— Она нахмурилась, заметив, что с их одежды стекают струи, а с волос капает. — Мы с ума тут сходили от беспокойства!
— Да ну? — весело отозвался Рейн. — Как мило с вашей стороны проявить заботливость.
— Эта старая глупая цыганка, — продолжала леди Кэтрин, тыча пальцем в леди Маргарет, — столько мне понарассказывала про всяких джинксов и прочие ужасы, что я до сих пор сама не своя! Разумеется, я не поверила ни одному ее слову! Но гроза была такая ужасная…
— С вами все в порядке? — Глаза леди Маргарет встревожено перебегали с лица внучки на зятя и обратно. То, что Рейн нес Чарити на руках, старуха явно истолковала в самом мрачном смысле и сразу поспешила принять меры: подняла руку, намереваясь сделать тайный цыганский жест, но Чарити помешала ей.
— Бабушка, мы больше не будем делать ничего подобного под крышей этого дома. — Она ласково сжала ее руку и, глядя прямо в глаза, добавила: — Нам с Рейном это не нужно. Мы больше не будем привораживать везение, а станем жить своей жизнью.
Тут леди Маргарет заметила, как сияют счастьем лица ее внучки и зятя, и поняла, что все между ними отныне решено. Чарити выбрала здравый смысл, логику и рациональное видение мира, и ничего поделать с этим нельзя. Молодые люди вышли за пределы сферы ее влияния.
Слезы навернулись ей на глаза. Она чуть пожала в ответ руку внучки и выпустила ее.
— Если не хотите заработать воспаление легких, то вам надо сию секунду снять с себя мокрую одежду, — буркнула она.
Рейн засмеялся, лукаво поглядывая на старуху.
— Я и сам так думаю. — И он внес Чарити в их спальню. Леди Кэтрин поспешила прикрыть за молодыми дверь и обернулась к леди Маргарет. По сморщенным щекам суеверной старухи катились слезы.
— Что с ними будет, с нашими детьми? Что скажешь, злюка старая?
Леди Кэтрин подошла к ней и взяла за руки.
— Все с детьми будет хорошо, ворожея-энтузиастка. Пойдем-ка, я уговорю Эверсби, чтоб он принес нам с тобой немного бренди.
В темной спальне Рейн опустил Чарити на середину их огромной кровати и тут же набросился на нее.
— Рейн! — Она, смеясь, отталкивала его. — Что ты делаешь? Улыбка его стала еще лукавее, и, невзирая на протесты, он еще сильнее прижал ее к кровати.
— Разве это не очевидно? Или ты хочешь сказать, что я делаю что-то не то? — Он прикоснулся губами к прохладной нежной коже ее плеча и, целуя и покусывая, стал двигаться вдоль ключицы к ямке у шеи.
— Но мы с тобой совсем мокрые.
— Но ты мне нравишься такой. Или ты забыла?
Она задохнулась, когда его горячие ладони уверенно двинулись по мокрому шелку, так плотно облегавшему изгибы ее замерзшего тела.
— Вся постель промокнет… мы же испортим покрывало, — пролепетала она, но он закрыл ей губы поцелуем. — Но ты же слышал… что бабушка сказала, — наконец выговорила она между двумя жаркими поцелуями. — Ты должен снять с меня одежду!
Это он услышал и сразу поднял голову. Глаза его искрились, на губах блуждала улыбка.
— О Боже! Конечно. Как можно пренебречь советом старушки!
Он скатился с нее и мгновение спустя уже распускал шнуровку на спине платья. Платье соскользнуло с ее влажных, холодных грудей. Он замер, пожирая взглядом эти явившиеся на свет сокровища с розовыми сосками, затем положил на них свои большие теплые ладони.
— До чего же я люблю твои… легкие, ангел мой!
Жар объял ее, побежал по телу восхитительной волной.
— Снимай дальше… все снимай… до нитки.
Но он освобождал ее от мокрой одежды невыносимо медленно, предмет за предметом, старательно покрывая поцелуями каждую вновь обнажившуюся часть тела. Она ежилась, смеялась и просила его поспешить. Но он твердо решил помучить ее, и когда второй чулок был наконец снят, начал долгое, столь же невыносимо медлительное путешествие вверх по ее телу, делая остановки на всех «счастливых» местах.
