А они точно не знают? — Он выразительно поднял глаза к небу.
— Наши приборы работают день и ночь. Для них это всего лишь старый стадион. Люди примитивны, все на что они способны, это украсть огонь у богов и тупо разжигать день изо дня примитивный костер. Богам никогда не придет в голову подозревать в том, что сделал я, обитателей Земли. Пока Олимпийцы вдыхают ароматы жертвоприношений, мы можем заняться более важными делами.
Гость самодовольно захихикал, но император не спешил ему вторить.
— Если боги так жестоко покарали Прометея за кражу простого огня, то что они сделают с нами, а, Трион?
— Я у них ничего не крал, — заявил президент Физической академии. — Я все придумал сам. А когда у Рима появится новое оружие, мы будем говорить с богами на равных. И наконец станем свободными. Сбудется мечта Империи.
— Не будем забегать вперед. Боги не любят тех, кто торопится. Я, конечно, не так велик, как Юлий Цезарь, но я кое-что знаю о мечте Империи.
Ученый понял, что время его аудиенции истекло, и поднялся.
— Сегодня день новой эры, — сказал Трион. — А людям кажется, что не произошло ничего примечательного.
— Да, ничего примечательного, — кивнул Руфин, — если не считать недоразумения с Вером. И нападения на сенатора Элия. Мой милый родственничек опять во что-то ввязался. Я начинаю подозревать, что он немного не в себе. Что вполне естественно для человека, перенесшего тяжелую травму и клиническую смерть.
Трион энергично затряс головой:
— Как же! Элий спятил? Ну нет, нам не может так повезти. Сенатор наверняка о чем-то догадывается. Он уже запрашивал финансовые отчеты академии.
Теперь хочет создать комиссию для проверки. Я заказал кое-кому в печати статьи с призывами не скупиться на научные расходы.
— Элия не убедят какие-то статьи в вестниках. Не забывай, он провел в Афинской академии пять лет.
— И еще три в Александрии. Но при" этом продолжает мыслить примитивно. Он может нам помешать. Хорошо бы…
— Будь с ним настороже, — Руфин не дал Триону договорить.
— Ладно, Август, разбирайся с Элием сам, — милостиво решил Трион. — А я буду заниматься своим делом.
Когда академик ушел, император вновь принялся рассматривать карту. И вновь подумал, как лживо то, что выдрано из единого целого. На карте Рим могущественен и окружен союзниками. Единственно, в преданности Месопотамии можно порой усомниться. Но это не так и важно, если практически ты владеешь всей Европой. Могущественные банки управляют ее экономикой, самые лучшие легионы охраняют ее границы. Но если взглянуть на стеклянный хрупкий глобус из синего стекла, то тут же окажется, что Рим бесконечно одинок. Ибо восток бурлит, переполненный готовыми хлынуть на завоевания народами, а север настороженно враждебен. Юг же совершенно отстранен. И при этом Рим является хранителем двухтысячелетней культуры, впитав в себя десятки, а может, и сотни культур, сплавив их в единое целое. Но это не добавляет ему твердости в схватке с остальным миром. Зато порождает зависть. Богатство Рима кружит головы слишком многим.
Руфин почувствовал, как противный холод сдавливает его сердце. Он должен сохранить Рим, чего бы это ни стоило. На богов уповать не стоит. Боги капризны. Они в любой момент могут передумать. Наверняка Элий привел бы по этому поводу цитату из Марка Аврелия. И Руфин даже знал, какая подошла бы:
«Боги или безвластны, или же властны».
Едва Трион покинул таблин императора, как блик света, казавшийся отсветом уличного фонаря, скользнул по стене и устремился вслед за физиком, разгораясь все сильнее и приобретая отчетливое платиновое свечение. Трион обернулся.
— Как ты очутился здесь? — спросил он и в ту же секунду вспомнил, что оставил прибор в таблине императора.
— Наконец-то я могу беспрепятственно с тобой поговорить, — раздался голос, и платиновый блик на стене приобрел очертания человеческой фигуры. Платиновые глаза смотрели на академика, платиновые губы улыбались, но отнюдь не дружелюбно. — Хочу заключить с тобой договор. Простенький такой дого-ворчик. Я не сообщаю богам о твоих опасных проделках, а ты, Трион, хитроумный, как Улисс, передаешь мне одно из своих изобретений. Ведь я — твой гений и имею право на твои придумки. Разве не так? Ты умен, но я-то еще умнее.
Трион надменно фыркнул:
— Умнее меня ты быть не можешь!
— Не будем спорить, — уступил платиновый собеседник, хотя это и далось ему непросто — во все стороны посыпались искры холодного огня. — Подари мне свое изобретение. И я больше не буду тебе докучать. Слово гения.
