А вдруг Дженнифер Лопес полюбит собак?..
– Эй, Нико! – крикнул один из них, поднимая камеру.
Нико покачала головой и инстинктивно обняла Катрину, пытаясь заслонить ее лицо. Дочь вздохнула и, как только они благополучно миновали фотографов, высвободилась.
– Мама! – Она раздраженно поправила волосы. – Ты слишком оберегаешь меня. Я уже не маленькая девочка.
Нико остановилась и натянуто улыбнулась, обиженная словами дочери. Мысль о том, что Катрина способна ненавидеть ее, пронзила как удар ножом. Но она все еще была матерью, а Катрина – маленькой девочкой, ну как бы.
– Как твоя мать я имею право оберегать тебя. Пока тебе не исполнится хотя бы пятьдесят.
– Ну мама… – протянула Катрина.
Она очаровательно надулась… скоро она начнет целоваться с мальчиками, – встревоженно подумала Нико. Ей не хотелось, чтобы дочь общалась с мальчиками. Пустая трата времени. Подростки такие противные… Не отправить ли ее в пансион для девочек, в какое-нибудь безопасное место… например в Швейцарию… но как она проживет, по многу недель не видя дочь?
– Эй, мам? – Катрина смотрела на мать с любопытством и озабоченностью. – Пойдем искать папу. – И, взяв Нико за руку, рванулась вперед.
– Потише, милая, я на высоких каблуках. – Нико показалось, что она говорит в точности как ее мать. Ну и что? Ты невольно напоминаешь свою мать, когда у тебя появляются дети, бороться с этим тщетно. И кроме того, это так приятно…
– Да ты родилась на высоких каблуках, – засмеялась Катрина и остановилась у лестницы, поджидая Нико. – Ты создана, чтобы руководить.
– Спасибо, Китти.
– Я уверена, что Туния победит, а ты, мама? – Катрина взяла мать за руку. – По словам папы, она лучшая миниатюрная такса во всей стране, и если судьи не увидят этого…
Она болтала, снова превратившись в веселую девочку. Нико кивала, слушала и опять думала о том, как сильно любит дочь и как ей повезло в жизни.
Шон надел белые джинсы и красную рубашку. Вишнево-красную в отличие от темно-красного рождественского цвета. С маленьким зеленым аллигатором на левой стороне груди. Рубашку он заправил в джинсы, стянутые коричневым кожаным ремнем с продернутыми в нем полосками розового, желтого и голубого материала, похожими на ленточки. Но бросалась в глаза именно рубашка. Венди до самой смерти не забудет эту рубашку.
– Назад в аэропорт, пожалуйста, – сказала Венди.
Водитель кивнул. Она удивилась, как спокойно и бесстрастно прозвучал ее голос. Будто у робота. Но возможно, ничего удивительного в этом нет. Внутри у нее теперь все умерло окончательно. У нее не осталось ни чувств, ни души. Больше Венди уже ничто не тронет. Она всего лишь машина, ценимая только за свою способность делать деньги и обеспечивать. Платить за вещи. Кроме этого, она ни на что не годна.
Автомобиль остановился у ворот, и Венди поняла, что, как только он минует их и покинет территорию поло-клуба «Палм-Бич», возврата не будет. «Стоп! – прозвучал внутренний голос. – Вернись… вернись!» Но другой голос возразил: «Нет, тебя уже достаточно унизили. Ты должна подвести черту или навсегда потерять их уважение. Возвращение сейчас ничего не изменит, только все ухудшит. Возвращения быть не может. Только движение вперед вместе с ужасной правдой».
Белые металлические ворота открылись, автомобиль тронулся.
Венди вжалась в сиденье, словно боясь, что ее увидят. Что она могла сделать иначе? Что сказать? Каких слов от нее ждали? Как правильно ответить, если тебе говорят: «Венди, я не люблю тебя. И думаю, никогда не любил»?
Если бы только… если бы только рядом с ней, в утешение, были дети. Но им она тоже не нужна. Правда ли это? Или она смотрит на ситуацию упрощенным взглядом ребенка? Они ведь все-таки дети, поэтому не хотели, чтобы их день был испорчен. Венди могла остаться, но не могла находиться рядом с Шоном и его родителями, знавшими правду и украдкой посматривавшими на нее…
…Ты знаешь, он не любит ее. И никогда не любил. Мы никогда не сомневались в этом. Как же она-то не видела?..
…И что она намерена теперь делать? Осторожно. Она опасна. Она плохая женщина. Она может испортить жизнь Шону и детям. Мы только надеемся, что она будет вести себя разумно…
И эта вишнево-красная рубашка и белые джинсы. И коричневые замшевые туфли от Гуччи. Шон стал… одним из них.
Лошадником.
А она – нет. Она вообще не принадлежит к тому миру.
Когда «ситасьон» приземлился в аэропорту Палм-Бич, Венди поехала прямо в отель «Брейкерс», надеясь найти Шона и детей в номере. Но застала там родителей Шона, нарядившихся в бермуды, из которых торчали отекшие бесформенные ноги, напоминавшие сырое тесто. Родители завтракали, и отец Шона, Гарольд, открыв дверь, не скрыл изумления.
