Внутри овала из пшеничных колосьев было изображение некрасивого и угрюмого человека с бородой, «Линкольн» — гласили крохотные буквы под гравюрой.
Он присоединил бумажку к другим вещам, задул свечи и принялся раздеваться. Несмотря на одолевавшие его тревоги и требующие решения тайны, Дункан Рурк улыбался, вытянувшись на гладких простынях. Он снова и снова упивался тремя величественными словами, за которые был готов отдать свою жизнь.
«Соединенные Штаты Америки».
ГЛАВА 3
Фиби открыла глаза, надеясь, что бредовые видения с Дунканом Рурком покинули ее, сменившись хорошо знакомой реальностью. Но вместо этого увидела рядом со своей кроватью, совсем не такой, как в отеле, Старуху, сияющую торжеством великодушия и показывающую на окна в противоположной стене комнаты.
— Вот! — сказала она. — Солнышко давно ждет, когда ты взглянешь на него.
Фиби закрыла лицо обеими руками и застонала. — Ничего этого нет! — пробормотала она. — У меня галлюцинации.
Старуха засмеялась сочным и раскатистым смехом. — Нет, мисс. Они были у тебя прежде, в том, другом мире. Я уже говорила тебе вчера вечером: все, что ты видишь вокруг, существует на самом деле.
Хотя Фиби гораздо больше, чем к чему-либо другому, была расположена к дикой истерике, она заставила себя сосредоточиться, чтобы сохранить внутреннее равновесие.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — произнесла она уверенно, хотя негромко, обращаясь исключительно к самой себе. — Я живу в Сиэтле, штат Вашингтон. Я родилась в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году и получила степень бакалавра искусств по английской литературе. Я была замужем…
— Да, да, — прервала ее Старуха снисходительно, заставив Фиби приподняться и ставя ей на колени поднос с завтраком. — Все это было и прошло. Вот. Покушай. Тебе понадобятся силы, чтобы стать достойной парой мистеру Дункану.
Аппетит Фиби ничуть не пострадал от пережитых ею испытаний. Она потянулась за толстым ломтем поджаренного хлеба, намазанного маслом.
— Сильно сомневаюсь, чтобы Сиэтл мне приснился, — сказала она с набитым ртом, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Старухе, и нахмурилась, взглянув на свою покровительницу. — Могу поспорить, что ты подсознательный архетип. Да это все в стиле Юнга. Ты воплощаешь в себе представления о матери заботливой и повелевающей…
Старуха вытаращила свои лучистые карие глаза. — Какие странные речи, — произнесла она ворчливо, но с любовью. Затем вздохнула и села на стул, придвинутый к кровати. — Попридержи язычок, когда окажешься за стенами этой комнаты, мисс. Тебя могут принять за ведьму, услышав такие непонятные слова. А здешний народ не слишком жалует колдовство и подобные вещи.
Чувствуя замешательство и голод одновременно, Фиби проглотила возражения, уже готовые сорваться с ее языка, запив их глотком крепкого чая. Затем она съела яйцо и несколько печеных яблок, приправленных корицей и мускатом.
Подкрепившись, Фиби вернулась к своей теории. — Старуха… Даже твое имя как будто взято из учебника. Я думаю, ты символизируешь мудрость, сострадание и…
— Мисс, я сделана из плоти и крови, как и ты, — возразил оживший архетип. — Я это я, только и всего.
Фиби покачала головой и для большей убедительности помахала вилкой.
— Нет, — упорствовала она. — Ты представляешь собой чрезвычайно подробную проекцию моего взбудораженного подсознания. Если бы ты была настоящей, у тебя было бы имя.
— У меня есть имя, — последовал спокойный ответ. — Меня зовут Старухой, потому что я прожила очень долго. Мое настоящее имя я храню в секрете, потому что оно могущественное заклинание, если произнести его вслух.
Фиби решила на время оставить эту тему. Но едва она сняла с колен поднос, чтобы встать с постели и поискать ванную комнату, как в дверь энергично постучали. Не успела она сказать «Войдите» или «Нельзя!», как через порог переступил Дункан. При дневном свете он выглядел гораздо убедительнее, чем при свечах и масляных лампах. Незастегнутый воротник рубашки и темная щетина на подбородке добавляли ему реальности и очарования, и Фиби задумалась над его ролью в своей личной мифологии. Как и Старуха, он, разумеется, был иллюзией, иллюстрирующей какую-то область ее психики.
