А пока я последовал за женой, уверенный в том, что злополучный листок существовал только в моем воображении.
Дорогая Дженни! Она ни о чем не подозревала, по крайней мере так могло показаться, поскольку она и словом не коснулась ни моей озабоченности днем, ни ее собственного минутного опасения, не сошел ли я с ума.
На следующий день я встал на рассвете, но, как ни старался не шуметь, все же разбудил Дженни.
Я поцеловал мою дорогую возлюбленную, умолчав о том, что это не только повседневный, но и поздравительный поцелуй и, облачившись в халат, вышел из спальни.
В это мгновение мне показалось, что я слышу какой-то шум в столовой. Кто бы это мог быть? Ключ от пасторского дома был только у дочери учителя; но сейчас едва светало, и она никогда не приходила в столь ранний час. Так что когда я на цыпочках стал спускаться вниз, я все еще терялся в догадках, с кем это мне придется иметь дело, но, чем ниже я спускался, тем увереннее приходил к выводу, что в доме находятся посторонние люди.
Оказавшись на последней ступеньке, я уже ничуть не сомневался в этом: шум слышался совершенно четко; я проскользнул через застекленную дверь, отделявшую лестничную площадку от столовой и увидел, как учитель и его дочь устанавливают в простенке между двумя окнами клавесин.
Это явно был сюрприз для Дженни.
Но кто же его задумал и осуществил?
Странная мысль пришла мне в голову: а не управляющий ли делает такой подарок?
Движимый этой нелепой догадкой, я без всяких предосторожностей вошел в столовую. Застигнутые врасплох, учитель и его дочь живо обернулись.
– Что вы здесь делаете? – спросил я довольно сурово.
– Тише, господин Бемрод, тише! – прошептал школьный учитель, поднеся указательный палец к губам.
– Это что такое? – спросил я, указывая на музыкальный инструмент, который они старались установить.
– Вы сами видите – это фортепьяно.
– Разумеется, я прекрасно вижу, что фортепьяно, но что это означает?
– Сюрприз… тише, пожалуйста! – и учитель вновь с таинственными видом прижал к губам указательный палец; его дочь в это время молча улыбалась.
– Да для кого же это сюрприз?
– Конечно же для госпожи Бемрод.
– Пусть так, но кто ей делает этот сюрприз?
– А вы не догадываетесь?
– Нет, и вы доставите мне удовольствие, если не заставите меня теряться в догадках, кто же предлагает этот подарок моей жене.
– Но как вы думаете, господин Бемрод, кто же это может быть, если не ее отец?
– Как! – вырвалось у меня. – Господин Смит!.. Так это господин Смит дарит клавесин своей дочери?
– Вчера вечером инструмент доставили из города. Господин Смит прислал его прямо ко мне домой с просьбой поставить его здесь, пока вы еще будете спать, с тем, чтобы госпожа Бемрод, проснувшись, увидела его на месте открытым, с этими нотами на пюпитре, принимая во внимание, что как раз сегодня день ее рождения!.. Тсс!..
– Я это прекрасно знаю, а что это за ноты?
– Это ноты романса, который господин Смит сочинил для своей дочери.
– Для своей дочери? – с некоторой досадой воскликнул я. – Значит, господин Смит – поэт?
– Поэт и композитор, если вам будет угодно, господин Бемрод… Им написаны и слова и музыка.
– О добрый мой отец! – послышался голос за моей спиной.
Я обернулся. То была Дженни, тоже спустившаяся сюда и услышавшая у двери последние произнесенные нами слова.
– Ах, это ты, Дженни… – отозвался я.
Затем, с жестом, в котором признаюсь, дорогой мой Петрус, несколько чувствовалось мое испорченное настроение, я договорил:
– Принимай то, что посылает тебе твой отец, – клавесин и ноты романса. Учитель утверждает, что и слова и музыка написаны господином Смитом.
– А по какому поводу отец посылает мне это? – с улыбкой спросила Дженни, подставив мне свой лоб для поцелуя.
– По случаю твоего дня рождения, дорогая моя Дженни, – ответил я, в свою очередь улыбнувшись и забыв всякую дурную мысль, – ведь именно сегодня твой день рождения; я это знал, хотя и не дарю тебе ни клавесина, ни музыки, ни стихов…
– Ты, дорогой мой Уильям, – откликнулась Дженни с чарующей нежностью в голосе, – ты даришь мне свою любовь, ты даришь мне счастье… Что еще, Господи, можешь ты мне дать?! И чего мне еще просить у Всевышнего, кроме того, чтобы он сохранил для меня эти блага, которых я недостойна?!
И Дженни возвела к Небу свои чудесные голубые глаза и воздела обе бело-розовые руки, которые я покрыл горячими поцелуями, в то время как она негромко молилась.
Затем подобно любопытному ребенку, спешащему насладиться новым подарком, она, прыгая от радости, воскликнула:
– Ах, до чего же милое фортепьяно!.. И как же щедр мой отец!.. Посмотрим теперь, столь же хорошо звучит инструмент, как он выглядит!
И в ту же секунду с уверенностью, легкостью и гибкостью, присущими настоящему музыканту, она пробежала пальцами по клавишам, извлекая блистательный и гармоничный аккорд.
Я замер в изумлении. Я слышал, как г-н и г-жа Смит говорили о музыкальном таланте их дочери, но не придавал значения их словам, и вот при первых же звуках инструмента я понял: передо мной законченная пианистка.
– Но, – сказал я, – удивительное это дело, дорогая Дженни!..
– Что именно? – спросила она, повернувшись ко мне.
– А вот что: читая стихи Грея, ты доказала мне, что ты не чужда поэзии; показав мне свой очаровательный рисунок домика, ты доказала мне, что ты художница, и вот сегодня одним-единственным аккордом ты доказываешь мне, что ты пианистка! Скажи мне, как ты всего этого достигла и почему я ничего об этом не знал?! Это тоже были сюрпризы, которыми ты хотела меня удивить?
– Послушай, – ответила мне жена, – помнишь ли ты ту, ту незабываемую поездку в Ноттингем, когда матушка превратила меня в городскую даму, вместо того чтобы позволить мне остаться самой собой, то есть простой деревенской девушкой?
– Да… то был счастливый для меня день, поскольку с него начинается мое счастье.
– Так вот! Поэзия, живопись и музыка представляли собой замаскированные батареи, которые должны были поочередно давать залп, чтобы принудить господина Уильяма Бемрода сложить оружие и безоговорочно сдаться на милость своего победителя, мисс Дженни Смит. Правда, в начале боя господин Уильям Бемрод благодаря неожиданной военной хитрости сорвал мой план сражения, и в конце дня, как я и опасалась, триумфатором стал он, а мисс Дженни Смит оказалась побежденной; счастливое поражение, которым я горжусь больше, чем победой, поскольку именно моей смиренности и моей слабости я обязана твоей любовью! Следовательно, дорогой Уильям, с того времени, как ты полюбил меня такой, какая я есть, зачем искать чего-то иного?! Я есть и буду такой, какой ты хочешь меня видеть. Кладбище, куда ты меня привел, напомнило мне стихи Грея, и я прочла эти стихи наизусть;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165