баню на сытый желудок ходит? Ты что, Степан Алексеевич? Нет, сначала в баню, потом за стол!
И они направились по расчищенной от снега асфальтовой дорожке, обильно уставленной по бокам фонарями, к одноэтажному зданию, стоящему на самом берегу Енисея. Баня была большая, – с длинным, мраморным бассейном, с застекленными матовым импортным стеклом душевыми и с блестящим хромом и кожей баром… Бельцин быстро разделся и вошел в помещение парилки. Зайдя, плеснул на раскаленные камни из стоящей в углу резного ковша раствором эвкалипта и с удовольствием забрался на широкий полок. По парилке волнами пошел густой ароматный чад.
Следом в парилку зашёл Егоров, посмотрел на градусник – термометр показывал 105 градусов (это при паре-то!), – но ничего не сказал, уселся рядом с Бельциным, поджал под себя бледные волосатые ноги. За Егоровым потянулись остальные сопровождающие, согласно иерархии… Через несколько минут на голых телах парящихся появились крупные капли пота, кожа раскраснелась и стала темно-розового цвета.
Бельцин спустился с полка, подошел к распаренным в пиве сосновым веникам и, выбрав себе попушистее, начал охаживать им себя по бокам и по спине…
– Давайте, Владимир Николаевич, я вас, как в старые времена пропарю, – предложил ему Егоров.
– Давай, Алексеич!
Бельцин опять забрался на полок и растянулся во весь свой статный, почти двухметровый рост. Егоров взял веник и начал шлепать Бельцина по спине, ногам и ягодицам. Бельцин после каждого удара удовлетворенно кряхтел, – веник оставлял на его теле густые бурые пятна.
– Ну все! – наконец обессилено выдохнул Егоров, вытирая рукой обильно струящийся со лба пот. – То, что надо!
Бельцин тяжело поднялся, вышел через боковую дверь бани и оказался на берегу Енисея. У кромки берега во льду зияла недавно прорубленная широкая, черная полынья. За президентом из бани тут же появился начальник президентской охраны Кожухов. Разбрызгивая сильным, рослым телом фонтаны брызг, Бельцин нырнул в обжигающе холодную воду и мощно поплыл брассом, делая широкие гребки. Следом в студеную воду спустился Кожухов, поплыл осторожно. Прошло несколько секунд, а Бельцин все плавал и было не похоже, чтобы он собирался возвращаться в теплую негу парилки. Видя, что шеф и дальше готов продолжать купание, к нему подплыл Кожухов и прерывистым от холода голосом выдохнул:
– Владимир Николаевич! Поплыли обратно… Вам-то уж наверное все равно… А я ещё хочу детей иметь…
Бельцин ожег его рассерженным, выпученным глазом, недовольно фыркнул, но повернул к берегу. Выйдя из воды, зачерпнул большую пригоршню снега, обстоятельно растер себе грудь, живот, плечи, и только затем вернулся в баню.
Когда они с Кожуховым ввалились в парилку, – оба красные, ошпаренные едким морозцем, Егоров завистливо посмотрел на рослую фигуру Бельцина.
"Медведь! – подумал он. – Черт его знает, что будет с Михайловым, а этот… Этот прет как танк! Энергия из него фонтаном, сил немерянно, подомнет, кого хочешь. Надо будет его держаться… В случае чего припомнит, что мы с ним пуд соли съели… Ну, а если Михась его сковырнёт – ну, тут ж, извините … Все-таки не простой бывший начальник приезжал, – президент России… Всенародно избранный… Так, что – черт не выдаст, свинья не съест! А там посмотрим…"
Наташа сидела в ярко освещенном вагоне подземного поезда, который нес её по горьковско-замоскворецкой линии. На карте метрополитена, висевшей над ней, эта линия была отмечена ярко-зеленой прямой. Вокруг Наташи стоял, сидел столичный люд, читая газеты, рассматривая отпечатанные на плохой бумаге свежие гороскопы, о чем-то оживленно споря, стараясь при этом перекричать шум громыхающей подземки.
После десяти лет отсутствия, Москва показалась Наташе какой-то взъерошенной, растрепанной и суетливой. Причем это было не похоже на деловую, упорядоченную суету, скажем, того же Нью-Йорка, – это было совсем другое, броуновское движение, порожденное не совсем понятным внутренними силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
Бельцин пружинисто выбросил вверх руку, сжатую в крепкий кулак, и громко, отскандировал:
– МЫ! ПОБЕДИМ!!!
И огромный зал, захваченный единым порывом, дружно подхватил:
– Мы победим! Мы победим!
А Бельцин, – высокий и сильный, – стоял на трибуне и, сжимая над головой кулак, продолжал скандировать вместе со всеми.
После митинга Егоров подошел к президенту России.
– Владимир Николаевич, теперь бы в баньку? В "Сосны"?… Там попаримся, поужинаем… Отдохнете с дороги…
– Давай! – воодушевлено согласился Бельцин, посверкивая блестящими от возбуждения глазами. Надев норковую шапку, добавил довольно. – Теперь можно и поужинать!
