Я купил клеймо у Юния Вера. И в том самом поединке, когда погиб Варрон, Вер заклеймил желание. А пожелал я, чтобы ты усыновил Бенита. Какая радость! Ты наверняка всю жизнь об этом мечтал. Хотел искупить свою вину, но боялся, что Бенит гордо отвергнет твои милости. Вот я и решил помочь вам примириться.
Пизон смотрел на старика с отвращением. Он всегда боялся этого типа, еще в те дни, когда волочился за его смазливой дочуркой.
— Ты истратил на свое желание деньги, что должен был заплатить Клодии? — прошипел Пизон, поворачиваясь к Бениту.
— А что если так? Ты меня убьешь? Или отдашь под суд? Ой, как я испугался! Ладно, не бойся, па-пашка, — Бенит зевнул вполне натурально, — на счет Руфина клеймо я заказал. А для усыновления дедушка нашел патрона. И знаешь, кто заплатил за исполнение моего и твоего желания — ведь это и твое самое горячее желание, не так ли? — Бенит подождал, чтобы Пизон кивнул в ответ. — Так вот — за это клеймо заплатил Элий.
Бенит высунул в восторге язык, наблюдая, как банкир пошатнулся при этом известии.
— Да здравствует мечта Империи, дорогой сынок! — захихикал старик.
— Дедуля все устроил! Молодец, дедуля! Он так натурально плакал на плече у этого идиота Элия! Сенатор тоже пустил слезу и выложил пять тысяч сестерциев из личных средств. Да здравствуют добродетельные идиоты, без них жизнь была бы совсем скучной! Знаешь, папашка, мне этот Элий даже чем-то симпатичен.
При этом заявлении лицо Пизона перекосилось.
— Ладно, ладно, когда стану императором, ты его прикончишь. Или отрежешь ему яйца — на твое усмотрение. Итак, наш план начал действовать, — заявил Бенит. — Сначала ты усыновишь меня, папашка. Видишь, как легко — стоит только пожелать, и человек на все согласен. А потом, когда стану императором, я эту халяву с желаниями отменю.
— Пойду соберу вещи, — сказал старик. — Мы переезжаем к тебе, сынок, — и он похлопал Пизона по плечу.
— Ты вне себя от радости, папашка! — Бенит хлопнул его по другому плечу.
«О боги, неужели я не сплю?» — в ужасе подумал Пизон.
— Ты ведь не можешь отказать мне, папашка, — ухмылялся ему в лицо Бенит. — А не то цензоры ненароком могут узнать, что именно ты посоветовал мне заказать то клеймо на счет Руфина, а сам поставил Клодию против Вера. Да еще подкупил Тутикана, чтобы тот не продавал клейм на эту игру. В этом случае Клодия не могла выиграть. Ловко сработано. Думаю, цензоры это оценят… Тебя занесут в гладиаторские книги навечно. К тому же Римские суды обожают конфисковывать имущество. Сокровища твоего банка пойдут на воспитание римских сирот. Воображаю, как бедные сироты разжиреют. А я останусь в стороне — раз ты меня не усыновишь. Ловко получается, да?
— Подонок… — прохрипел Пизон.
— Но я тебе нравлюсь, — самодовольно хмыкнул Бенит. — Не так ли, папашка? Ты в восторге от моих талантов!
Элий ограничился купанием в прохладном бассейне — в горячей парильне его порезы невыносимо саднили. Но он позволил бальнеатору вымыть себе голову душистым галльским мылом. Прекрасное мыло делают на парфюмерной фабрике Каров в Лютеции. Зато Вер попарился вволю, выбивая из своего организма остаток ядов, которые он сам добровольно ввел.
После купания молоденькая смуглая прислужница в полупрозрачной тунике принесла мужчинам серебряный кофейник с горячим черным кофе, вазочку с сухими бисквитами и фрукты.
— Все литераторы пьют кофе, — сказал Элий, пробуя черный дымящийся напиток. — Может, мы с тобой, Юний, тоже начнем сочинять, если будем пить кофе по утрам?
— Здешняя обстановка напоминает роскошь и порочность конца первого Тысячелетия, — проговорил Вер глядя на аппетитные загорелые бедра юной красавицы. — По-моему, Макрин прислал эту красотку сюда не случайно.
— По-моему, тоже.
— Ничего не выйдет! — смуглянка окинула гостей гневным взглядом. — Я сплю с хозяином, но не собираюсь делить ложе с кем-нибудь из вас!
— Вот скупердяй! Прислал одну на двоих! И притом свою собственную девочку. Надеюсь, за обедом он не предложит нам одно яйцо и одну грушу разделить вместе с хозяином.
Приятели рассмеялись, а служанка, изобразив на смуглом личике обиду, ушла. После нескольких глотков вина Вера нестерпимо потянуло в сон. Он видел, что и Элий постоянно клюет носом.
— Эй, Элий, не спи, мне нужен от тебя еще один ответ.
