В таком случае, положение сходное, ведь я напоминаю о произнесенной вами проповеди, которая, как вы сами признаете, не стала шедевром красноречия…
– Да, это так; но затем, мой дорогой хозяин, – возразил я не без гордости, – но затем, полагаю, я искупил это поражение не одной победой и скорбь от него скрыли лавры триумфатора.
– Вот именно!.. И эти победы, эти лавры и не может простить вам ректор, который рассчитывал на ваше бесславное поражение!
– Вы уже как-то говорили об этом, мой дорогой хозяин; однако, предупредив меня о его враждебности, вы не сочли нужным объяснить мне ее мотивы.
– Да нет, вы просто это забыли. У господина ректора есть племянник; племянник этот женат на молодой женщине, к которой сам господин ректор относится с большим участием… отцовским участием, как вы понимаете… Уж не лицемер ли господин ректор? Лицемер, старающийся выглядеть человеком суровым, наслаждаясь втайне радостями распутника. Вот он и рассчитал примерно так: «Господин Бемрод – сын пастора, заслуженно почитаемого протестантским духовенством; у него есть права на приход, но, поскольку у него нет никакого таланта…»
– Хозяин!..
– Он мог так подумать после вашей проповеди, и даже так подумал… К счастью, он ошибался! Так что он, наверное, говорил себе: «Поскольку у господина Бемрода нет никакого таланта, я могу выставить кафедру на состязательное испытание; мой племянник будет его единственным соперником; поскольку несомненно проповедь моего племянника будет куда лучше проповеди господина Бемрода, прихожане попросят направить к ним моего племянника, я охотно удовлетворю их просьбу, и тогда люди будут говорить так: „Какой беспристрастный человек господин ректор! Для него не существует протекции, для него не существует семейственности; он может распоряжаться церковными приходами по собственному усмотрению, но предоставляет их только людям способным. У его племянника таланта больше, чем у господина Бемрода, и ашборнский приход был предоставлен более достойному. Будь племянник господина ректора не столь даровит, приход был бы предоставлен господину Бемроду“«. К несчастью для господина ректора и, может быть, к несчастью для вас, все произошло совсем не так, как он рассчитывал: не кто иной, как вы, прочли прекрасную проповедь… столь прекрасную, что этот племянник не мог даже вступить в соревнование в вами!
Я удовлетворенно улыбнулся и отвесил поклон. А медник продолжал:
– Прихожане попросили направить к ним именно вас, именно вы получили приход, так что господин ректор, считавший, что его племянник и его воспитанница уже пристроены, увидел, как воспитанница с племянником уплывают из его рук. Вот откуда его гнев!
– Inde irce! Да, я понимаю… Но в таком случае, дорогой мой хозяин, это все куда серьезнее, чем я думал.
– Настолько серьезнее, господин Бемрод, что я предлагаю вам хорошенько поразмыслить о своем положении.
– Как это поразмыслить о моем положении?
– Да… Он что, ограничился сокращением вашего жалованья?
– Он дошел до того, дорогой мой хозяин, что заявил мне о вероятном упразднении моего прихода.
– Вы же сами прекрасно видите… я ничуть не преувеличил, говоря о необходимости обдумать ваше положение.
– Но каким образом нужно мне это обдумать?
– Проклятие! Если у вас есть знакомства, связи, то пустите их в ход!
– Чтобы побудить господина ректора сохранить приход за мной, не так ли?
– Нет, для того чтобы вы могли получить другой приход.
– Другой?
– С этого времени, мой дорогой господин Бемрод, считайте ваш приход упраздненным.
– Но тогда я человек пропащий, разоренный, ведь я никого здесь не знаю.
– Никого?
– Бог мой, никого!
– У вас что, нет ни одного друга?
– Увы! Правда, у меня есть вы, дорогой мой хозяин. Иногда я о вас забываю, но всегда к вам возвращаюсь.
– Да, но я всего лишь бедный ремесленник, не пользующийся ни влиянием, ни доверием… Если бы только я был медником у епископа!..
– К несчастью, вы отнюдь им не являетесь!..
– Поищите хорошенько среди ваших друзей детства… Уж они-то могут помочь.
– У меня есть один друг, он на несколько лет старше меня; но…
– Что «но»?
– Это простой преподаватель философии в Кембриджском университете, Петрус Барлоу… (Вы понимаете, я подумал о Вас, мой друг!)
– И что же?
– А то, что он сделал бы для меня все возможное, я в этом уверен…
– Добрая воля – это уже немало.
– Однако, судя по его натуре, сомневаюсь, что он сможет что-нибудь сделать: весь погруженный в науку, он пренебрег всеми сношениями с людьми. О, если бы мне была нужна рекомендация для Аристотеля, для Платона, для Сократа, он бы дал мне ее!
