И только с неподвижной четкостью выглядывал из-под этой простыни
кусок зеленоватой, острой, судорожно вытянутой руки.
- А теперь он прапорщик...
Передвигаясь ощупью по стене, Шахов приблизился к двери, откинул крю-
чок и вытянулся тут же в тени, стараясь тянуться все выше и выше, подни-
маясь на носки, крепко прижимая к телу вздрагивающие руки.
И теперь только он сообразил, что нужно было встать не здесь, а с
другой стороны двери, нужно, чтобы когда этот человек, который поет там,
в коридоре, чтобы, когда он войдет, дверь, распахнувшись, закрыла его,
Шахова.
Но было уже поздно: голос все приближался, становился все громче и
громче, шаги отдавались все ближе, уже здесь в чуланчике слышно было,
как кто-то шарит руками и подходит к двери и по двери шарит руками...
- Нужно тянуться, выше, выше тянуться, нужно крепко прижимать руки,
нужно...
- А теперь он прапорщик, ваше благородие.
- Это она... та... та женщина!
Приподнимая ногу и не решаясь опустить ее (такой упругой она ему ка-
залась), Шахов сделал наконец один шаг за спиной женщины и вдруг неслыш-
но и легко выскользнул из комнаты.
Уже в коридоре он услышал ленивый голос:
- Раньше был он дворник, звали Ипатом,
А теперь его зовут нашим депутатом!
VI
"Только бы мост, мост перейти, а там никто... А там никого нет, уйду,
уйду, не заметят. Нет, не бежать, итти спокойно как-будто просто так
иду, как-будто ничего не случилось"...
На Конногвардейском он остановился и долго закуривал, защищая ладонью
дрожащий огонек спички.
Вокруг было пусто; по замерзшему помету прыгали похудевшие воробьи;
ворон, потерявший, должно быть, подругу, ковылял по боковой дорожке
бульвара, засыпанной почерневшими листьями.
Шахов швырнул в него сухой веткой, он сурово оглянулся и, растопырив
крыло, пошел прочь.
Блуждая по сторонам глазами и растерянно потирая лоб, Шахов сделал
еще несколько шагов и снова остановился. Какой-то солдат, с мешком в од-
ной руки и винтовкой в другой, прошел мимо него, где-то гулко выстрели-
ли, гнусавая женщина окликнула его раз, другой, третий, - а он все стоял
неподвижно, как человек, внезапно забывший все: и откуда пришел, и куда
идет, и как зовут, и для чего он стоит здесь, на бульваре, поглаживая
лоб рукой и блуждая растерянными глазами.
Он очнулся, наконец, от мучительной боли в висках: все лицо его ломи-
ло, правый глаз был как бы вставлен в раскаленную круглую рамку.
"Невралгия, что ли?", - смутно подумал он и, покачиваясь, пошел
дальше.
Теперь только он заметил, что руки у него запачканы сажей и обожжены,
- и это вдруг огорчило его чрезвычайно.
- Когда ж это я? Ах да, должно быть, когда за лампу схватился.
Он долго царапал ногтем слегка блестевшую от ожога кожу, потом неожи-
данно забыл об этом и, засунув руки в обшлага шинели, быстро пошел по
направлению к Сенатской площади.
Пройдя той же озабоченной и торопливой походкой весь Александровский
сад, он уселся на скамейку против бюста Жуковского (старенький военный в
генеральской шинели с любопытством посмотрел на него и предупредительно
отодвинулся на край скамейки) и с бессмысленным вниманием принялся изу-
чать изречение, золотыми буквами высеченное на пьедестале.
От этого занятия он был оторван стареньким военным, который неожидан-
но и очень громко запел общеизвестный боевой марш; он пел, бодро притоп-
тывая ногой, и, казалось, непременно хотел обратить на себя внимание со-
седа.
- Нет, теперь какие же дипломаты, - заговорил он, бросая петь и под-
вигаясь к Шахову ближе, - теперь дипломаты не могут того делать, что мы,
старая гвардия делали! Например, газетное дело. Падает с каждым днем!
Помилуйте, теперь, чтобы провести закон никакой поддержки печати не нуж-
но. Ну что там эсэры! Он думает, что он - эсэр, так мужик тут же и поне-
сет ему свои капиталы. Шалишь, братец, шалишь!
Старичок приблизился еще ближе и дружески взмахнул огромной мохнатой
бровью.
- Я, знаете ли, считаю, что все дело в путанице министерств. Все эти
неурядицы главным образом из за того, что одно министерство занялось де-
лами другого; скажем, министерство по иностранным делам стало руководить
торговлей и промышленностью, а департаменту полиции почему-то поручили
просвещение и иностранные дела; разумеется, произошли пустяки какие-то,
путаница.
- Я знаю, что тут может помочь (старичок сердито запахнул шинель и
уставился прямо в лицо Шахову тускловатыми, голубыми глазами). Сокраще-
ние! Сокращать, сокращать, сокращать, пока в министерствах не останется
ни одного человека. Потом снова начать набирать и на этот раз уже по
своей специальности.
- Это очень остроумно, - серьезно сказал Шахов.
Старичок обрадованно засмеялся и схватил его за пуговицу.
- И, ведь, для этого нужны самые незначительные суммы - какие-нибудь
полторы-две тысячи, чтобы прокормить чиновников в течение этих двух
дней, пока они будут сидеть дома и не ходить на службу. Тут может поме-
шать только одно - беременность. Вы заметили, как много совершенно сво-
бодных беременных женщин открыто бродит по городу? Среди них масса чи-
новниц; они раздражительны и вероятнейшим образом будут протестовать.
- Да, да, да, - сказал Шахов, внимательно разглядывая крошечный носик
и сизые усы военного.
Военный вдруг поманил его и загадочно моргнул глазами.
- А вы заметили, - сказал он шопотом, - что тут все дело в беремен-
ности? Я сам был свидетелем: всю революцию устроили исключительно бере-
менные женщины. Им нельзя было не уступить, потому что они могут тут же
выкинуть. Вы были тогда, в феврале, здесь, в Петрограде? Сплошь беремен-
ные, сплошь, и у каждой огромная красная тряпка, набитая на швабру. Они
шли и трясли своими животами, и показывали на них пальцами, и били кула-
ками, как в барабаны. Что тут могла поделать полиция? При первом же зал-
пе они бы все сразу и выкинули как по команде! Ну, и пришлось уступить!
Шахову вдруг стало страшно, он присмотрелся к тускловатым, бегающим
глазам военного и отодвинулся от него.
- Это было устроено со знанием дела, - горячим шопотом продолжал во-
енный, - за восемь месяцев перед этим рабочие под влиянием иноземцев все
разом соединились со своими женами. Таким образом было достигнуто пол-
нейшее единообразие демонстрации... А отсюда один шаг до путаницы минис-
терств!
Шахов внезапно вскочил и бросился бежать от военного; он бежал, не
оглядываясь, неловко взмахивая руками.
На Мойке, у Красного моста он остановился и с перекошенным лицом при-
нялся обшаривать карманы.
- Боже мой, ведь я же его там обронил, у него, в номере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
кусок зеленоватой, острой, судорожно вытянутой руки.
- А теперь он прапорщик...
Передвигаясь ощупью по стене, Шахов приблизился к двери, откинул крю-
чок и вытянулся тут же в тени, стараясь тянуться все выше и выше, подни-
маясь на носки, крепко прижимая к телу вздрагивающие руки.
И теперь только он сообразил, что нужно было встать не здесь, а с
другой стороны двери, нужно, чтобы когда этот человек, который поет там,
в коридоре, чтобы, когда он войдет, дверь, распахнувшись, закрыла его,
Шахова.
Но было уже поздно: голос все приближался, становился все громче и
громче, шаги отдавались все ближе, уже здесь в чуланчике слышно было,
как кто-то шарит руками и подходит к двери и по двери шарит руками...
- Нужно тянуться, выше, выше тянуться, нужно крепко прижимать руки,
нужно...
- А теперь он прапорщик, ваше благородие.
- Это она... та... та женщина!
Приподнимая ногу и не решаясь опустить ее (такой упругой она ему ка-
залась), Шахов сделал наконец один шаг за спиной женщины и вдруг неслыш-
но и легко выскользнул из комнаты.
Уже в коридоре он услышал ленивый голос:
- Раньше был он дворник, звали Ипатом,
А теперь его зовут нашим депутатом!
VI
"Только бы мост, мост перейти, а там никто... А там никого нет, уйду,
уйду, не заметят. Нет, не бежать, итти спокойно как-будто просто так
иду, как-будто ничего не случилось"...
На Конногвардейском он остановился и долго закуривал, защищая ладонью
дрожащий огонек спички.
Вокруг было пусто; по замерзшему помету прыгали похудевшие воробьи;
ворон, потерявший, должно быть, подругу, ковылял по боковой дорожке
бульвара, засыпанной почерневшими листьями.
Шахов швырнул в него сухой веткой, он сурово оглянулся и, растопырив
крыло, пошел прочь.
Блуждая по сторонам глазами и растерянно потирая лоб, Шахов сделал
еще несколько шагов и снова остановился. Какой-то солдат, с мешком в од-
ной руки и винтовкой в другой, прошел мимо него, где-то гулко выстрели-
ли, гнусавая женщина окликнула его раз, другой, третий, - а он все стоял
неподвижно, как человек, внезапно забывший все: и откуда пришел, и куда
идет, и как зовут, и для чего он стоит здесь, на бульваре, поглаживая
лоб рукой и блуждая растерянными глазами.
Он очнулся, наконец, от мучительной боли в висках: все лицо его ломи-
ло, правый глаз был как бы вставлен в раскаленную круглую рамку.
"Невралгия, что ли?", - смутно подумал он и, покачиваясь, пошел
дальше.
Теперь только он заметил, что руки у него запачканы сажей и обожжены,
- и это вдруг огорчило его чрезвычайно.
- Когда ж это я? Ах да, должно быть, когда за лампу схватился.
Он долго царапал ногтем слегка блестевшую от ожога кожу, потом неожи-
данно забыл об этом и, засунув руки в обшлага шинели, быстро пошел по
направлению к Сенатской площади.
Пройдя той же озабоченной и торопливой походкой весь Александровский
сад, он уселся на скамейку против бюста Жуковского (старенький военный в
генеральской шинели с любопытством посмотрел на него и предупредительно
отодвинулся на край скамейки) и с бессмысленным вниманием принялся изу-
чать изречение, золотыми буквами высеченное на пьедестале.
От этого занятия он был оторван стареньким военным, который неожидан-
но и очень громко запел общеизвестный боевой марш; он пел, бодро притоп-
тывая ногой, и, казалось, непременно хотел обратить на себя внимание со-
седа.
- Нет, теперь какие же дипломаты, - заговорил он, бросая петь и под-
вигаясь к Шахову ближе, - теперь дипломаты не могут того делать, что мы,
старая гвардия делали! Например, газетное дело. Падает с каждым днем!
Помилуйте, теперь, чтобы провести закон никакой поддержки печати не нуж-
но. Ну что там эсэры! Он думает, что он - эсэр, так мужик тут же и поне-
сет ему свои капиталы. Шалишь, братец, шалишь!
Старичок приблизился еще ближе и дружески взмахнул огромной мохнатой
бровью.
- Я, знаете ли, считаю, что все дело в путанице министерств. Все эти
неурядицы главным образом из за того, что одно министерство занялось де-
лами другого; скажем, министерство по иностранным делам стало руководить
торговлей и промышленностью, а департаменту полиции почему-то поручили
просвещение и иностранные дела; разумеется, произошли пустяки какие-то,
путаница.
- Я знаю, что тут может помочь (старичок сердито запахнул шинель и
уставился прямо в лицо Шахову тускловатыми, голубыми глазами). Сокраще-
ние! Сокращать, сокращать, сокращать, пока в министерствах не останется
ни одного человека. Потом снова начать набирать и на этот раз уже по
своей специальности.
- Это очень остроумно, - серьезно сказал Шахов.
Старичок обрадованно засмеялся и схватил его за пуговицу.
- И, ведь, для этого нужны самые незначительные суммы - какие-нибудь
полторы-две тысячи, чтобы прокормить чиновников в течение этих двух
дней, пока они будут сидеть дома и не ходить на службу. Тут может поме-
шать только одно - беременность. Вы заметили, как много совершенно сво-
бодных беременных женщин открыто бродит по городу? Среди них масса чи-
новниц; они раздражительны и вероятнейшим образом будут протестовать.
- Да, да, да, - сказал Шахов, внимательно разглядывая крошечный носик
и сизые усы военного.
Военный вдруг поманил его и загадочно моргнул глазами.
- А вы заметили, - сказал он шопотом, - что тут все дело в беремен-
ности? Я сам был свидетелем: всю революцию устроили исключительно бере-
менные женщины. Им нельзя было не уступить, потому что они могут тут же
выкинуть. Вы были тогда, в феврале, здесь, в Петрограде? Сплошь беремен-
ные, сплошь, и у каждой огромная красная тряпка, набитая на швабру. Они
шли и трясли своими животами, и показывали на них пальцами, и били кула-
ками, как в барабаны. Что тут могла поделать полиция? При первом же зал-
пе они бы все сразу и выкинули как по команде! Ну, и пришлось уступить!
Шахову вдруг стало страшно, он присмотрелся к тускловатым, бегающим
глазам военного и отодвинулся от него.
- Это было устроено со знанием дела, - горячим шопотом продолжал во-
енный, - за восемь месяцев перед этим рабочие под влиянием иноземцев все
разом соединились со своими женами. Таким образом было достигнуто пол-
нейшее единообразие демонстрации... А отсюда один шаг до путаницы минис-
терств!
Шахов внезапно вскочил и бросился бежать от военного; он бежал, не
оглядываясь, неловко взмахивая руками.
На Мойке, у Красного моста он остановился и с перекошенным лицом при-
нялся обшаривать карманы.
- Боже мой, ведь я же его там обронил, у него, в номере.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44