На нем умещались несколько телефонов и пульт селекторной связи. Французские шторы ровными волнами закрывали унылый серый заводской пейзаж за окнами. В углу, позади кресла директора стояло на подставке красное знамя завода, чуть выше на стене висел портрет Михайлова. Сразу бросалось в глаза, что этот, портретный Михайлов несколько отличается от оригинала – на портрете родимого пятна на темени у Михайлова не было.
"Как же мы всё-таки привыкли всё ретушировать!" – подумал про себя Сосновский, скользнув ироничным взглядом по приукрашенному, закованному в позолоченную рамку изображению.
– Добрый вечер, Виктор Васильевич! – произнес он с вежливой улыбкой, увидев, как к нему тяжелой, натруженной походкой направляется хозяин кабинета.
– Добрый-то он добрый… Если он, конечно, добрый, – меланхолично произнес директор. Серые мешки у него под глазами тяжело набрякли, выдавая накопившуюся за день усталость. – Ну, и что там у вас за идея, Борис Моисеевич? – спросил он без всякого энтузиазма и показал широкой, как лопата, ладонью на стул. – Присаживайтесь…
Сосновский, усевшись за стол, сцепил перед собой волосатые, нервные руки, и быстро и нетерпеливо принялся говорить, поедая при этом директора глазами.
– Идея интересная! Интересная и выгодная заводу, Виктор Васильевич! Сейчас ведь, насколько я знаю, дело не столько в долгах завода, сколько в долгах московского правительства, правильно?
– Ну… В некотором смысле… – тугим басом прогудел директор.
– И сам завод, как мне кажется, эту проблему решить не может, – продолжал Борис Моисеевич с напористой уверенностью. – Союзное и российское министерства от этого процесса устранились… Поэтому-то, Виктор Васильевич, нужна такая структура, которая могла бы эти проблемы решить… Объединив при этом всех заинтересованных лиц… А заинтересованные лица – это ведь не только завод… Это и московское правительство, и потребители, которые хотят, чтобы завод выпускал продукцию… Вот поэтому я и предлагаю учредить Московскую Автомобильную Ассоциацию… МААС сокращенно…
Директор вместо ответа, усмехнулся недоверчиво, – бросил на Сосновского взгляд из под густо взъерошенных бровей, полный плохо скрытого недовольства и выдавил, словно, через силу:
– Ну, а изюм – то в чем? Ну, организуем мы эту ассоциацию… А чем она заводу-то сможет помочь… Правильные слова говорить? Этого мы и сами умеем… Этого сейчас везде полно… Лучше только чего-то не становится…
– Изюм? – Сосновский налег узенькой грудью на широкий директорский стол. – А изюм, с вашего позволения, в том, что ассоциация сможет расплатится с долгами московского правительства… Думаю, я смогу получить кредит на их погашение… А в обмен на погашение долга ассоциация станет доверенным лицом московского правительства на заводе… Конечно, администрация Москвы за это наверняка потребует выполнения кое-каких дополнительных условий: обеспечить там бесперебойное функционирование, не снижать темпы выпуска, социальные гарантии, ну и так далее… Это всё решаемо… А главный "изюм", как вы говорите, в том что все будут довольны… Смотрите… Первое: Москва сможет опять закупать в автобусы и обновлять свой автобусный парк, второе – она избавляется от ответственности за автозавод, который является сейчас только обузой. И третье – завод уходит от зависимости от московского правительства и сможет нормально начать выпускать продукцию… И, наконец, что тоже не мало важно, – вы, Виктор Васильевич, остаетесь практически полноправным хозяином завода… Так что прямая выгода для всех! Но я, конечно, не авантюрист и не альтруист… Кредит надо гасить, а гасить его можно только за счет будущих поставок завода. Поэтому в положении об ассоциации необходимо записать, что она имеет преимущественное право на реализацию продукции завода, – и видя колебания директора, Сосновский проникновенно добавил. – Кстати, Виктор Васильевич, у меня появилась возможность договорится о поставках еще десяти тысяч комплектов зажигания… Это вопрос практически решенный…
Директор после этих слов напряженно засопел, сердито отвернул голову в сторону, стараясь не встречаться с Сосновским взглядом. Порывшись у себя в кармане, он извлек оттуда скомканный платок и начал обстоятельно вытирать им свою короткую бычью шею. При этом он думал с неприязненнью:
"Вот, хорек! За восемнадцать миллионов решил получить целый завод! Таракан пархатый! Такой везде пролезет… А ведь знает, сукин сын, что мне блоки зажигания позарез нужны, держит ими меня за горло… А у завода сейчас положение, действительно, – дерьмо… Харитонов, под этим соусом, может запросто меня ковырнуть… А скинут – с чем останусь? Трехкомнатная квартира в центре? На книжке сорок тысяч! Что такое сегодня сорок тысяч? Бумажки! Кто знает, что завтра будет? Доллары нужны, доллары!… Доллары они и в Африке доллары! Ну, а если всё-таки организовать эту ассоциацию, тогда что? Кресло мне в этом случае оставят, – это понятно… Но всё равно – деньги, деньги надо делать! Сейчас всё деньги решают… Без денег – ты полное говно и никому твои былые заслуги не нужны… Нет, надо будет ещё поторговаться с этим прощелыгой! Тут главное не суетиться, не торопиться – хорошее дело должно вылежаться… А с этим тараканом мы ещё поговорим… Поговорим…"
В это же время Борис Моисеевич тоже пристально изучал директора, сохраняя на лице невозмутимое выражение.