– Так и попросите ее!
– Дело в том, что эти люди умерли две с половиной тысячи лет тому назад, друг мой.
– Ну, это другое дело… Вам нужны живые.
– Петрус Барлоу живет только с усопшими.
– Но, в конце концов, у него же есть семья?
– У него есть брат-коммерсант, один из самых богатых и самых влиятельных банкиров Ливерпуля.
– Это уже представляет для вас интерес. Любой вельможа, будь то светский или церковный, скорее всего пренебрежет рекомендацией банкира; на публике он только пожмет плечами и отбросит ее в сторону. Но, оставшись наедине, он подберет ее, внимательно изучит и передаст своему секретарю или управляющему со словами: «Возьмите, имярек, напомните мне при случае об этой записке: она от одного бедняги-миллионера, для которого я хотел бы кое-что сделать».
– Знаете ли вы, мой дорогой хозяин, – сказал я меднику, глядя ему прямо в глаза, – знаете ли вы, что вы человек очень мудрый?
– Я? – улыбнулся он. – Я всего лишь бедный медник, который порою размышляет во время чеканки меди или лужения котлов, и то, что я вам высказал, явилось итогом моих размышлений.
– Дайте-ка мне перо, чернила и бумагу!
– Пройдите к письменному столу, там все это есть.
– Я хочу немедленно последовать вашему совету…
– Вы очень добры!
– … и написать письмо моему другу Петрусу Барлоу.
– В этом есть смысл: если вы и не укрепите свои позиции, письмо не причинит вам никакого вреда; только…
– Что только?
– Чем дальше от Ашборна будет предложенный вам приход, тем лучше. Вы имеете дело со злым лисом – постарайтесь быть подальше от его когтей.
Я подтвердил кивком, что понимаю всю важность этого совета и прошел в кабинет моего хозяина-медника.
Вот оттуда, дорогой мой Петрус, я и написал Вам письмо, которое возобновило наши отношения, прерванные, но не порванные, письмо, на которое Вы ответили, заверив меня в Вашей дружбе и сообщив, что Вы передали мое письмо своему брату, а также попросив меня со всей искренностью рассказать Вам о моей жизни, о моих чувствах, моих страданиях и чаяниях, Вам, кто занимается препарированием живых, точно так же как врачи – вскрытием трупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
– Да, это так; но затем, мой дорогой хозяин, – возразил я не без гордости, – но затем, полагаю, я искупил это поражение не одной победой и скорбь от него скрыли лавры триумфатора.
– Вот именно!.. И эти победы, эти лавры и не может простить вам ректор, который рассчитывал на ваше бесславное поражение!
– Вы уже как-то говорили об этом, мой дорогой хозяин; однако, предупредив меня о его враждебности, вы не сочли нужным объяснить мне ее мотивы.
– Да нет, вы просто это забыли. У господина ректора есть племянник; племянник этот женат на молодой женщине, к которой сам господин ректор относится с большим участием… отцовским участием, как вы понимаете… Уж не лицемер ли господин ректор? Лицемер, старающийся выглядеть человеком суровым, наслаждаясь втайне радостями распутника. Вот он и рассчитал примерно так: «Господин Бемрод – сын пастора, заслуженно почитаемого протестантским духовенством; у него есть права на приход, но, поскольку у него нет никакого таланта…»
– Хозяин!..
– Он мог так подумать после вашей проповеди, и даже так подумал… К счастью, он ошибался! Так что он, наверное, говорил себе: «Поскольку у господина Бемрода нет никакого таланта, я могу выставить кафедру на состязательное испытание; мой племянник будет его единственным соперником; поскольку несомненно проповедь моего племянника будет куда лучше проповеди господина Бемрода, прихожане попросят направить к ним моего племянника, я охотно удовлетворю их просьбу, и тогда люди будут говорить так: „Какой беспристрастный человек господин ректор! Для него не существует протекции, для него не существует семейственности; он может распоряжаться церковными приходами по собственному усмотрению, но предоставляет их только людям способным. У его племянника таланта больше, чем у господина Бемрода, и ашборнский приход был предоставлен более достойному. Будь племянник господина ректора не столь даровит, приход был бы предоставлен господину Бемроду“«. К несчастью для господина ректора и, может быть, к несчастью для вас, все произошло совсем не так, как он рассчитывал: не кто иной, как вы, прочли прекрасную проповедь… столь прекрасную, что этот племянник не мог даже вступить в соревнование в вами!
