Вы удовлетворены?
Дункан и Лукас еще раз обменялись взглядами.
— Конечно, — сказал Лукас.
— Что ж, тогда я тоже, — согласился Дункан, пожав плечами.
В ту ночь луны не было, и Дункан благодарил небо за это. При луне он и его люди не смогли бы зайти Морно и его команде в тыл и положить конец осаде.
После целого дня мучений и тягостного ожидания все оказалось разочаровывающе просто. В тот момент, когда Дункан стоял, ухватив Морно за волосы и прижав кинжал к его горлу, он пожалел, что все произошло именно так. Возможно, мать была права, подумал он, опуская кинжал, когда его покинуло свирепое желание пронзить врагу горло. Возможно, им двигала не любовь к свободе, а страсть к таким, как это, испытаниям.
Он рывком поднял Морно на ноги и вложил кинжал в ножны. Пират ухмылялся, стоя лицом к нему, и его изуродованный нос, выступающий из тени, казался еще более гротескным, чем обычно.
— Твое благородство когда-нибудь погубит тебя, — сказал Морно.
Дункан подозревал, что его старый враг может оказаться прав, хотя, конечно, он не сказал этого.
— Кто показал тебе дорогу к пушкам? — спросил он.
— Девка, — ответил Морно. Пират был таким же отчаянным, как сам Дункан он смеялся. — Ты же знаешь, дружище, что говорят об отвергнутой женщине. Дай мне нож, и мы сразимся с тобой в смертельном поединке, ты же этого хочешь, верно?
От этого предложения у Дункана закипела кровь и он почувствовал тревогу. Он по-прежнему больше всего на свете хотел выпустить из Морно кишки. Однако он преуспел в скрытности и, ничем не выдав своих чувств, сложил руки на груди и нахмурился.
Морно сказал, что в нападении на Райский остров виновата отвергнутая женщина. Дункан не помнил, чтобы кого-нибудь отвергал, по крайней мере, не в последнее время. В сущности, до того, как в его жизни появилась Фиби, ему постоянно не везло с женщинами и отвергнутым он мог бы назвать самого себя.
Затем в круг света от фонарей, которыми так заботливо запасся Морно, вошла Симона, опустив глаза и понурившись, и в то же мгновение Дункан все понял. Его как будто ударили в солнечное сплетение.
— Ты! — выдохнул он.
Симона подняла лицо к Дункану. Он увидел ее слезы, но они не смягчили его сердца. Фиби могла погибнуть во время дневной атаки вместе с их нерожденным ребенком. Та же опасность угрожала всей его семье, а дом, насколько он понимал, превратился в руины.
— Ты понимаешь, что ты наделала? — спросил он.
Лукас положил ладонь на его руку.
— Дункан…
Дункан стряхнул ладонь брата. Он чувствовал слабость от гнева и потери крови.
— Будь ты проклята! — сказал он девушке, которую охватила дрожь. Он знал, что страха в ней нет, одна лишь злоба, ярость и гордость. Ее глаза, когда-то они казались ему красивыми, сверкали в ночи, как глаза дикого зверя, у которого отняли добычу.
Симона плюнула ему под ноги.
Он отвернулся от нее к Морно, который по-прежнему рвался и бой, хотя уже был связан, как и все его люди.
Пират засмеялся:
— Итак, Рурк, ты все-таки струсил?
Рука Дункана на мгновение легла на рукоять кинжала. Его ужасно подмывало развязать пирата и вцепиться в него голыми руками, но времени для таких забав не было.
— Похоже, — сказал Дункан, игнорируя вызов и холодно оглядывая противника, — что я все-таки нашел себе корабль. Жалко, что все получилось так просто.
Вдали от главного дома размещалось что-то вроде гауптвахты, надежно спрятанной от посторонних глаз. Дункан приказал, чтобы Морно и его людей доставили туда. Затем он повернулся спиной к пленникам и стал спускаться, по темному склону.
— Что ты с ними сделаешь? — спросил Лукас, не отставая от него. Дункан сообразил, что брат интересуется девушкой и пиратами. — После того, что они натворили?
— Еще не решил, — ответил Дункан с тихой яростью, скрежеща зубами, потому, что раненное плечо болело так, будто в него налили расплавленного свинца. — Может быть, сожгу их на костре. Или скормлю акулам одного за другим.
— Черт побери, Дункан! — рявкнул Лукас. — Я серьезно! Ты не можешь передать Морно англичанам, хотя, видит Бог, они хотят поймать его не меньше, чем тебя, ведь он может сказать им, где тебя найти. И отпустить этих ублюдков просто, так ты тоже не можешь, они вернутся на новом корабле, взяв с собой больше пушек. Что касается предложения сжечь их или скормить акулам ну, могу только предположить, что ты шутишь.
