У еще совершенно молодого лорда Холланда зрение стало настолько плохим, что, утратив возможность писать, он вынужден был свои мемуары диктовать.
Услышав, что мы входим, секретарь остановился; леди Холланд отпустила мою руку и, положив свою на плечо мужа, сказала:
– Милорд, это господин Дюма, приехавший в Холланд-Хаус, чтобы сочинить здесь роман в двенадцати томах и драму в пятнадцати картинах. Я отдала распоряжение приготовить ему покои для поэтов.
Лишь те, кто путешествовал по Англии и дружески виделся там с аристократией, могут иметь представление о том, как осуществляется гостеприимство в замках.
Подобно тому, как у Лукулла, в его загородном доме в Неаполе были обеденные залы Дианы Аполлона и Кастора, в Холланд-Хаусе были покои для королей, послов и поэтов.
– Драма в пятнадцати картинах и роман в двенадцати томах! В таком случае вы уделите нам от силы месяц? – засмеялся лорд Холланд.
– Увы, милорд, – ответил я, – я не настолько счастлив, чтобы иметь возможность позволить себе подобную радость. Мне предстоят репетиции, требующие моего присутствия в Париже, и, вместо тридцати наполненных долгих дней, о которых вы говорите, я предлагаю вам тридцать бедных весьма укороченных часов.
– Милорд, господин Дюма еще не ознакомился с Холланд-Хаусом, поскольку он только что сюда прибыл; быть может, когда мы воздадим ему почести, он воздаст владению то, в чем отказывает владельцам… Аддисон тоже приехал в Холланд-Хаус на три дня, а остался здесь на пять лет… Хотите ли вы быть чичероне при господине Дюма или вы возлагаете эту заботу на меня?
– Вы знаете, как мне тяжело ходить, – отозвался лорд Холланд. – Мне потребовалось бы тридцать часов, предоставленных нам господином Дюма, чтобы показать ему все то, что за час покажете ему вы… Так что сделайте большой круг, а я по самой короткой дороге вернусь в замок. За четверть часа до завтрака, дорогой мой гость, колокол известит вас о нем.
– Такое решение устроит вас? – спросила меня леди Холланд.
Вместо ответа я предложил ей руку. Мы пошли среди цветов.
На вершине холма возвышалась купа великолепных кедров.
– О миледи! – воскликнул я. – Я и не предполагал, что Холланд-Хаус находится так близко от Ливана!
– Вы имеете в виду эти кедры? – осведомилась она.
– Да, они великолепны!
– «Великолепны» – это точное слово, и, чтобы оценить их по-настоящему, нам недостает только солнца. К тому же у них есть нечто общее с их собратьями в Палестине, с которыми вы только что их сравнили, – они должны были видеть Наполеона, и это увеличивает их ценность.
– Когда же это? В тысяча восемьсот пятнадцатом году?
– Нет… В тысяча восемьсот пятом.
– А, во время Булонского лагеря?
– Да… Обеспокоенное военными приготовлениями нового императора, правительство решило превратить этот холм в последний оплот Лондона, и в тени этих кедров должна была стоять батарея из двадцати пяти орудий.
– О, но ведь и вправду Холланд-Хаус весь полон воспоминаний об императоре… Лорд и леди Холланд были защитниками Наполеона в парламенте и в лондонских салонах, и пленник Святой Елены, в «Мемориале» Лас-Каза проклиная своего злого гения из Лонгвуда, не раз благословляет своего доброго гения из Холланд-Хауса.
– Это так, а вот и бронзовый бюст императора, который был здесь поставлен в знак протеста в тот самый день, когда английское правительство решило приковать пассажира «Беллерофонта» к скале Святой Елены.
– Чьи это строки выгравированы на постаменте?
– Гомера.
– А-а! Поэта, воспевшего Ахилла!
– Нет, воспевшего Улисса.
И правда, стихи были заимствованы не из «Илиады», а из «Одиссеи». Вот их перевод:
Ибо не умер еще на земле Одиссей благородный;
Где-нибудь, бездной морской окруженный, на волнообъятом
Острове заперт живой он иль, может быть, страждет в неволе
Хищников диких, насильственно им овладевших.
Немного дальше, в нескольких шагах от бюста Наполеона, возвышалась статуя Чарлза Фокса, настолько большого друга Франции, что Питт, его соперник, из-за этого стал его смертельным врагом.
Здесь мы и услышали удары колокола, возвестившие нам о завтраке; по словам самого хозяина дома, у нас в запасе оставалось еще четверть часа. Мы использовали это время для того, чтобы посмотреть в так называемом французском саду потомков первой далии, которую в 1804 году из Америки привезли для леди Холланд.
Само собой разумеется, эта славная леди Холланд, друг Наполеона, великодушная женщина, посылавшая ему на остров Святой Елены книги, брошюры и даже вино; женщина, которой он оставил по завещанию камею; женщина, для которой в 1804 году привезли из Америки далии, чьим роскошным потомством мы любовались, если и имела что-то общее с грациозной леди Холланд, шедшей со мной под руку, так это доброту и возвышенную душу, и могла быть в числе ее предков.
За далиями последовало то, что в Холланд-Хаусе называют гротом Роджерс, удивительная достопримечательность этого королевского замка, в некотором роде представляющая собой его материальную славу вместе со всем тем, что составляет его славу прошлую и настоящую.
Роджерс, поэт и банкир Роджерс, автор «Жаклины», «Слез Хлои», «Радостей памяти», и «Человеческой жизни» был постоянным сотрапезником в Холланд-Хаусе; многие фрагменты поэмы «Радости памяти», лучшего из произведений Сэмюеля Роджерса, сочинялись в этом гроте, и с той поры это уже не грот Холланд-Хауса, а грот Сэмюеля Роджерса.
Покончив с завтраком, мы продолжили осмотр замка, начатый вне его стен, и прежде всего меня проводили в покои поэтов.
Это были мои покои на все то время, какое мне было угодно оставаться в замке.
Перед тем как называться покоями поэтов, они назывались мастерской художников.
Ван Дейк, беспокойный ученик Рубенса, Ван Дейк, искатель богатства, жил в Холланд-Хаусе в 1638 году и написал здесь три или четыре из тех чудесных портретов, благодаря которым он стал соперником Тициана.
Затем здесь побывал Шарден, наш прославленный путешественник: в молодости посланный в Персию, чтобы заняться там торговлей алмазами, он воспользовался своим затянувшимся пребыванием в этой стране сказок для того, чтобы изучить ее и познакомить с нею нас.
Ко времени его возвращения во Францию там в обычай вошли преследования протестантов, и в Севеннах свирепствовали драгонады: Шарден добровольно поехал в изгнание, перебрался в Англию и был там радушно принят Карлом II, который назначил его своим полномочным посланником при штатах Голландии; а перед этим он был принят в Холланд-Хаусе так, как принимают в этом замке гостеприимства; здесь родилась его дочь и здесь он написал немалую часть своего «Путешествия в Персию».
Затем здесь жил Аддисон, бывший государственный секретарь, автор «Катона Утического» и «Зрителя», этого прародителя журналов, обосновавшего право прессы создавать общественное мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165