Хотя эта мысль крайне смущала ее, Фиби в конце концов пришла к заключению, что Дункан является порождением ее подсознательного сексуального возбуждения. «Фрейд бы порадовался, глядя на все это», — подумала она. Но за всеми ее безукоризненными, хотя и беспокойными, психологическими размышлениями скрывалось кое-что еще: полная уверенность, несмотря на все доказательства противоположного, что ее разум абсолютно не затронут безумием. Инстинкт подсказывал ей, что Старуха женщина во плоти, точно такая, какой ее видят глаза, и Дункан Рурк тоже.
К этому моменту он стоял в ногах ее кровати с высокомерным и, хотя он очень сильно старался это скрыть, не менее смущенным видом, чем у самой Фиби. Он достал маленький предмет из кармана штанов и швырнул его ей на колени. Ее часы.
— Хитроумное применение старого принципа, — произнес он нехотя, как будто признавая существование новомодной игрушки, должен был признать за Фиби честь ее изобретения.
Радуясь этому маленькому доказательству, что ей не привиделась ее прошлая жизнь в двадцатом веке, Фиби нацепила часы на запястье и посмотрела, который час, хотя это не играло никакой роли. В конце концов, главное выяснить, какой сейчас год.
— Спасибо, — сказала она. — А то мне казалось, что я сошла с ума. Между прочим, какой сейчас год?
Дункан поднял темные брови в знак того, что он еще не совсем отверг идею сумасшествия. Старуха, чье настоящее имя нельзя произносить, потому что оно было волшебным, стояла рядом, не говоря ни слова, но ощетинившись от негодования и всем видом показывая желание защищать Фиби.
— Конечно, тысяча семьсот восьмидесятый, — ответил хозяин дома. Затем, после продолжительного гробового молчания, осведомился: — Кто ты такая?
Фиби, у которой от заявления, что из небесного календаря выпало больше двухсот лет, закружилась голова, припомнила предупреждения Старухи об отношении к ведьмам мнимым или подлинным в восемнадцатом веке и осторожно подобрала слова для ответа.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — ответила она. — Кажется, я вам это уже говорила. В общем-то, я думаю, не сменить ли мне его для разнообразия? Как вам кажется, подойдет мне имя Элизабет или Элен?
Заигравший на щеке Дункана желвак был тут же утихомирен усилием воли.
— Я хочу знать правду, мадам! — раздраженно сказал он. — Хватит с меня ваших загадок.
— Но это правда! — настаивала Фиби, вставая с кровати. Она не была больна, по крайней мере не физически, и разговор с Дунканом в лежачем положении чем-то беспокоил ее, хотя эта тревога была не совсем неприятной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Он присоединил бумажку к другим вещам, задул свечи и принялся раздеваться. Несмотря на одолевавшие его тревоги и требующие решения тайны, Дункан Рурк улыбался, вытянувшись на гладких простынях. Он снова и снова упивался тремя величественными словами, за которые был готов отдать свою жизнь.
«Соединенные Штаты Америки».
ГЛАВА 3
Фиби открыла глаза, надеясь, что бредовые видения с Дунканом Рурком покинули ее, сменившись хорошо знакомой реальностью. Но вместо этого увидела рядом со своей кроватью, совсем не такой, как в отеле, Старуху, сияющую торжеством великодушия и показывающую на окна в противоположной стене комнаты.
— Вот! — сказала она. — Солнышко давно ждет, когда ты взглянешь на него.
Фиби закрыла лицо обеими руками и застонала. — Ничего этого нет! — пробормотала она. — У меня галлюцинации.
Старуха засмеялась сочным и раскатистым смехом. — Нет, мисс. Они были у тебя прежде, в том, другом мире. Я уже говорила тебе вчера вечером: все, что ты видишь вокруг, существует на самом деле.
Хотя Фиби гораздо больше, чем к чему-либо другому, была расположена к дикой истерике, она заставила себя сосредоточиться, чтобы сохранить внутреннее равновесие.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — произнесла она уверенно, хотя негромко, обращаясь исключительно к самой себе. — Я живу в Сиэтле, штат Вашингтон. Я родилась в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году и получила степень бакалавра искусств по английской литературе. Я была замужем…
— Да, да, — прервала ее Старуха снисходительно, заставив Фиби приподняться и ставя ей на колени поднос с завтраком. — Все это было и прошло. Вот. Покушай. Тебе понадобятся силы, чтобы стать достойной парой мистеру Дункану.
Аппетит Фиби ничуть не пострадал от пережитых ею испытаний. Она потянулась за толстым ломтем поджаренного хлеба, намазанного маслом.