«Готова поклясться, вы не ожидали увидеть меня здесь», – подумала Венди, уверенная в своей победе.
– Здравствуй, Гарольд, – сказала она. Гарольд, видимо, решил, что лучше не провоцировать ее, поэтому быстро повернулся и проговорил:
– Мардж, посмотри, кто здесь. Это Венди.
– Здравствуй, Венди. – Мардж не потрудилась встать из-за стола. Ее голос прозвучал холодно. – Как жаль, – вздохнула она. – Ты разминулась с Шоном и детьми. Но по-моему, они не знали, что ты приедешь.
«Ну да, конечно», – подумала Венди.
– Куда они поехали?
Мардж и Гарольд переглянулись. Мардж взяла вилку и вонзила в яичницу.
– Поехали посмотреть на пони.
– Кофе, Венди? – предложил Гарольд, садясь напротив жены. – Судя по твоему виду, тебе не помешает.
– Да, не помешает. Спасибо.
– Я позвоню, чтобы принесли еще одну чашку, – сказал Гарольд. – Здесь отличное обслуживание.
«Если я убью этих двух стариков, поймут ли меня присяжные?» – прикинула Венди.
– Не говори глупостей, Гарольд. Она может взять мою чашку. Вот, Венди. – Мардж подвинула к ней чашку с блюдцем.
– Я не хочу лишать тебя кофе.
– Мардж все равно не пьет его. Никогда не пила, – пояснил Гарольд.
– Пила, – чопорно возразила Мардж. – Ты забыл? Когда мы поженились, я пила по шесть чашек в день. Бросила, когда забеременела Шоном. Акушер сказал, что кофеин вреден. Тогда этот акушер считался очень компетентным.
Венди рассеянно кивнула. Они специально это делают – мучают ее за то, что она была такой плохой женой их дорогому, идеальному сыну? Что им известно? Вероятно, все… они же здесь. Значит, в курсе событий.
– Где они? – Венди налила кофе из белого кофейника.
– Кто? – спросила Мардж.
«Ну будет тебе, – подумала Венди, взглянув на нее. – Ты не настолько стара. Ты знаешь кто».
– Шон и дети. – Она сделала глоток и обожглась. Мардж сосредоточенно наморщилась:
– Как это называется, Гарольд?
– В поло-клубе «Палм-Бич». – Гарольд избегал смотреть на Венди.
– Да, точно, – согласилась Мардж. – Говорят, он очень известный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Эй, Нико! – крикнул один из них, поднимая камеру.
Нико покачала головой и инстинктивно обняла Катрину, пытаясь заслонить ее лицо. Дочь вздохнула и, как только они благополучно миновали фотографов, высвободилась.
– Мама! – Она раздраженно поправила волосы. – Ты слишком оберегаешь меня. Я уже не маленькая девочка.
Нико остановилась и натянуто улыбнулась, обиженная словами дочери. Мысль о том, что Катрина способна ненавидеть ее, пронзила как удар ножом. Но она все еще была матерью, а Катрина – маленькой девочкой, ну как бы.
– Как твоя мать я имею право оберегать тебя. Пока тебе не исполнится хотя бы пятьдесят.
– Ну мама… – протянула Катрина.
Она очаровательно надулась… скоро она начнет целоваться с мальчиками, – встревоженно подумала Нико. Ей не хотелось, чтобы дочь общалась с мальчиками. Пустая трата времени. Подростки такие противные… Не отправить ли ее в пансион для девочек, в какое-нибудь безопасное место… например в Швейцарию… но как она проживет, по многу недель не видя дочь?
– Эй, мам? – Катрина смотрела на мать с любопытством и озабоченностью. – Пойдем искать папу. – И, взяв Нико за руку, рванулась вперед.
– Потише, милая, я на высоких каблуках. – Нико показалось, что она говорит в точности как ее мать. Ну и что? Ты невольно напоминаешь свою мать, когда у тебя появляются дети, бороться с этим тщетно. И кроме того, это так приятно…
– Да ты родилась на высоких каблуках, – засмеялась Катрина и остановилась у лестницы, поджидая Нико. – Ты создана, чтобы руководить.
– Спасибо, Китти.
– Я уверена, что Туния победит, а ты, мама? – Катрина взяла мать за руку. – По словам папы, она лучшая миниатюрная такса во всей стране, и если судьи не увидят этого…
Она болтала, снова превратившись в веселую девочку. Нико кивала, слушала и опять думала о том, как сильно любит дочь и как ей повезло в жизни.
Шон надел белые джинсы и красную рубашку. Вишнево-красную в отличие от темно-красного рождественского цвета. С маленьким зеленым аллигатором на левой стороне груди. Рубашку он заправил в джинсы, стянутые коричневым кожаным ремнем с продернутыми в нем полосками розового, желтого и голубого материала, похожими на ленточки. Но бросалась в глаза именно рубашка. Венди до самой смерти не забудет эту рубашку.