Не в силах более терпеть, она рывком села на кровати и яростно принялась расстегивать его пуговицы. В мгновение ока он тоже оказался обнаженным. Повинуясь последней здравой мысли, он вытащил из-под нее промокшее покрывало и бросил на пол.
— А можно, я по-прежнему буду называть это волшебством? — застенчиво прошептала она. Он задрожал.
Внезапно она оказалась лежащей на спине, зажатая между атласом одеяла и мужским телом, сгорающим от желания.
— А как же еще можно это называть?
Она почувствовала, что его возбужденная плоть вжалась в ее бедра, раздвинула их и быстро сдвинула снова. Он изогнулся, застонал и ринулся вперед, продвигаясь внутри этих шелковистых ножен, созданных ею для него. А когда он добрался до вожделенной вершины, она ослабила хватку ног, вручая ему заслуженную награду. Он сделал еще одно движение, и тела их соединились.
Они задвигались оба в гибкой согласованности. Их обостренное восприятие росло и ширилось, переполняясь наслаждением. Еще раз, еще… и они вместе достигли пика, и взмыли ввысь, в область пылающих солнц и горящих звезд… сожженные и преображенные внутренним огнем… оставив окалину страхов и страданий позади.
Вместе они парили, свободные и навечно соединенные, вотканные безвозвратно в яркую, пеструю ткань своей общей судьбы. Их не разделяло ничто, у них не было ни тайных страхов, ни сомнений. Была только нерушимая связь, взаимное обязательство.
Они лежали на боку, лицом друг к другу, соприкасаясь только пальцами ног, коленями, носами… и руками. Они прислушивались к шуму затихающей бури в своей крови и к шелесту дождя за окном. Дождь тихо барабанил по стеклам — это был мерный, успокаивающий звук.
— А ты знаешь, почему я получил такое необычное имя — Рейн? — проговорил он вдруг негромко.
Она покачала головой.
— Расскажи.
— Мама всегда любила звук дождя. И в ту ночь, когда я родился, она все прислушивалась к шуму дождя и решила назвать меня в его честь. Рейн — это же дождь.
Она погладила его ладонью по щеке.
Они проснулись в объятиях друг друга, с улыбкой на губах и принялись обсуждать бурные события минувшего вечера. Рейн хохотал, вспоминая выражение лица зловредной Глории, и даже сумел убедить Чарити, что ничего трагического в случае с лопнувшими панталонами толстого графа не было. Впрочем, в происшествии с упавшей люстрой она не находила решительно ничего смешного, однако позволила себе улыбнуться при воспоминании о том, как Рейн носился по герцогскому особняку в сюртуке наизнанку и в одной туфле.
— Господи, Рейн, что же о нас подумают в свете?
— Наверное, все решили, что я опасный сумасшедший, жену держу в страхе… — Он коснулся рукой ее груди. — И, давая волю животным инстинктам, силой овладеваю доставшейся мне белокурой красавицей.
— После вчерашнего… нас что, больше не будут нигде принимать?
Он засмеялся:
— Ну, нельзя сказать, что репутация наша сильно улучшилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Да ну? — весело отозвался Рейн. — Как мило с вашей стороны проявить заботливость.
— Эта старая глупая цыганка, — продолжала леди Кэтрин, тыча пальцем в леди Маргарет, — столько мне понарассказывала про всяких джинксов и прочие ужасы, что я до сих пор сама не своя! Разумеется, я не поверила ни одному ее слову! Но гроза была такая ужасная…
— С вами все в порядке? — Глаза леди Маргарет встревожено перебегали с лица внучки на зятя и обратно. То, что Рейн нес Чарити на руках, старуха явно истолковала в самом мрачном смысле и сразу поспешила принять меры: подняла руку, намереваясь сделать тайный цыганский жест, но Чарити помешала ей.
— Бабушка, мы больше не будем делать ничего подобного под крышей этого дома. — Она ласково сжала ее руку и, глядя прямо в глаза, добавила: — Нам с Рейном это не нужно. Мы больше не будем привораживать везение, а станем жить своей жизнью.