— Думай, что хочешь, — ответил Дункан, поддерживая ослабевшую руку здоровой и надеясь, что Лукас не заметит этого и не поднимет суматоху. Про себя же он усмехнулся: он забыл, как забавно дразнить брата. — Как ты думаешь, что Морно и его веселые друзья сделали бы со мной, окажись судьба на их стороне?
Лукас только фыркнул, что означало — он не желает отвечать.
Дункан споткнулся, но удержался на ногах. Сейчас он хотел только, чтобы Фиби промыла его рану, болтая на своем странном английском, возможно, позволила бы ему выпить глоток-другой виски за те страдания, которым он подвергся, спасая ее от пресловутой участи, которая хуже, чем смерть.
— Ты в порядке? — спросил Лукас. Иногда он бывал очень наблюдательным, и, к несчастью, сейчас наступило одно из таких мгновений.
Дункан ускорил шаг, надеясь добраться до Фиби и того, что осталось от дома, прежде чем потеряет сознание.
— В полном порядке, — ответил он. — Сегодня выдался интересный день, не правда ли? Может быть, нам стоит подержать у себя Морно, пока он не разозлится окончательно, и отправить восвояси с напутственными пожеланиями. А потом как-нибудь пригласим его снова, чтобы он опять расшевелил нас… — Он упал на одно колено, и Лукас поднял его на ноги, У Дункана помутилось в глазах, а его желудок, по счастью, пустой, начал медленно переворачиваться, словно мертвый тюлень, дрейфующий в океане.
— Ты говоришь чушь, — сказал Лукас. Он прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу Дункана, поскольку наряду с другими относительно безвредными недостатками в нем иногда просыпалось желание походить на курицу наседку. — Великие Зевс и Аполлон, да у тебя на лбу можно яичницу жарить!
— Я бы не советовал тебе пробовать, — ответил Дункан и тут же расхохотался от их идиотского разговора.
Перед ними во мраке возник дом, светящийся, как греческий храм. Дункан решил, что разрушения можно починить, но это займет много месяцев, если не лет, а рабочих найти непросто, если вспомнить о его занятиях и о том, что идет война. Он бы заплакал, если бы не знал, что его где-то здесь ждет Фиби.
Лукас покинул его, когда они вошли в дом со стороны сада, приказав ему сесть и подождать, пока он, Лукас, найдет доктора Марса. Дункан не послушался брата и направился в погреб, осторожно спускаясь по ступенькам, заваленным обломками. От усилий, которые он прилагал, чтобы держаться прямо, на его теле выступил холодный пот, промочив разорванную одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Дункан и Лукас еще раз обменялись взглядами.
— Конечно, — сказал Лукас.
— Что ж, тогда я тоже, — согласился Дункан, пожав плечами.
В ту ночь луны не было, и Дункан благодарил небо за это. При луне он и его люди не смогли бы зайти Морно и его команде в тыл и положить конец осаде.
После целого дня мучений и тягостного ожидания все оказалось разочаровывающе просто. В тот момент, когда Дункан стоял, ухватив Морно за волосы и прижав кинжал к его горлу, он пожалел, что все произошло именно так. Возможно, мать была права, подумал он, опуская кинжал, когда его покинуло свирепое желание пронзить врагу горло. Возможно, им двигала не любовь к свободе, а страсть к таким, как это, испытаниям.
Он рывком поднял Морно на ноги и вложил кинжал в ножны. Пират ухмылялся, стоя лицом к нему, и его изуродованный нос, выступающий из тени, казался еще более гротескным, чем обычно.
— Твое благородство когда-нибудь погубит тебя, — сказал Морно.
Дункан подозревал, что его старый враг может оказаться прав, хотя, конечно, он не сказал этого.
— Кто показал тебе дорогу к пушкам? — спросил он.
— Девка, — ответил Морно. Пират был таким же отчаянным, как сам Дункан он смеялся. — Ты же знаешь, дружище, что говорят об отвергнутой женщине. Дай мне нож, и мы сразимся с тобой в смертельном поединке, ты же этого хочешь, верно?
От этого предложения у Дункана закипела кровь и он почувствовал тревогу. Он по-прежнему больше всего на свете хотел выпустить из Морно кишки. Однако он преуспел в скрытности и, ничем не выдав своих чувств, сложил руки на груди и нахмурился.
Морно сказал, что в нападении на Райский остров виновата отвергнутая женщина. Дункан не помнил, чтобы кого-нибудь отвергал, по крайней мере, не в последнее время. В сущности, до того, как в его жизни появилась Фиби, ему постоянно не везло с женщинами и отвергнутым он мог бы назвать самого себя.
Затем в круг света от фонарей, которыми так заботливо запасся Морно, вошла Симона, опустив глаза и понурившись, и в то же мгновение Дункан все понял. Его как будто ударили в солнечное сплетение.
— Ты! — выдохнул он.
