У меня было промелькнула мысль послать Мэри к каменщику за ведром известкового раствора и мастерком, а самому в это время постеречь дом, но я опасался, что она, пребывая во вполне понятном смятении после предпринятой нами вылазки, не сумеет попросить именно то, что мне нужно, а потому предпочел оставить ее в доме и самому пойти к каменщику.
Итак, я сообщил ей мое решение и предложил спуститься на первый или второй этаж, если ей страшно остаться здесь, на третьем, но она мне спокойно ответила:
– Обо мне не беспокойтесь, господин Бемрод; идите за вашим ведром с известью и за мастерком, а я тем временем буду еще искать – вдруг найдутся какие-нибудь сведения об этой бедной неприкаянной душе, которой Господь по милости своей предоставил на долгие годы место в чистилище, где она пребывает и поныне!
– Хорошо, Мэри, – согласился я, – у меня было желание остаться здесь, а вас послать к каменщику, но, если вам не страшно…
– Простите, господин Бемрод, – перебила меня служанка, – вам хочется, чтобы я туда пошла, а вы остались здесь? В таком случае…
– Нет, нет, – живо возразил я, – раз уж мы договорились, то пусть все так и будет.
И, перескакивая через несколько ступенек, я сбежал вниз, предоставив бесстрашной Мэри продолжить поиски.
Дорогой мой Петрус, я назвал ее бесстрашной, поскольку, даже учитывая, в конце концов, что мужество этой женщины, вне всякого сомнения, обусловлено низким уровнем ее душевного склада, который не позволяет чувствам простых людей быть такими же тонкими и глубокими, как у натур утонченных, я не могу, тем не менее, не отдать должное ее бесстрашию.
Ибо если я и не человек праведный, о котором говорит поэт Гораций,. то, по крайней мере, человек беспристрастный, о котором говорит апостол Павел
XI. Важная новость
Уже через четверть часа я вернулся с предметами, за которыми отправлялся.
Правда, я поостерегся сказать каменщику, для чего мне нужно на время его ведро и его мастерок и зачем я покупаю у него известковый раствор.
Быть может, он не захотел бы мне его продать; быть может, он не захотел бы дать мне на время свое ведро и свой мастерок.
Я сослался на необходимость починить стену пасторского двора.
Поскольку калитка в мой двор будет закрыта, кто может знать, какую стену я чиню?
Итак, я закрыл калитку и поднялся на третий этаж с мастерком, известковым раствором и ведром.
Пока я отсутствовал, Мэри не прекращала поисков, но ничего не нашла. Для меня стало очевидным: если какие-то бумаги и пережили все это бедствие, искать их следовало не в комнате дамы в сером, а в каком-то другом месте.
В конце концов, благодаря только что совершенному великому деянию я все же добился результата, убедившись в том, что в комнате совершенно никого не было.
Никакой призрак, никакое привидение, никакой выходец с того света не воспротивились предпринятому нами скрупулезному осмотру помещения.
Заделывая отверстие в стене, я оставлял за ней пустую комнату.
А раз так, то кто мог бы отныне выйти из этой комнаты? Ведь в ней не было даже того, что я какое-то мгновение боялся увидеть, – трупа!
Поэтому я велел Мэри закрыть окна, что было вполне естественно, поскольку она их и открыла.
Впрочем, выполнить это не составило ей никакого труда.
Затем она вышла.
Конечно, Мэри сделала робкую попытку отпроситься домой, чтобы приготовить мужу ужин, но мне был нужен помощник, и я ее задержал.
Зная меня только в качестве ученого и философа, Вы, дорогой мой Петрус, можете усомниться в моей способности выполнить затеянную мною работу, но, к счастью, отец, вырастивший меня, воспитал меня более разносторонним, чем Вы полагаете, научив меня основам разных ремесел.
Это прежде всего проистекало из его замысла сделать меня моряком дальнего плавания.
А потому «Робинзон Крузо» был любимой книгой моей юности.
Так вот, мой добрейший отец хотел, чтобы я, оказавшись по воле судьбы на необитаемом острове, подобно герою Даниеля Дефо, смог бы, так же как он, найти в самом себе все те способности, какие хозяин Пятницы столь находчиво использовал для облегчения тягот своей одинокой жизни.
Я был немного живописцем: доказательством тому могут послужить для Вас мои росписи в комнате Дженни.
Я был также немного столяром, немного слесарем и, наконец, немного каменщиком.
Так что мне следовало лишь вспомнить навыки, усвоенные в юности, когда я сооружал будки для собак, курятники и клетки для кроликов.
А теперь, в связи с «Робинзоном», я сообщу Вам об одном моем глубоком наблюдении, какого, осмелюсь сказать, до меня никто еще не делал.
Вот Вы скажете мне: то, что уже превращает и превратит в будущем английский народ в народ мореплавателей по преимуществу, а Англию – в королеву океанов, это ее местонахождение среди морей.
Но это не так, дорогой мой Петрус.
Все дело в том, что случай, а вернее Провидение, дало нашей стране самый увлекательный роман странствий.
В Великобритании любой ребенок учится читать по «Робинзону Крузо» или читает его, как только научится читать.
Хотя Робинзон Крузо пережил кораблекрушение, изведал одиночество, испытал треволнения, подвергался опасностям, – любой ребенок стремится стать им.
А чтобы стать им, любой ребенок мечтает быть моряком.
Так что не куда-нибудь, а именно к морю, к океану, к бесконечности устремлены взоры трех четвертей мужского населения Англии в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет.
Так что же удивительного в том, что этот народ, для которого мореплавание является не только привычным делом, но и объектом честолюбивых устремлений, стал в один прекрасный день первым во всем мире народом-мореплавателем и первым во всем мире народом-негоциантом?!
Все эти размышления приходят мне в голову сейчас, когда я пишу Вам, дорогой мой Петрус, и заношу их на бумагу; но, должен сказать, возводя стену, я думал совсем о другом.
Когда окна были закрыты и комната погрузилась в прежнюю темноту, она вновь обрела мрачно-фантастический облик.
Чем дальше продвигалась моя работа, тем ближе к вечеру подходил день, и, хотя у меня не хватило времени даже на обед и я не позволил пообедать Мэри, ночь наступила очень быстро.
К счастью, мое мастерство возрастало в той мере, в какой я его применял; под конец мои руки управлялись с кирпичами так же умело, как руки настоящего каменщика.
Орфей со своей лирой никогда не строил так быстро, как я возводил стену при помощи моего мастерка!
Правда, вместе с тем как отверстие сужалось, находящиеся в комнате предметы, как мне казалось, то ли оживали, то ли приобретали устрашающий облик.
В иные мгновения мне казалось, что я вижу, как связки веревок на полу свиваются и развиваются словно ужи; мне казалось, что дверцы шкафов, которые мы увидели открытыми и которые Мэри затем тщательно закрыла, вновь со скрипом открылись;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165