Тут леди Маргарет заметила, как сияют счастьем лица ее внучки и зятя, и поняла, что все между ними отныне решено. Чарити выбрала здравый смысл, логику и рациональное видение мира, и ничего поделать с этим нельзя. Молодые люди вышли за пределы сферы ее влияния.
Слезы навернулись ей на глаза. Она чуть пожала в ответ руку внучки и выпустила ее.
— Если не хотите заработать воспаление легких, то вам надо сию секунду снять с себя мокрую одежду, — буркнула она.
Рейн засмеялся, лукаво поглядывая на старуху.
— Я и сам так думаю. — И он внес Чарити в их спальню. Леди Кэтрин поспешила прикрыть за молодыми дверь и обернулась к леди Маргарет. По сморщенным щекам суеверной старухи катились слезы.
— Что с ними будет, с нашими детьми? Что скажешь, злюка старая?
Леди Кэтрин подошла к ней и взяла за руки.
— Все с детьми будет хорошо, ворожея-энтузиастка. Пойдем-ка, я уговорю Эверсби, чтоб он принес нам с тобой немного бренди.
В темной спальне Рейн опустил Чарити на середину их огромной кровати и тут же набросился на нее.
— Рейн! — Она, смеясь, отталкивала его. — Что ты делаешь? Улыбка его стала еще лукавее, и, невзирая на протесты, он еще сильнее прижал ее к кровати.
— Разве это не очевидно? Или ты хочешь сказать, что я делаю что-то не то? — Он прикоснулся губами к прохладной нежной коже ее плеча и, целуя и покусывая, стал двигаться вдоль ключицы к ямке у шеи.
— Но мы с тобой совсем мокрые.
— Но ты мне нравишься такой. Или ты забыла?
Она задохнулась, когда его горячие ладони уверенно двинулись по мокрому шелку, так плотно облегавшему изгибы ее замерзшего тела.
— Вся постель промокнет… мы же испортим покрывало, — пролепетала она, но он закрыл ей губы поцелуем. — Но ты же слышал… что бабушка сказала, — наконец выговорила она между двумя жаркими поцелуями. — Ты должен снять с меня одежду!
Это он услышал и сразу поднял голову. Глаза его искрились, на губах блуждала улыбка.
— О Боже! Конечно. Как можно пренебречь советом старушки!
Он скатился с нее и мгновение спустя уже распускал шнуровку на спине платья. Платье соскользнуло с ее влажных, холодных грудей. Он замер, пожирая взглядом эти явившиеся на свет сокровища с розовыми сосками, затем положил на них свои большие теплые ладони.
— До чего же я люблю твои… легкие, ангел мой!
Жар объял ее, побежал по телу восхитительной волной.
— Снимай дальше… все снимай… до нитки.
Но он освобождал ее от мокрой одежды невыносимо медленно, предмет за предметом, старательно покрывая поцелуями каждую вновь обнажившуюся часть тела. Она ежилась, смеялась и просила его поспешить. Но он твердо решил помучить ее, и когда второй чулок был наконец снят, начал долгое, столь же невыносимо медлительное путешествие вверх по ее телу, делая остановки на всех «счастливых» местах.
Не в силах более терпеть, она рывком села на кровати и яростно принялась расстегивать его пуговицы. В мгновение ока он тоже оказался обнаженным. Повинуясь последней здравой мысли, он вытащил из-под нее промокшее покрывало и бросил на пол.
— А можно, я по-прежнему буду называть это волшебством? — застенчиво прошептала она. Он задрожал.
Внезапно она оказалась лежащей на спине, зажатая между атласом одеяла и мужским телом, сгорающим от желания.
— А как же еще можно это называть?
Она почувствовала, что его возбужденная плоть вжалась в ее бедра, раздвинула их и быстро сдвинула снова. Он изогнулся, застонал и ринулся вперед, продвигаясь внутри этих шелковистых ножен, созданных ею для него. А когда он добрался до вожделенной вершины, она ослабила хватку ног, вручая ему заслуженную награду. Он сделал еще одно движение, и тела их соединились.
Они задвигались оба в гибкой согласованности. Их обостренное восприятие росло и ширилось, переполняясь наслаждением. