Он родился под знаком Сатурна в созвездии Овна. «Он несчастный человек, — писала Джейн матери, почитая за благо не вдаваться в излишние подробности. — У него нет ни семьи, ни друзей, и даже никакого домашнего животного; был, он мне рассказывал, когда-то попугай, да клюнул его. Я молюсь за его душу, но не особенно-то верю, что это поможет».
Джейн удивительно писала письма, и мать ей за это была благодарна. Всякий раз, как выдавалась в плавании свободная минута, она садилась и писала хорошее длинное письмо матери, либо же иногда Дяде Фреду, как они его называли. Своих мыслей она не выкладывала, а так, разные новости и сердечную болтовню. Письма запечатывала в конверты, надписывала, приклеивала марку, а когда «Необузданный» заходил в какой-нибудь порт, тут же их все отправляла, сколько могла отыскать. Иногда накапливалась за рейс чуть ли не сотня. Мать была права, что так их ценила. Поскольку настоящие новости сообщать было неудобно, Джейн все сочиняла сама. А иногда, если сильно уставала, списывала из книг.
В ту ночь, идя вместе с капитаном Кулаком по направлению к Китайскому кварталу (он не шел, а, прячась, перебегал от подъезда к подъезду и, сворачивая в проулок, сначала осторожно выглядывал из-за угла), Джейн чувствовала себя не совсем спокойно. Она начинала подозревать, что где-то допустила ошибку. От природы она была, что называется, девушка решительная, быстро соображала и быстро действовала, хотя людей иногда и вводили в заблуждение ее рассеянная улыбка и большие голубые глаза. Она приехала в Калифорнию и сразу же правильно оценила положение: аэронавтика, вот в чем сейчас будущее. Достаточно взглянуть в черные гудящие небеса. Она отправилась туда, где давали уроки летания, незаметно вынула две двадцатидолларовые бумажки из той сотни, что дал ей дядя Фред — в Небраске накопить такую сумму для работника на ферме дело нелегкое, — положила сорок долларов на стол и сказала: «Научите меня летать за такие деньги? Это все, что у меня есть». Мужчина ухмыльнулся: «И думать не могите, леди». Он был рыжий, веснушчатый, на подбородке ямка. Она устремила на него молящий взгляд ребенка и предоставила голубым глазам сделать свое дело — к тому же мужчина был вполне симпатичный, — а сама медленно собрала деньги со стола и, как героиня фильма, который она когда-то видела, упрятала к себе за пазуху, на минуту приоткрыв кое-что его взгляду. При этом по щеке у нее скатилась послушная слеза. «Ладно, черт с ним!» — сказал мужчина. Она позволяла ему, толкуя про тумблеры и педали, обнимать ее одной рукой за талию и раза два промолчала, когда его ладонь, как бы случайно, легла ей на бедро. Она выказала редкие успехи. Объезжая коней в Небраске, она приобрела одно чрезвычайно важное свойство: никогда не впадала в панику. Оглянуться не успели, а она уже крутила мертвые петли, и он соглашался на все, самые немыслимые ее требования: пилотирование по приборам, вождение многомоторных машин... Заплатила она щедро. Как только он позволил ей полеты на двухмоторном, она позволила ему преподать ей, так сказать, основы сексуальной практики. За это одно она должна быть ему признательна. Он был Стрелец. Это произошло, когда ей уже исполнилось восемнадцать, четыре года назад. А через два дня после того, как она сдала на транспортного летчика, произошла ее встреча с капитаном Кулаком.
Она шла с аэродрома на автобусную остановку и вдруг заметила на тротуаре бумажник. Из бумажника торчала углом пачка денег. Машинально она наклонилась за бумажником, уже почти схватила его, как вдруг он сдвинулся с места и пополз. Прополз в сторону фута четыре и в траве опять остановился. Свекольный румянец залил ей лицо: кто-то тянул бумажник за ниточку, дети, должно быть. Вздумали над ней подшутить. Сейчас раздастся дружный детский смех. Она подождала, с улыбкой поглядывая на придорожные кусты, где они, очевидно, затаились, но смех все не раздавался. Тогда осторожно, украдкой, по-прежнему улыбаясь, хоть и недоумевая, она снова приблизилась к бумажнику и снова нагнулась за ним. Бумажник опять уполз. «Эй, вы там!» — окликнула она кусты. Никакого ответа. Тут ей пришла в голову блестящая мысль. Она решительно и словно бы равнодушно подошла к тому месту, где теперь лежал бумажник, посмотрела в небо, будто проверяла, не собирается ли дождь, и молниеносно, как гремучая змея, наступила туда, где должна была тянуться ниточка. Действительно, бумажник рванулся и, зацепившись за ее ногу, остановился. Она хотела уже было его поднять...