— Ты не сможешь его взять, как бы ни старался… — гордо объявил академик.
Платиновый собеседник Триона рассмеялся.
— Ты неправильно понял. Ты пошлешь своего помощника туда, куда я укажу, и оставишь там то, что я попрошу. Мне не нужно все. Мне нужна малость. Договорились?
Трион раздумывал мгновение. Каков наглец! Как истинный покровитель, хочет воспользоваться изобретением своего подопечного. Пусть попробует! Гений что-то задумал. Но Триону все рано, чем занят его гений. Потому что в ближайшем будущем это не будет иметь ровно никакого значения. Главное, чтобы сейчас Триону никто не помешал. Он согласится на любые условия, лишь бы выиграть время. А потом человек будет править миром, не обращая внимания ни на богов, ни на гениев. И этим человеком будет Трион.
— Так мы договорились? — настаивал гений.
— Да! Да! Да! — выкрикнул Трион. — Только оставь меня в покое.
В ответ послышался смех, платиновый зигзаг мет-нулся к окну, скользнул сквозь золоченый узор решетки и исчез.
Глава 4
Четвертый день Аполлоновых игр
Перерыв в гладиаторских поединках в Колизее
«По заявлению Префекта вигилов до сих пор так и не удалось установить, кто напал на гостей Гесида. Во время нападения был ранен молодой поэт Кумий. Эксперты, пожелавшие остаться неназванными, считают это покушением на сенатора Элия и связывают его с попыткой сенатора создать комиссию по расследованию деятельности Физической академии. Академик Трион назвал это предположение бредовым».
«Город Нишапур, основанный царем из династии Сасанидов, Шапуром 1, в честь которого и получил свое название, сожжен монголами дотла. Куда дальше двинутся варвары, уничтожившие сначала империю Цзинь, потом Хорезм и наконец обрушившие жестокие удары на Персию?» «По заявлению второго консула, никаких обращений со стороны Персидского правительства в адрес Великого Рима не поступало». «Царь Месопотамии Эрудий полагает, что его стране пока ничто не угрожает».
«Акта диурна». 7 день до Ид июля <9 июля>
Восходящее солнце заглядывало в окна казармы вигилов, отбрасывая на пол крестообразные тени. Мебель в таблине центуриона ночной стражи украшали резные волчьи морды — они скалили зубы на ножках стульев и стола, с подставки лампы и со створок шкафа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
— Наши приборы работают день и ночь. Для них это всего лишь старый стадион. Люди примитивны, все на что они способны, это украсть огонь у богов и тупо разжигать день изо дня примитивный костер. Богам никогда не придет в голову подозревать в том, что сделал я, обитателей Земли. Пока Олимпийцы вдыхают ароматы жертвоприношений, мы можем заняться более важными делами.
Гость самодовольно захихикал, но император не спешил ему вторить.
— Если боги так жестоко покарали Прометея за кражу простого огня, то что они сделают с нами, а, Трион?
— Я у них ничего не крал, — заявил президент Физической академии. — Я все придумал сам. А когда у Рима появится новое оружие, мы будем говорить с богами на равных. И наконец станем свободными. Сбудется мечта Империи.
— Не будем забегать вперед. Боги не любят тех, кто торопится. Я, конечно, не так велик, как Юлий Цезарь, но я кое-что знаю о мечте Империи.
Ученый понял, что время его аудиенции истекло, и поднялся.
— Сегодня день новой эры, — сказал Трион. — А людям кажется, что не произошло ничего примечательного.
— Да, ничего примечательного, — кивнул Руфин, — если не считать недоразумения с Вером. И нападения на сенатора Элия. Мой милый родственничек опять во что-то ввязался. Я начинаю подозревать, что он немного не в себе. Что вполне естественно для человека, перенесшего тяжелую травму и клиническую смерть.
Трион энергично затряс головой:
— Как же! Элий спятил? Ну нет, нам не может так повезти. Сенатор наверняка о чем-то догадывается. Он уже запрашивал финансовые отчеты академии.
Теперь хочет создать комиссию для проверки. Я заказал кое-кому в печати статьи с призывами не скупиться на научные расходы.
— Элия не убедят какие-то статьи в вестниках. Не забывай, он провел в Афинской академии пять лет.
— И еще три в Александрии. Но при" этом продолжает мыслить примитивно. Он может нам помешать. Хорошо бы…
— Будь с ним настороже, — Руфин не дал Триону договорить.
— Ладно, Август, разбирайся с Элием сам, — милостиво решил Трион. — А я буду заниматься своим делом.