— Изволь. Я даю их по сотне в день во время приема избирателей моей трибы. Чего стоит один-единственный ответ на один-единственный вопрос?
— Ты в самом деле считаешь, что наркотик пробудил во мне подлинные воспоминания? Элий затряс головой, прогоняя сон.
— В Александрии люди, принимавшие подобный препарат, вспоминали даже час своего рождения, — язык его пьяно заплетался, хотя Элий выпил лишь чашку кофе.
— В этом сне я видел собственную мать. Не ту, что погибла во время войны. А другую, настоящую. И я даже не знаю, кто она. Ни ее имени, ни…
Юний Вер замолчал. Ибо в ту минуту вспомнил висящий на шее медальон со странным изображением.
— Нереида…— сказал он.
— Что?
— У нее был медальон с камеей из сардоникса. И на камее — Нереида. Я видел это абсолютно отчетливо, — сердце Вера опять отчаянно забилось.
— Насколько я помню, так называлось подразделение, в котором служила твоя мать. Приемная мать, — добавил Элий после паузы.
— И наш новый знакомый Курций… — усмехнулся Вер.
Но женщина из сна никак не походила на легионера. С каждой минутой Юний уверялся все больше, что видел во время галлюцинации свою настоящую мать. Она любила сына и отказалась от него. Она чего-то боялась… Но чего?
Дверь отворилась, и в комнату заглянул Макрин, но не вошел, остался у порога, странно улыбаясь.
— Подхалим лично пришел позвать нас на завтрак…— Вер вдруг заметил, что лицо Элия сделалось белым, как полотно, а на лбу мелким бисером выступили капли пота.
Элий замычал от боли и попытался встать с ложа, но согнулся пополам и рухнул на пол. Вер рванулся к Макрину. Комната поплыла перед глазами. Макрин неожиданно очутился сбоку и гнусно захихикал. Лицо сочинителя превратилось в подушку и, раздувшись, заслонило весь мир. А из этой подушки лезли наружу клочья голубого плотного тумана и застилали глаза. Гладиатор выхватил меч и рубанул наугад. Раздался звон разбитого стекла. Вер еще успел распороть подушку и разрубить пополам серебряную вазу вместе с фруктами и серебряный кофейник. И лишь после этого упал возле своего приятеля, обсыпанный пухом и облитый горячим кофе.
«Я умер и сейчас бреду по подземной галерее в Аид», — подумал Вер, открывая глаза.
Но к своему изумлению увидел, что никуда не идёт, а лежит на каменном полу, а над ним нависает низ: каменный потолок. Свет двух тусклых лампочек, забранных решеткой, лишь обозначал контуры предметов. Вер вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
Пизон смотрел на старика с отвращением. Он всегда боялся этого типа, еще в те дни, когда волочился за его смазливой дочуркой.
— Ты истратил на свое желание деньги, что должен был заплатить Клодии? — прошипел Пизон, поворачиваясь к Бениту.
— А что если так? Ты меня убьешь? Или отдашь под суд? Ой, как я испугался! Ладно, не бойся, па-пашка, — Бенит зевнул вполне натурально, — на счет Руфина клеймо я заказал. А для усыновления дедушка нашел патрона. И знаешь, кто заплатил за исполнение моего и твоего желания — ведь это и твое самое горячее желание, не так ли? — Бенит подождал, чтобы Пизон кивнул в ответ. — Так вот — за это клеймо заплатил Элий.
Бенит высунул в восторге язык, наблюдая, как банкир пошатнулся при этом известии.
— Да здравствует мечта Империи, дорогой сынок! — захихикал старик.
— Дедуля все устроил! Молодец, дедуля! Он так натурально плакал на плече у этого идиота Элия! Сенатор тоже пустил слезу и выложил пять тысяч сестерциев из личных средств. Да здравствуют добродетельные идиоты, без них жизнь была бы совсем скучной! Знаешь, папашка, мне этот Элий даже чем-то симпатичен.
При этом заявлении лицо Пизона перекосилось.
— Ладно, ладно, когда стану императором, ты его прикончишь. Или отрежешь ему яйца — на твое усмотрение. Итак, наш план начал действовать, — заявил Бенит. — Сначала ты усыновишь меня, папашка. Видишь, как легко — стоит только пожелать, и человек на все согласен. А потом, когда стану императором, я эту халяву с желаниями отменю.
— Пойду соберу вещи, — сказал старик. — Мы переезжаем к тебе, сынок, — и он похлопал Пизона по плечу.
— Ты вне себя от радости, папашка! — Бенит хлопнул его по другому плечу.
«О боги, неужели я не сплю?» — в ужасе подумал Пизон.