— Тебя зовут Джейн, если не ошибаюсь? — раздался голос. Он был такой жуткий, что ей стало дурно. Таким голосом могла бы говорить кобра, если бы обладала даром речи. Каждый листок на кусте вдруг выступил с необыкновенной ясностью, каждая веточка вырисовывалась четко-четко. Джейн замерла, распахнув глаза от ужаса, чувствуя по легкому покалыванию под кожей, что настал ее смертный миг. Перестали щебетать птицы. Ни звука окрест. Она вообразила себя на завтрашних газетных фотографиях: голая в кустах, а может, без головы, в луже крови. За несколько кратких мгновений она из мира, где с людьми ничего не случается, перенеслась в мир маньяков, извращенцев, убийц. И она, она — их жертва!
Сердце ее встрепенулось и замерло. Прямо на нее смотрели два блеклых глаза — бесспорно, змеиных, — немигающих, пыльных,
— Не пугайся, — произнес жуткий голос, — Ты миленькая девушка. Никто тебя не обидит.
Она хотела рвануться, убежать, но ни один мускул в ее теле не шевельнулся.
— Чего вы хотите? — шепотом спросила она.
— Хочу предложить тебе одно дело, — ответил голос. — Меня зовут Иоганн Кулак. Я бы мог сделать тебя богатой.
Она не отозвалась, только шумно дышала. У нее кружилась голова.
— Я хочу, чтобы ты пилотировала мой самолет. Ты даже не поверишь, как я хорошо заплачу.
— За что? — спросила она. — Куда?
— В Мексику и обратно. Регулярные рейсы. Там земной рай, в Мексике. Буду платить тысячу долларов за рейс. Станешь богаче господа бога.
И он засмеялся густым, булькающим смехом, напоминающим переполненные канализационные трубы.
Она задумалась. Деньги это большие. Она молода, красива, мечтает о богатой жизни; к тому же надо подумать и о родных. Они всю жизнь жались и отказывали себе во всем ради нее. Если господь бог имел в виду, чтобы она не воспользовалась этой возможностью, зачем бы он ей тогда ее предоставил? И к тому же тысяча долларов — большие деньги. Она посмотрела прямо в пыльные, немигающие глаза:
— Контрабанда?
— Ну-ну, милейшая.
Этого с нее было довольно. Она так считала: если ей неизвестно, что работа незаконная, это меняет дело.
— Я согласна, — сказала она. И рассмеялась.
И она стала работать у него пилотом. Водила пузатый коричневый транспортный самолет времен второй мировой войны, такой поместительный, что хоть грузовик в него загоняй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
Джейн удивительно писала письма, и мать ей за это была благодарна. Всякий раз, как выдавалась в плавании свободная минута, она садилась и писала хорошее длинное письмо матери, либо же иногда Дяде Фреду, как они его называли. Своих мыслей она не выкладывала, а так, разные новости и сердечную болтовню. Письма запечатывала в конверты, надписывала, приклеивала марку, а когда «Необузданный» заходил в какой-нибудь порт, тут же их все отправляла, сколько могла отыскать. Иногда накапливалась за рейс чуть ли не сотня. Мать была права, что так их ценила. Поскольку настоящие новости сообщать было неудобно, Джейн все сочиняла сама. А иногда, если сильно уставала, списывала из книг.
В ту ночь, идя вместе с капитаном Кулаком по направлению к Китайскому кварталу (он не шел, а, прячась, перебегал от подъезда к подъезду и, сворачивая в проулок, сначала осторожно выглядывал из-за угла), Джейн чувствовала себя не совсем спокойно. Она начинала подозревать, что где-то допустила ошибку. От природы она была, что называется, девушка решительная, быстро соображала и быстро действовала, хотя людей иногда и вводили в заблуждение ее рассеянная улыбка и большие голубые глаза. Она приехала в Калифорнию и сразу же правильно оценила положение: аэронавтика, вот в чем сейчас будущее. Достаточно взглянуть в черные гудящие небеса. Она отправилась туда, где давали уроки летания, незаметно вынула две двадцатидолларовые бумажки из той сотни, что дал ей дядя Фред — в Небраске накопить такую сумму для работника на ферме дело нелегкое, — положила сорок долларов на стол и сказала: «Научите меня летать за такие деньги? Это все, что у меня есть». Мужчина ухмыльнулся: «И думать не могите, леди». Он был рыжий, веснушчатый, на подбородке ямка. Она устремила на него молящий взгляд ребенка и предоставила голубым глазам сделать свое дело — к тому же мужчина был вполне симпатичный, — а сама медленно собрала деньги со стола и, как героиня фильма, который она когда-то видела, упрятала к себе за пазуху, на минуту приоткрыв кое-что его взгляду. При этом по щеке у нее скатилась послушная слеза. «Ладно, черт с ним!» — сказал мужчина. Она позволяла ему, толкуя про тумблеры и педали, обнимать ее одной рукой за талию и раза два промолчала, когда его ладонь, как бы случайно, легла ей на бедро. Она выказала редкие успехи. Объезжая коней в Небраске, она приобрела одно чрезвычайно важное свойство: никогда не впадала в панику. Оглянуться не успели, а она уже крутила мертвые петли, и он соглашался на все, самые немыслимые ее требования: пилотирование по приборам, вождение многомоторных машин... Заплатила она щедро. Как только он позволил ей полеты на двухмоторном, она позволила ему преподать ей, так сказать, основы сексуальной практики. За это одно она должна быть ему признательна. Он был Стрелец. Это произошло, когда ей уже исполнилось восемнадцать, четыре года назад. А через два дня после того, как она сдала на транспортного летчика, произошла ее встреча с капитаном Кулаком.