Я удовлетворенно улыбнулся и отвесил поклон. А медник продолжал:
– Прихожане попросили направить к ним именно вас, именно вы получили приход, так что господин ректор, считавший, что его племянник и его воспитанница уже пристроены, увидел, как воспитанница с племянником уплывают из его рук. Вот откуда его гнев!
– Inde irce! Да, я понимаю… Но в таком случае, дорогой мой хозяин, это все куда серьезнее, чем я думал.
– Настолько серьезнее, господин Бемрод, что я предлагаю вам хорошенько поразмыслить о своем положении.
– Как это поразмыслить о моем положении?
– Да… Он что, ограничился сокращением вашего жалованья?
– Он дошел до того, дорогой мой хозяин, что заявил мне о вероятном упразднении моего прихода.
– Вы же сами прекрасно видите… я ничуть не преувеличил, говоря о необходимости обдумать ваше положение.
– Но каким образом нужно мне это обдумать?
– Проклятие! Если у вас есть знакомства, связи, то пустите их в ход!
– Чтобы побудить господина ректора сохранить приход за мной, не так ли?
– Нет, для того чтобы вы могли получить другой приход.
– Другой?
– С этого времени, мой дорогой господин Бемрод, считайте ваш приход упраздненным.
– Но тогда я человек пропащий, разоренный, ведь я никого здесь не знаю.
– Никого?
– Бог мой, никого!
– У вас что, нет ни одного друга?
– Увы! Правда, у меня есть вы, дорогой мой хозяин. Иногда я о вас забываю, но всегда к вам возвращаюсь.
– Да, но я всего лишь бедный ремесленник, не пользующийся ни влиянием, ни доверием… Если бы только я был медником у епископа!..
– К несчастью, вы отнюдь им не являетесь!..
– Поищите хорошенько среди ваших друзей детства… Уж они-то могут помочь.
– У меня есть один друг, он на несколько лет старше меня; но…
– Что «но»?
– Это простой преподаватель философии в Кембриджском университете, Петрус Барлоу… (Вы понимаете, я подумал о Вас, мой друг!)
– И что же?
– А то, что он сделал бы для меня все возможное, я в этом уверен…
– Добрая воля – это уже немало.
– Однако, судя по его натуре, сомневаюсь, что он сможет что-нибудь сделать: весь погруженный в науку, он пренебрег всеми сношениями с людьми. О, если бы мне была нужна рекомендация для Аристотеля, для Платона, для Сократа, он бы дал мне ее!
– Так и попросите ее!
– Дело в том, что эти люди умерли две с половиной тысячи лет тому назад, друг мой.
– Ну, это другое дело… Вам нужны живые.
– Петрус Барлоу живет только с усопшими.
– Но, в конце концов, у него же есть семья?
– У него есть брат-коммерсант, один из самых богатых и самых влиятельных банкиров Ливерпуля.
– Это уже представляет для вас интерес. Любой вельможа, будь то светский или церковный, скорее всего пренебрежет рекомендацией банкира; на публике он только пожмет плечами и отбросит ее в сторону. Но, оставшись наедине, он подберет ее, внимательно изучит и передаст своему секретарю или управляющему со словами: «Возьмите, имярек, напомните мне при случае об этой записке: она от одного бедняги-миллионера, для которого я хотел бы кое-что сделать».
– Знаете ли вы, мой дорогой хозяин, – сказал я меднику, глядя ему прямо в глаза, – знаете ли вы, что вы человек очень мудрый?
– Я? – улыбнулся он. – Я всего лишь бедный медник, который порою размышляет во время чеканки меди или лужения котлов, и то, что я вам высказал, явилось итогом моих размышлений.
– Дайте-ка мне перо, чернила и бумагу!
– Пройдите к письменному столу, там все это есть.
– Я хочу немедленно последовать вашему совету…
– Вы очень добры!
– … и написать письмо моему другу Петрусу Барлоу.
– В этом есть смысл: если вы и не укрепите свои позиции, письмо не причинит вам никакого вреда; только…
– Что только?
– Чем дальше от Ашборна будет предложенный вам приход, тем лучше. Вы имеете дело со злым лисом – постарайтесь быть подальше от его когтей.
Я подтвердил кивком, что понимаю всю важность этого совета и прошел в кабинет моего хозяина-медника.
Вот оттуда, дорогой мой Петрус, я и написал Вам письмо, которое возобновило наши отношения, прерванные, но не порванные, письмо, на которое Вы ответили, заверив меня в Вашей дружбе и сообщив, что Вы передали мое письмо своему брату, а также попросив меня со всей искренностью рассказать Вам о моей жизни, о моих чувствах, моих страданиях и чаяниях, Вам, кто занимается препарированием живых, точно так же как врачи – вскрытием трупов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165