— Ты ведь не можешь отказать мне, папашка, — ухмылялся ему в лицо Бенит. — А не то цензоры ненароком могут узнать, что именно ты посоветовал мне заказать то клеймо на счет Руфина, а сам поставил Клодию против Вера. Да еще подкупил Тутикана, чтобы тот не продавал клейм на эту игру. В этом случае Клодия не могла выиграть. Ловко сработано. Думаю, цензоры это оценят… Тебя занесут в гладиаторские книги навечно. К тому же Римские суды обожают конфисковывать имущество. Сокровища твоего банка пойдут на воспитание римских сирот. Воображаю, как бедные сироты разжиреют. А я останусь в стороне — раз ты меня не усыновишь. Ловко получается, да?
— Подонок… — прохрипел Пизон.
— Но я тебе нравлюсь, — самодовольно хмыкнул Бенит. — Не так ли, папашка? Ты в восторге от моих талантов!
Элий ограничился купанием в прохладном бассейне — в горячей парильне его порезы невыносимо саднили. Но он позволил бальнеатору вымыть себе голову душистым галльским мылом. Прекрасное мыло делают на парфюмерной фабрике Каров в Лютеции. Зато Вер попарился вволю, выбивая из своего организма остаток ядов, которые он сам добровольно ввел.
После купания молоденькая смуглая прислужница в полупрозрачной тунике принесла мужчинам серебряный кофейник с горячим черным кофе, вазочку с сухими бисквитами и фрукты.
— Все литераторы пьют кофе, — сказал Элий, пробуя черный дымящийся напиток. — Может, мы с тобой, Юний, тоже начнем сочинять, если будем пить кофе по утрам?
— Здешняя обстановка напоминает роскошь и порочность конца первого Тысячелетия, — проговорил Вер глядя на аппетитные загорелые бедра юной красавицы. — По-моему, Макрин прислал эту красотку сюда не случайно.
— По-моему, тоже.
— Ничего не выйдет! — смуглянка окинула гостей гневным взглядом. — Я сплю с хозяином, но не собираюсь делить ложе с кем-нибудь из вас!
— Вот скупердяй! Прислал одну на двоих! И притом свою собственную девочку. Надеюсь, за обедом он не предложит нам одно яйцо и одну грушу разделить вместе с хозяином.
Приятели рассмеялись, а служанка, изобразив на смуглом личике обиду, ушла. После нескольких глотков вина Вера нестерпимо потянуло в сон. Он видел, что и Элий постоянно клюет носом.
— Эй, Элий, не спи, мне нужен от тебя еще один ответ.
— Изволь. Я даю их по сотне в день во время приема избирателей моей трибы. Чего стоит один-единственный ответ на один-единственный вопрос?
— Ты в самом деле считаешь, что наркотик пробудил во мне подлинные воспоминания? Элий затряс головой, прогоняя сон.
— В Александрии люди, принимавшие подобный препарат, вспоминали даже час своего рождения, — язык его пьяно заплетался, хотя Элий выпил лишь чашку кофе.
— В этом сне я видел собственную мать. Не ту, что погибла во время войны. А другую, настоящую. И я даже не знаю, кто она. Ни ее имени, ни…
Юний Вер замолчал. Ибо в ту минуту вспомнил висящий на шее медальон со странным изображением.
— Нереида…— сказал он.
— Что?
— У нее был медальон с камеей из сардоникса. И на камее — Нереида. Я видел это абсолютно отчетливо, — сердце Вера опять отчаянно забилось.
— Насколько я помню, так называлось подразделение, в котором служила твоя мать. Приемная мать, — добавил Элий после паузы.
— И наш новый знакомый Курций… — усмехнулся Вер.
Но женщина из сна никак не походила на легионера. С каждой минутой Юний уверялся все больше, что видел во время галлюцинации свою настоящую мать. Она любила сына и отказалась от него. Она чего-то боялась… Но чего?
Дверь отворилась, и в комнату заглянул Макрин, но не вошел, остался у порога, странно улыбаясь.
— Подхалим лично пришел позвать нас на завтрак…— Вер вдруг заметил, что лицо Элия сделалось белым, как полотно, а на лбу мелким бисером выступили капли пота.
Элий замычал от боли и попытался встать с ложа, но согнулся пополам и рухнул на пол. Вер рванулся к Макрину. Комната поплыла перед глазами. Макрин неожиданно очутился сбоку и гнусно захихикал. Лицо сочинителя превратилось в подушку и, раздувшись, заслонило весь мир. А из этой подушки лезли наружу клочья голубого плотного тумана и застилали глаза. Гладиатор выхватил меч и рубанул наугад. Раздался звон разбитого стекла. Вер еще успел распороть подушку и разрубить пополам серебряную вазу вместе с фруктами и серебряный кофейник. И лишь после этого упал возле своего приятеля, обсыпанный пухом и облитый горячим кофе.
«Я умер и сейчас бреду по подземной галерее в Аид», — подумал Вер, открывая глаза.
Но к своему изумлению увидел, что никуда не идёт, а лежит на каменном полу, а над ним нависает низ: каменный потолок. Свет двух тусклых лампочек, забранных решеткой, лишь обозначал контуры предметов. Вер вскочил на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109