Когда академик ушел, император вновь принялся рассматривать карту. И вновь подумал, как лживо то, что выдрано из единого целого. На карте Рим могущественен и окружен союзниками. Единственно, в преданности Месопотамии можно порой усомниться. Но это не так и важно, если практически ты владеешь всей Европой. Могущественные банки управляют ее экономикой, самые лучшие легионы охраняют ее границы. Но если взглянуть на стеклянный хрупкий глобус из синего стекла, то тут же окажется, что Рим бесконечно одинок. Ибо восток бурлит, переполненный готовыми хлынуть на завоевания народами, а север настороженно враждебен. Юг же совершенно отстранен. И при этом Рим является хранителем двухтысячелетней культуры, впитав в себя десятки, а может, и сотни культур, сплавив их в единое целое. Но это не добавляет ему твердости в схватке с остальным миром. Зато порождает зависть. Богатство Рима кружит головы слишком многим.
Руфин почувствовал, как противный холод сдавливает его сердце. Он должен сохранить Рим, чего бы это ни стоило. На богов уповать не стоит. Боги капризны. Они в любой момент могут передумать. Наверняка Элий привел бы по этому поводу цитату из Марка Аврелия. И Руфин даже знал, какая подошла бы:
«Боги или безвластны, или же властны».
Едва Трион покинул таблин императора, как блик света, казавшийся отсветом уличного фонаря, скользнул по стене и устремился вслед за физиком, разгораясь все сильнее и приобретая отчетливое платиновое свечение. Трион обернулся.
— Как ты очутился здесь? — спросил он и в ту же секунду вспомнил, что оставил прибор в таблине императора.
— Наконец-то я могу беспрепятственно с тобой поговорить, — раздался голос, и платиновый блик на стене приобрел очертания человеческой фигуры. Платиновые глаза смотрели на академика, платиновые губы улыбались, но отнюдь не дружелюбно. — Хочу заключить с тобой договор. Простенький такой дого-ворчик. Я не сообщаю богам о твоих опасных проделках, а ты, Трион, хитроумный, как Улисс, передаешь мне одно из своих изобретений. Ведь я — твой гений и имею право на твои придумки. Разве не так? Ты умен, но я-то еще умнее.
Трион надменно фыркнул:
— Умнее меня ты быть не можешь!
— Не будем спорить, — уступил платиновый собеседник, хотя это и далось ему непросто — во все стороны посыпались искры холодного огня. — Подари мне свое изобретение. И я больше не буду тебе докучать. Слово гения.
— Ты не сможешь его взять, как бы ни старался… — гордо объявил академик.
Платиновый собеседник Триона рассмеялся.
— Ты неправильно понял. Ты пошлешь своего помощника туда, куда я укажу, и оставишь там то, что я попрошу. Мне не нужно все. Мне нужна малость. Договорились?
Трион раздумывал мгновение. Каков наглец! Как истинный покровитель, хочет воспользоваться изобретением своего подопечного. Пусть попробует! Гений что-то задумал. Но Триону все рано, чем занят его гений. Потому что в ближайшем будущем это не будет иметь ровно никакого значения. Главное, чтобы сейчас Триону никто не помешал. Он согласится на любые условия, лишь бы выиграть время. А потом человек будет править миром, не обращая внимания ни на богов, ни на гениев. И этим человеком будет Трион.
— Так мы договорились? — настаивал гений.
— Да! Да! Да! — выкрикнул Трион. — Только оставь меня в покое.
В ответ послышался смех, платиновый зигзаг мет-нулся к окну, скользнул сквозь золоченый узор решетки и исчез.
Глава 4
Четвертый день Аполлоновых игр
Перерыв в гладиаторских поединках в Колизее
«По заявлению Префекта вигилов до сих пор так и не удалось установить, кто напал на гостей Гесида. Во время нападения был ранен молодой поэт Кумий. Эксперты, пожелавшие остаться неназванными, считают это покушением на сенатора Элия и связывают его с попыткой сенатора создать комиссию по расследованию деятельности Физической академии. Академик Трион назвал это предположение бредовым».
«Город Нишапур, основанный царем из династии Сасанидов, Шапуром 1, в честь которого и получил свое название, сожжен монголами дотла. Куда дальше двинутся варвары, уничтожившие сначала империю Цзинь, потом Хорезм и наконец обрушившие жестокие удары на Персию?» «По заявлению второго консула, никаких обращений со стороны Персидского правительства в адрес Великого Рима не поступало». «Царь Месопотамии Эрудий полагает, что его стране пока ничто не угрожает».
«Акта диурна». 7 день до Ид июля <9 июля>
Восходящее солнце заглядывало в окна казармы вигилов, отбрасывая на пол крестообразные тени. Мебель в таблине центуриона ночной стражи украшали резные волчьи морды — они скалили зубы на ножках стульев и стола, с подставки лампы и со створок шкафа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109