— Сильно сомневаюсь, чтобы Сиэтл мне приснился, — сказала она с набитым ртом, скорее размышляя вслух, чем обращаясь к Старухе, и нахмурилась, взглянув на свою покровительницу. — Могу поспорить, что ты подсознательный архетип. Да это все в стиле Юнга. Ты воплощаешь в себе представления о матери заботливой и повелевающей…
Старуха вытаращила свои лучистые карие глаза. — Какие странные речи, — произнесла она ворчливо, но с любовью. Затем вздохнула и села на стул, придвинутый к кровати. — Попридержи язычок, когда окажешься за стенами этой комнаты, мисс. Тебя могут принять за ведьму, услышав такие непонятные слова. А здешний народ не слишком жалует колдовство и подобные вещи.
Чувствуя замешательство и голод одновременно, Фиби проглотила возражения, уже готовые сорваться с ее языка, запив их глотком крепкого чая. Затем она съела яйцо и несколько печеных яблок, приправленных корицей и мускатом.
Подкрепившись, Фиби вернулась к своей теории. — Старуха… Даже твое имя как будто взято из учебника. Я думаю, ты символизируешь мудрость, сострадание и…
— Мисс, я сделана из плоти и крови, как и ты, — возразил оживший архетип. — Я это я, только и всего.
Фиби покачала головой и для большей убедительности помахала вилкой.
— Нет, — упорствовала она. — Ты представляешь собой чрезвычайно подробную проекцию моего взбудораженного подсознания. Если бы ты была настоящей, у тебя было бы имя.
— У меня есть имя, — последовал спокойный ответ. — Меня зовут Старухой, потому что я прожила очень долго. Мое настоящее имя я храню в секрете, потому что оно могущественное заклинание, если произнести его вслух.
Фиби решила на время оставить эту тему. Но едва она сняла с колен поднос, чтобы встать с постели и поискать ванную комнату, как в дверь энергично постучали. Не успела она сказать «Войдите» или «Нельзя!», как через порог переступил Дункан. При дневном свете он выглядел гораздо убедительнее, чем при свечах и масляных лампах. Незастегнутый воротник рубашки и темная щетина на подбородке добавляли ему реальности и очарования, и Фиби задумалась над его ролью в своей личной мифологии. Как и Старуха, он, разумеется, был иллюзией, иллюстрирующей какую-то область ее психики.
Хотя эта мысль крайне смущала ее, Фиби в конце концов пришла к заключению, что Дункан является порождением ее подсознательного сексуального возбуждения. «Фрейд бы порадовался, глядя на все это», — подумала она. Но за всеми ее безукоризненными, хотя и беспокойными, психологическими размышлениями скрывалось кое-что еще: полная уверенность, несмотря на все доказательства противоположного, что ее разум абсолютно не затронут безумием. Инстинкт подсказывал ей, что Старуха женщина во плоти, точно такая, какой ее видят глаза, и Дункан Рурк тоже.
К этому моменту он стоял в ногах ее кровати с высокомерным и, хотя он очень сильно старался это скрыть, не менее смущенным видом, чем у самой Фиби. Он достал маленький предмет из кармана штанов и швырнул его ей на колени. Ее часы.
— Хитроумное применение старого принципа, — произнес он нехотя, как будто признавая существование новомодной игрушки, должен был признать за Фиби честь ее изобретения.
Радуясь этому маленькому доказательству, что ей не привиделась ее прошлая жизнь в двадцатом веке, Фиби нацепила часы на запястье и посмотрела, который час, хотя это не играло никакой роли. В конце концов, главное выяснить, какой сейчас год.
— Спасибо, — сказала она. — А то мне казалось, что я сошла с ума. Между прочим, какой сейчас год?
Дункан поднял темные брови в знак того, что он еще не совсем отверг идею сумасшествия. Старуха, чье настоящее имя нельзя произносить, потому что оно было волшебным, стояла рядом, не говоря ни слова, но ощетинившись от негодования и всем видом показывая желание защищать Фиби.
— Конечно, тысяча семьсот восьмидесятый, — ответил хозяин дома. Затем, после продолжительного гробового молчания, осведомился: — Кто ты такая?
Фиби, у которой от заявления, что из небесного календаря выпало больше двухсот лет, закружилась голова, припомнила предупреждения Старухи об отношении к ведьмам мнимым или подлинным в восемнадцатом веке и осторожно подобрала слова для ответа.
— Меня зовут Фиби Тарлоу, — ответила она. — Кажется, я вам это уже говорила. В общем-то, я думаю, не сменить ли мне его для разнообразия? Как вам кажется, подойдет мне имя Элизабет или Элен?
Заигравший на щеке Дункана желвак был тут же утихомирен усилием воли.
— Я хочу знать правду, мадам! — раздраженно сказал он. — Хватит с меня ваших загадок.
— Но это правда! — настаивала Фиби, вставая с кровати. Она не была больна, по крайней мере не физически, и разговор с Дунканом в лежачем положении чем-то беспокоил ее, хотя эта тревога была не совсем неприятной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84