— А может, лучше отказаться? — спросил Вер. — Да, мы преуспели в чудесах. Одно из тысячи таких дел, какие выигрывают гладиаторы, может решиться положительно в обычной жизни. Вместо одного шанса из тысячи мы получаем один из двух. Но что-то в этом случае мы теряем…
Они уже подошли к храму. Возле одной из мраморных Муз Праксителя стояла молодая женщина в двуцветной тунике. Глаза ее распухли от слез, на щеках потеками расплылась краска. Ее лицо показалось Веру знакомым… Он лихорадочно пытался вспомнить, но что-то мешало…
— Юний Вер? — спросила женщина. Вер кивнул. Тогда она шагнула к нему и плюнула в лицо.
— Я — невеста Варрона, — объявила она. Юний Вер медленно стер тыльной стороной ладони слюну. Потом повернулся и зашагал назад. Элий догнал его лишь у ворот Большой школы.
— Ты не будешь приносить искупительную жертву? — спросил сенатор.
— По-моему, жертва уже принесена. Разве не так? — Вер вновь вытер щеку.
В этот раз у входа в гостиницу Вера поджидала толпа репортеров. Они накинулись на гладиатора, как стая воронья, и размахивали руками, щелкали фотоаппаратами и орали почти до самых дверей, пока Вер не скрылся в атрии. После орущих репортеров служители гостиницы показались немыми. Они лишь бросали быстрые взгляды на знаменитого гладиатора и тут же отводили глаза. Вокруг него сразу же образовалось свободное пространство. Пустота, чем-то схожая с пустотой арены, ждущей, когда будет нанесен первый удар и брызнет кровь. Вер подумал о крови как о чем-то само собой разумеющемся. Арена жаждет крови. Ее рот пересох от слишком долгого воздержания.
Почему он не может прийти в отчаяние?! Схватить вазу с цветами и швырнуть ее в репортера. Или дать по морде служителю отеля за то, что тот лицемерно опускает глаза долу? Он бы, Вер, желал, чтобы его разум помутился от горя, как это бывает с другими. Он хотел бы расплакаться, как ребенок, и сыпать проклятиями, как каторжник. Он бы хотел, чтобы его голос дрожал, а горло пересыхало. Можно ли этому научиться?
— Тебя ждут, — сказал служитель, протягивая Веру ключи, и кивнул в сторону перистиля.
Юний Вер вышел в сад. На покрытом бледно-голубым бархатом ложе в тени пальмы развалился Тутикан. Мерно журчала вода в бассейне, выливаясь из открытой пасти мраморного дельфина. Мраморные нимфы с округлыми бедрами и маленькими детскими грудями резвились в воде.
Тутикан держал в руках пустую чашу — к приходу Вера он успел уже изрядно набраться.
— У нас провал… ужасный провал…— пробормотал он, икая. — Ни одного договора на завтра. Такого еще не бывало. Ни с кем. Помню, когда Монстр убивал, к нему заказчики мчались со всех ног. Его клейма шли нарасхват. А у тебя — ничего. Так и разориться недолго!
«Я не Максим Монстр», — хотел сказать Юний Вер, но сдержался.
— Невероятно! Нет заявок даже из «Тайфуна»? Они всегда предлагают что-нибудь немыслимое, сводя цензоров с ума.
— Ни одной заявки от «формулировщиков», — поспешно ответил Тутикан и, кажется, немного протрезвел.
— Неужели? «Мечта Кайроса» и «Улыбка Фавна» — все молчат?
— Возьми клеймо для себя — надо же завтра хоть за что-нибудь драться. — Тутикан вновь поднес чашу к губам и только теперь заметил, что она пуста.
— У меня нет желаний.
— Неужто? Как печально — человек без желаний… Ну так загадай что-нибудь для своих друзей, или для любовницы, или… Не все ли равно для кого. Какое-нибудь простенькое желание. Победа сама приплывет тебе в руки. Одно-единственное клеймо. Какая прелесть!
На секунду Вер задумался.
— Хорошо, я возьму клеймо для Элия и загадаю желание вместо него.
— В первый раз слышу о подобном. Это похоже на групповой разврат.
«Надо поскорее сделаться пошляком, — подумал Юний Вер. — Порой пошлость сходит за мудрость».
Меркурий смотрел на Юпитера, пока тот расхаживал по просторному залу Небесного дворца, то садился на свой золотой трон, то вновь начинал шагать.
«Шаги старика», — отметил про себя Меркурий.
Сандалии Юпитера шаркали по белым светящимся плиткам, как сандалии старого путника, исходившего тысячи дорог. Повелитель богов был огромен, его голова с фивой темных, густо забеленных сединою кудрей напоминала голову стареющего льва. Но несмотря на массивность, он казался уже не могучим, а просто тучным. Его широченные плечи были по-прежнему крепкими плечами атлета. Зато огромное брюхо, выпиравшее над белой драпировкой, говорило об ожирении и о пристрастии к амброзии, а отнюдь не о силе.
— Послушай, сынок, — Юпитер кашлянул и хмуро посмотрел на сидящего в плетеном кресле молодого бога.
Впрочем, какой он молодой — лицо чисто выбрито, волосы кучерявятся, но вокруг глаз тонкие лапки морщинок. И рот так хитро изогнут, что сразу выдает возраст.
— Так вот… Разве ты забыл, что мы не вторгаемся на территорию Одина или Перуна. Нам принадлежат Рим и его союзники — и только.
— О, разумеется, доминус, — Меркурий послушно склонил голову.
— Так почему же тогда ты основал в Бирке торговый дом «Гермес и сыновья» и принялся торговать акциями направо и налево, каждый день самовольно поднимая курс?
— Все дело в том, что у викингов нет подлинного свободного рынка, и потому…
— И потому ты построил финансовую пирамиду, присвоил деньги и удрал, оставив сотню тысяч клиентов с квитанциями, которые теперь не стоят и асса.
— Они сами виноваты. Принялись выяснять, велики ли у меня капиталы, устроили панику, и мое предприятие рухнуло.
— А что мы будем делать, если Один узнает о твоем участии в этом деле?
Меркурий хитро ухмыльнулся.
— Ну, это как раз невозможно. Все бумаги зарегистрированы на имя некоего Мария из Петры. А денежки лежат в банке Пизона.
— Надеюсь, ты когда-нибудь поплатишься за свое надувательство, — предрек Юпитер. — А сейчас займись чем-нибудь полезным.
— Я как раз собирался обсудить один вопрос, отец! — с преувеличенным рвением воскликнул Меркурий. — Есть подозрительное дельце…
— Еще одна дутая компания? — нахмурился Юпитер.
— О нет! Всего лишь руда, которую привозят из Конго в Массилию. Ее привозили и раньше. Обычно ее используют в керамической промышленности. Но теперь ее стало что-то очень много…
— Ну так займись этим делом!
Меркурий бросился вон из залы. Две юные девушки в коротеньких розовых туниках отскочили в сторону и кокетливо хихикнули. Кто это? Очередные дочки стареющего Юпитера? Или его очередные любовницы? Давно уже Меркурий не узнавал в лицо всех обитателей дворца. С каждый годом их становилось все больше, и молодежь — уже подлинная молодежь, распространявшая не только запах амброзии, но и запах табака и морфия, — занималась своими собственными делишками в бесконечных комнатах и коридорах, заставляя Вулкана воздвигать все новые и новые покои для богов, их любовников и любовниц, собачек и детей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109