Симона подняла лицо к Дункану. Он увидел ее слезы, но они не смягчили его сердца. Фиби могла погибнуть во время дневной атаки вместе с их нерожденным ребенком. Та же опасность угрожала всей его семье, а дом, насколько он понимал, превратился в руины.
— Ты понимаешь, что ты наделала? — спросил он.
Лукас положил ладонь на его руку.
— Дункан…
Дункан стряхнул ладонь брата. Он чувствовал слабость от гнева и потери крови.
— Будь ты проклята! — сказал он девушке, которую охватила дрожь. Он знал, что страха в ней нет, одна лишь злоба, ярость и гордость. Ее глаза, когда-то они казались ему красивыми, сверкали в ночи, как глаза дикого зверя, у которого отняли добычу.
Симона плюнула ему под ноги.
Он отвернулся от нее к Морно, который по-прежнему рвался и бой, хотя уже был связан, как и все его люди.
Пират засмеялся:
— Итак, Рурк, ты все-таки струсил?
Рука Дункана на мгновение легла на рукоять кинжала. Его ужасно подмывало развязать пирата и вцепиться в него голыми руками, но времени для таких забав не было.
— Похоже, — сказал Дункан, игнорируя вызов и холодно оглядывая противника, — что я все-таки нашел себе корабль. Жалко, что все получилось так просто.
Вдали от главного дома размещалось что-то вроде гауптвахты, надежно спрятанной от посторонних глаз. Дункан приказал, чтобы Морно и его людей доставили туда. Затем он повернулся спиной к пленникам и стал спускаться, по темному склону.
— Что ты с ними сделаешь? — спросил Лукас, не отставая от него. Дункан сообразил, что брат интересуется девушкой и пиратами. — После того, что они натворили?
— Еще не решил, — ответил Дункан с тихой яростью, скрежеща зубами, потому, что раненное плечо болело так, будто в него налили расплавленного свинца. — Может быть, сожгу их на костре. Или скормлю акулам одного за другим.
— Черт побери, Дункан! — рявкнул Лукас. — Я серьезно! Ты не можешь передать Морно англичанам, хотя, видит Бог, они хотят поймать его не меньше, чем тебя, ведь он может сказать им, где тебя найти. И отпустить этих ублюдков просто, так ты тоже не можешь, они вернутся на новом корабле, взяв с собой больше пушек. Что касается предложения сжечь их или скормить акулам ну, могу только предположить, что ты шутишь.
— Думай, что хочешь, — ответил Дункан, поддерживая ослабевшую руку здоровой и надеясь, что Лукас не заметит этого и не поднимет суматоху. Про себя же он усмехнулся: он забыл, как забавно дразнить брата. — Как ты думаешь, что Морно и его веселые друзья сделали бы со мной, окажись судьба на их стороне?
Лукас только фыркнул, что означало — он не желает отвечать.
Дункан споткнулся, но удержался на ногах. Сейчас он хотел только, чтобы Фиби промыла его рану, болтая на своем странном английском, возможно, позволила бы ему выпить глоток-другой виски за те страдания, которым он подвергся, спасая ее от пресловутой участи, которая хуже, чем смерть.
— Ты в порядке? — спросил Лукас. Иногда он бывал очень наблюдательным, и, к несчастью, сейчас наступило одно из таких мгновений.
Дункан ускорил шаг, надеясь добраться до Фиби и того, что осталось от дома, прежде чем потеряет сознание.
— В полном порядке, — ответил он. — Сегодня выдался интересный день, не правда ли? Может быть, нам стоит подержать у себя Морно, пока он не разозлится окончательно, и отправить восвояси с напутственными пожеланиями. А потом как-нибудь пригласим его снова, чтобы он опять расшевелил нас… — Он упал на одно колено, и Лукас поднял его на ноги, У Дункана помутилось в глазах, а его желудок, по счастью, пустой, начал медленно переворачиваться, словно мертвый тюлень, дрейфующий в океане.
— Ты говоришь чушь, — сказал Лукас. Он прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу Дункана, поскольку наряду с другими относительно безвредными недостатками в нем иногда просыпалось желание походить на курицу наседку. — Великие Зевс и Аполлон, да у тебя на лбу можно яичницу жарить!
— Я бы не советовал тебе пробовать, — ответил Дункан и тут же расхохотался от их идиотского разговора.
Перед ними во мраке возник дом, светящийся, как греческий храм. Дункан решил, что разрушения можно починить, но это займет много месяцев, если не лет, а рабочих найти непросто, если вспомнить о его занятиях и о том, что идет война. Он бы заплакал, если бы не знал, что его где-то здесь ждет Фиби.
Лукас покинул его, когда они вошли в дом со стороны сада, приказав ему сесть и подождать, пока он, Лукас, найдет доктора Марса. Дункан не послушался брата и направился в погреб, осторожно спускаясь по ступенькам, заваленным обломками. От усилий, которые он прилагал, чтобы держаться прямо, на его теле выступил холодный пот, промочив разорванную одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84