– Назад в аэропорт, пожалуйста, – сказала Венди.
Водитель кивнул. Она удивилась, как спокойно и бесстрастно прозвучал ее голос. Будто у робота. Но возможно, ничего удивительного в этом нет. Внутри у нее теперь все умерло окончательно. У нее не осталось ни чувств, ни души. Больше Венди уже ничто не тронет. Она всего лишь машина, ценимая только за свою способность делать деньги и обеспечивать. Платить за вещи. Кроме этого, она ни на что не годна.
Автомобиль остановился у ворот, и Венди поняла, что, как только он минует их и покинет территорию поло-клуба «Палм-Бич», возврата не будет. «Стоп! – прозвучал внутренний голос. – Вернись… вернись!» Но другой голос возразил: «Нет, тебя уже достаточно унизили. Ты должна подвести черту или навсегда потерять их уважение. Возвращение сейчас ничего не изменит, только все ухудшит. Возвращения быть не может. Только движение вперед вместе с ужасной правдой».
Белые металлические ворота открылись, автомобиль тронулся.
Венди вжалась в сиденье, словно боясь, что ее увидят. Что она могла сделать иначе? Что сказать? Каких слов от нее ждали? Как правильно ответить, если тебе говорят: «Венди, я не люблю тебя. И думаю, никогда не любил»?
Если бы только… если бы только рядом с ней, в утешение, были дети. Но им она тоже не нужна. Правда ли это? Или она смотрит на ситуацию упрощенным взглядом ребенка? Они ведь все-таки дети, поэтому не хотели, чтобы их день был испорчен. Венди могла остаться, но не могла находиться рядом с Шоном и его родителями, знавшими правду и украдкой посматривавшими на нее…
…Ты знаешь, он не любит ее. И никогда не любил. Мы никогда не сомневались в этом. Как же она-то не видела?..
…И что она намерена теперь делать? Осторожно. Она опасна. Она плохая женщина. Она может испортить жизнь Шону и детям. Мы только надеемся, что она будет вести себя разумно…
И эта вишнево-красная рубашка и белые джинсы. И коричневые замшевые туфли от Гуччи. Шон стал… одним из них.
Лошадником.
А она – нет. Она вообще не принадлежит к тому миру.
Когда «ситасьон» приземлился в аэропорту Палм-Бич, Венди поехала прямо в отель «Брейкерс», надеясь найти Шона и детей в номере. Но застала там родителей Шона, нарядившихся в бермуды, из которых торчали отекшие бесформенные ноги, напоминавшие сырое тесто. Родители завтракали, и отец Шона, Гарольд, открыв дверь, не скрыл изумления.
«Готова поклясться, вы не ожидали увидеть меня здесь», – подумала Венди, уверенная в своей победе.
– Здравствуй, Гарольд, – сказала она. Гарольд, видимо, решил, что лучше не провоцировать ее, поэтому быстро повернулся и проговорил:
– Мардж, посмотри, кто здесь. Это Венди.
– Здравствуй, Венди. – Мардж не потрудилась встать из-за стола. Ее голос прозвучал холодно. – Как жаль, – вздохнула она. – Ты разминулась с Шоном и детьми. Но по-моему, они не знали, что ты приедешь.
«Ну да, конечно», – подумала Венди.
– Куда они поехали?
Мардж и Гарольд переглянулись. Мардж взяла вилку и вонзила в яичницу.
– Поехали посмотреть на пони.
– Кофе, Венди? – предложил Гарольд, садясь напротив жены. – Судя по твоему виду, тебе не помешает.
– Да, не помешает. Спасибо.
– Я позвоню, чтобы принесли еще одну чашку, – сказал Гарольд. – Здесь отличное обслуживание.
«Если я убью этих двух стариков, поймут ли меня присяжные?» – прикинула Венди.
– Не говори глупостей, Гарольд. Она может взять мою чашку. Вот, Венди. – Мардж подвинула к ней чашку с блюдцем.
– Я не хочу лишать тебя кофе.
– Мардж все равно не пьет его. Никогда не пила, – пояснил Гарольд.
– Пила, – чопорно возразила Мардж. – Ты забыл? Когда мы поженились, я пила по шесть чашек в день. Бросила, когда забеременела Шоном. Акушер сказал, что кофеин вреден. Тогда этот акушер считался очень компетентным.
Венди рассеянно кивнула. Они специально это делают – мучают ее за то, что она была такой плохой женой их дорогому, идеальному сыну? Что им известно? Вероятно, все… они же здесь. Значит, в курсе событий.
– Где они? – Венди налила кофе из белого кофейника.
– Кто? – спросила Мардж.
«Ну будет тебе, – подумала Венди, взглянув на нее. – Ты не настолько стара. Ты знаешь кто».
– Шон и дети. – Она сделала глоток и обожглась. Мардж сосредоточенно наморщилась:
– Как это называется, Гарольд?
– В поло-клубе «Палм-Бич». – Гарольд избегал смотреть на Венди.
– Да, точно, – согласилась Мардж. – Говорят, он очень известный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114