"Ну, этот-то битюг, согласится – никуда не денется, – проницательно думал он. – Подергается, подергается, но никуда не денется… Некуда ему деваться! Он хоть и не семи пядей во лбу, но это-то понимает… Он ведь до этого кресла не своим умом дошел, а лапой волосатой – это и без микроскопа видно. Я б на его месте озолотился давно, а он заперся в своем кабинете и ни хрена сделать не может… Типичный совковый функционер – и хочет, и не может! Импотент! Привык, что за него всё сверху решают… Но это даже хорошо! Будь на его месте кто-нибудь другой – пооборотистей, да по проворней, зачем бы я тогда был нужен… Но этому битюгу ещё кусок придется кинуть… Пускай заглотит поглубже! Чего он там ещё хочет? Гарантий, да долю для себя от сбыта… Ладно! Гарантии можно будет и в документах ассоциации прописать, а вот со сбытом… Да и со сбытом тоже всё понятно – из тех десяти миллионов, что я запланировал на накладные отдать ему два и пусть заткнется… Или два это слишком много? Пусть уж лучше один – ему и одного хватит… За глаза!"
И, словно спохватившись, Борис Моисеевич с досадой шлепнул ладонью об стол, сетуя на свою растерянность.
– Да! Чуть не забыл, Виктор Васильевич… По моим скромным подсчетам учредители Ассоциации смогут получить в виде дивидендов за год около миллиона долларов… Каждый, естественно…
"Ну вот… Это другое дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155
"Как же мы всё-таки привыкли всё ретушировать!" – подумал про себя Сосновский, скользнув ироничным взглядом по приукрашенному, закованному в позолоченную рамку изображению.
– Добрый вечер, Виктор Васильевич! – произнес он с вежливой улыбкой, увидев, как к нему тяжелой, натруженной походкой направляется хозяин кабинета.
– Добрый-то он добрый… Если он, конечно, добрый, – меланхолично произнес директор. Серые мешки у него под глазами тяжело набрякли, выдавая накопившуюся за день усталость. – Ну, и что там у вас за идея, Борис Моисеевич? – спросил он без всякого энтузиазма и показал широкой, как лопата, ладонью на стул. – Присаживайтесь…
Сосновский, усевшись за стол, сцепил перед собой волосатые, нервные руки, и быстро и нетерпеливо принялся говорить, поедая при этом директора глазами.
– Идея интересная! Интересная и выгодная заводу, Виктор Васильевич! Сейчас ведь, насколько я знаю, дело не столько в долгах завода, сколько в долгах московского правительства, правильно?
– Ну… В некотором смысле… – тугим басом прогудел директор.