Она шла с аэродрома на автобусную остановку и вдруг заметила на тротуаре бумажник. Из бумажника торчала углом пачка денег. Машинально она наклонилась за бумажником, уже почти схватила его, как вдруг он сдвинулся с места и пополз. Прополз в сторону фута четыре и в траве опять остановился. Свекольный румянец залил ей лицо: кто-то тянул бумажник за ниточку, дети, должно быть. Вздумали над ней подшутить. Сейчас раздастся дружный детский смех. Она подождала, с улыбкой поглядывая на придорожные кусты, где они, очевидно, затаились, но смех все не раздавался. Тогда осторожно, украдкой, по-прежнему улыбаясь, хоть и недоумевая, она снова приблизилась к бумажнику и снова нагнулась за ним. Бумажник опять уполз. «Эй, вы там!» — окликнула она кусты. Никакого ответа. Тут ей пришла в голову блестящая мысль. Она решительно и словно бы равнодушно подошла к тому месту, где теперь лежал бумажник, посмотрела в небо, будто проверяла, не собирается ли дождь, и молниеносно, как гремучая змея, наступила туда, где должна была тянуться ниточка. Действительно, бумажник рванулся и, зацепившись за ее ногу, остановился. Она хотела уже было его поднять...
— Тебя зовут Джейн, если не ошибаюсь? — раздался голос. Он был такой жуткий, что ей стало дурно. Таким голосом могла бы говорить кобра, если бы обладала даром речи. Каждый листок на кусте вдруг выступил с необыкновенной ясностью, каждая веточка вырисовывалась четко-четко. Джейн замерла, распахнув глаза от ужаса, чувствуя по легкому покалыванию под кожей, что настал ее смертный миг. Перестали щебетать птицы. Ни звука окрест. Она вообразила себя на завтрашних газетных фотографиях: голая в кустах, а может, без головы, в луже крови. За несколько кратких мгновений она из мира, где с людьми ничего не случается, перенеслась в мир маньяков, извращенцев, убийц. И она, она — их жертва!
Сердце ее встрепенулось и замерло. Прямо на нее смотрели два блеклых глаза — бесспорно, змеиных, — немигающих, пыльных,
— Не пугайся, — произнес жуткий голос, — Ты миленькая девушка. Никто тебя не обидит.
Она хотела рвануться, убежать, но ни один мускул в ее теле не шевельнулся.
— Чего вы хотите? — шепотом спросила она.
— Хочу предложить тебе одно дело, — ответил голос. — Меня зовут Иоганн Кулак. Я бы мог сделать тебя богатой.
Она не отозвалась, только шумно дышала. У нее кружилась голова.
— Я хочу, чтобы ты пилотировала мой самолет. Ты даже не поверишь, как я хорошо заплачу.
— За что? — спросила она. — Куда?
— В Мексику и обратно. Регулярные рейсы. Там земной рай, в Мексике. Буду платить тысячу долларов за рейс. Станешь богаче господа бога.
И он засмеялся густым, булькающим смехом, напоминающим переполненные канализационные трубы.
Она задумалась. Деньги это большие. Она молода, красива, мечтает о богатой жизни; к тому же надо подумать и о родных. Они всю жизнь жались и отказывали себе во всем ради нее. Если господь бог имел в виду, чтобы она не воспользовалась этой возможностью, зачем бы он ей тогда ее предоставил? И к тому же тысяча долларов — большие деньги. Она посмотрела прямо в пыльные, немигающие глаза:
— Контрабанда?
— Ну-ну, милейшая.
Этого с нее было довольно. Она так считала: если ей неизвестно, что работа незаконная, это меняет дело.
— Я согласна, — сказала она. И рассмеялась.
И она стала работать у него пилотом. Водила пузатый коричневый транспортный самолет времен второй мировой войны, такой поместительный, что хоть грузовик в него загоняй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130