Кортеж черных машин выехал из заводского двора и направился к санаторию красноярского крайкома, расположенного на берегу скованного льдом, застывшего в зимней спячке Енисея. Проехав с десяток километров, машины въехали через охраняемые милиционером витые чугунные ворота и остановились около нескольких обшитых лиственницей двухэтажных коттеджей. Это и были "Сосны" – крайкомовский санаторий. Бельцин не слишком любил отдыхать здесь, даже будучи руководителем края. Тут он обычно принимал важных московских гостей, а отдыхающим его чаще можно было видеть в родном Бутково – селе неподалеку от Красноярска. Там он, как все, таскал ведра от колодца, рубил дрова, правил, если надо, покосившийся забор. "Надо жить так, как живет простой человек, – любил частенько говорить будущий президент. – Только так можно понять нужды людей. А если в обществе чего-то не хватает, то не хватать должно всем поровну!" И люди видели, что у "их секретаря" слова не расходятся с делом…
Теперь оглядывая почти не изменившуюся территорию санатория, Бельцин обернул лицо к Егорову:
– То, что порядок поддерживаешь – молодец! А это что ещё такое? – он кивнул на незнакомое ангароподобное строение в глубине территории. Егоров смутился – ответил невпопад:
– Да вот… Зал для боуллинга соорудил… Миникегельбан… Хорошо руку развивает, глазомер… Стресс опять же помогает снять.
– Ты б лучше крытый корт построил, – проворчал Бельцин. – Чтобы, понимаешь, можно было в теннис или в волейбол поиграть!
Егоров втянул голову в плечи и постарался сменить тему:
– Владимир Николаевич, может сначала слегка перекусим, а потом в баню?
Бельцин скосил на него взгляд и у Егорова от этого взгляда пробежал неприятный холодок по спине.
– Кто ж в баню на сытый желудок ходит? Ты что, Степан Алексеевич? Нет, сначала в баню, потом за стол!
И они направились по расчищенной от снега асфальтовой дорожке, обильно уставленной по бокам фонарями, к одноэтажному зданию, стоящему на самом берегу Енисея. Баня была большая, – с длинным, мраморным бассейном, с застекленными матовым импортным стеклом душевыми и с блестящим хромом и кожей баром… Бельцин быстро разделся и вошел в помещение парилки. Зайдя, плеснул на раскаленные камни из стоящей в углу резного ковша раствором эвкалипта и с удовольствием забрался на широкий полок. По парилке волнами пошел густой ароматный чад.
Следом в парилку зашёл Егоров, посмотрел на градусник – термометр показывал 105 градусов (это при паре-то!), – но ничего не сказал, уселся рядом с Бельциным, поджал под себя бледные волосатые ноги. За Егоровым потянулись остальные сопровождающие, согласно иерархии… Через несколько минут на голых телах парящихся появились крупные капли пота, кожа раскраснелась и стала темно-розового цвета.
Бельцин спустился с полка, подошел к распаренным в пиве сосновым веникам и, выбрав себе попушистее, начал охаживать им себя по бокам и по спине…
– Давайте, Владимир Николаевич, я вас, как в старые времена пропарю, – предложил ему Егоров.
– Давай, Алексеич!
Бельцин опять забрался на полок и растянулся во весь свой статный, почти двухметровый рост. Егоров взял веник и начал шлепать Бельцина по спине, ногам и ягодицам. Бельцин после каждого удара удовлетворенно кряхтел, – веник оставлял на его теле густые бурые пятна.
– Ну все! – наконец обессилено выдохнул Егоров, вытирая рукой обильно струящийся со лба пот. – То, что надо!
Бельцин тяжело поднялся, вышел через боковую дверь бани и оказался на берегу Енисея. У кромки берега во льду зияла недавно прорубленная широкая, черная полынья. За президентом из бани тут же появился начальник президентской охраны Кожухов. Разбрызгивая сильным, рослым телом фонтаны брызг, Бельцин нырнул в обжигающе холодную воду и мощно поплыл брассом, делая широкие гребки. Следом в студеную воду спустился Кожухов, поплыл осторожно. Прошло несколько секунд, а Бельцин все плавал и было не похоже, чтобы он собирался возвращаться в теплую негу парилки. Видя, что шеф и дальше готов продолжать купание, к нему подплыл Кожухов и прерывистым от холода голосом выдохнул:
– Владимир Николаевич! Поплыли обратно… Вам-то уж наверное все равно… А я ещё хочу детей иметь…
Бельцин ожег его рассерженным, выпученным глазом, недовольно фыркнул, но повернул к берегу. Выйдя из воды, зачерпнул большую пригоршню снега, обстоятельно растер себе грудь, живот, плечи, и только затем вернулся в баню.
Когда они с Кожуховым ввалились в парилку, – оба красные, ошпаренные едким морозцем, Егоров завистливо посмотрел на рослую фигуру Бельцина.
"Медведь! – подумал он. – Черт его знает, что будет с Михайловым, а этот… Этот прет как танк! Энергия из него фонтаном, сил немерянно, подомнет, кого хочешь. Надо будет его держаться… В случае чего припомнит, что мы с ним пуд соли съели… Ну, а если Михась его сковырнёт – ну, тут ж, извините … Все-таки не простой бывший начальник приезжал, – президент России… Всенародно избранный… Так, что – черт не выдаст, свинья не съест! А там посмотрим…"
Наташа сидела в ярко освещенном вагоне подземного поезда, который нес её по горьковско-замоскворецкой линии. На карте метрополитена, висевшей над ней, эта линия была отмечена ярко-зеленой прямой. Вокруг Наташи стоял, сидел столичный люд, читая газеты, рассматривая отпечатанные на плохой бумаге свежие гороскопы, о чем-то оживленно споря, стараясь при этом перекричать шум громыхающей подземки.
После десяти лет отсутствия, Москва показалась Наташе какой-то взъерошенной, растрепанной и суетливой. Причем это было не похоже на деловую, упорядоченную суету, скажем, того же Нью-Йорка, – это было совсем другое, броуновское движение, порожденное не совсем понятным внутренними силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155