– И сам завод, как мне кажется, эту проблему решить не может, – продолжал Борис Моисеевич с напористой уверенностью. – Союзное и российское министерства от этого процесса устранились… Поэтому-то, Виктор Васильевич, нужна такая структура, которая могла бы эти проблемы решить… Объединив при этом всех заинтересованных лиц… А заинтересованные лица – это ведь не только завод… Это и московское правительство, и потребители, которые хотят, чтобы завод выпускал продукцию… Вот поэтому я и предлагаю учредить Московскую Автомобильную Ассоциацию… МААС сокращенно…
Директор вместо ответа, усмехнулся недоверчиво, – бросил на Сосновского взгляд из под густо взъерошенных бровей, полный плохо скрытого недовольства и выдавил, словно, через силу:
– Ну, а изюм – то в чем? Ну, организуем мы эту ассоциацию… А чем она заводу-то сможет помочь… Правильные слова говорить? Этого мы и сами умеем… Этого сейчас везде полно… Лучше только чего-то не становится…
– Изюм? – Сосновский налег узенькой грудью на широкий директорский стол. – А изюм, с вашего позволения, в том, что ассоциация сможет расплатится с долгами московского правительства… Думаю, я смогу получить кредит на их погашение… А в обмен на погашение долга ассоциация станет доверенным лицом московского правительства на заводе… Конечно, администрация Москвы за это наверняка потребует выполнения кое-каких дополнительных условий: обеспечить там бесперебойное функционирование, не снижать темпы выпуска, социальные гарантии, ну и так далее… Это всё решаемо… А главный "изюм", как вы говорите, в том что все будут довольны… Смотрите… Первое: Москва сможет опять закупать в автобусы и обновлять свой автобусный парк, второе – она избавляется от ответственности за автозавод, который является сейчас только обузой. И третье – завод уходит от зависимости от московского правительства и сможет нормально начать выпускать продукцию… И, наконец, что тоже не мало важно, – вы, Виктор Васильевич, остаетесь практически полноправным хозяином завода… Так что прямая выгода для всех! Но я, конечно, не авантюрист и не альтруист… Кредит надо гасить, а гасить его можно только за счет будущих поставок завода. Поэтому в положении об ассоциации необходимо записать, что она имеет преимущественное право на реализацию продукции завода, – и видя колебания директора, Сосновский проникновенно добавил. – Кстати, Виктор Васильевич, у меня появилась возможность договорится о поставках еще десяти тысяч комплектов зажигания… Это вопрос практически решенный…
Директор после этих слов напряженно засопел, сердито отвернул голову в сторону, стараясь не встречаться с Сосновским взглядом. Порывшись у себя в кармане, он извлек оттуда скомканный платок и начал обстоятельно вытирать им свою короткую бычью шею. При этом он думал с неприязненнью:
"Вот, хорек! За восемнадцать миллионов решил получить целый завод! Таракан пархатый! Такой везде пролезет… А ведь знает, сукин сын, что мне блоки зажигания позарез нужны, держит ими меня за горло… А у завода сейчас положение, действительно, – дерьмо… Харитонов, под этим соусом, может запросто меня ковырнуть… А скинут – с чем останусь? Трехкомнатная квартира в центре? На книжке сорок тысяч! Что такое сегодня сорок тысяч? Бумажки! Кто знает, что завтра будет? Доллары нужны, доллары!… Доллары они и в Африке доллары! Ну, а если всё-таки организовать эту ассоциацию, тогда что? Кресло мне в этом случае оставят, – это понятно… Но всё равно – деньги, деньги надо делать! Сейчас всё деньги решают… Без денег – ты полное говно и никому твои былые заслуги не нужны… Нет, надо будет ещё поторговаться с этим прощелыгой! Тут главное не суетиться, не торопиться – хорошее дело должно вылежаться… А с этим тараканом мы ещё поговорим… Поговорим…"
В это же время Борис Моисеевич тоже пристально изучал директора, сохраняя на лице невозмутимое выражение.
"Ну, этот-то битюг, согласится – никуда не денется, – проницательно думал он. – Подергается, подергается, но никуда не денется… Некуда ему деваться! Он хоть и не семи пядей во лбу, но это-то понимает… Он ведь до этого кресла не своим умом дошел, а лапой волосатой – это и без микроскопа видно. Я б на его месте озолотился давно, а он заперся в своем кабинете и ни хрена сделать не может… Типичный совковый функционер – и хочет, и не может! Импотент! Привык, что за него всё сверху решают… Но это даже хорошо! Будь на его месте кто-нибудь другой – пооборотистей, да по проворней, зачем бы я тогда был нужен… Но этому битюгу ещё кусок придется кинуть… Пускай заглотит поглубже! Чего он там ещё хочет? Гарантий, да долю для себя от сбыта… Ладно! Гарантии можно будет и в документах ассоциации прописать, а вот со сбытом… Да и со сбытом тоже всё понятно – из тех десяти миллионов, что я запланировал на накладные отдать ему два и пусть заткнется… Или два это слишком много? Пусть уж лучше один – ему и одного хватит… За глаза!"
И, словно спохватившись, Борис Моисеевич с досадой шлепнул ладонью об стол, сетуя на свою растерянность.
– Да! Чуть не забыл, Виктор Васильевич… По моим скромным подсчетам учредители Ассоциации смогут получить в виде дивидендов за год около миллиона долларов… Каждый, естественно…
"Ну вот… Это другое дело!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155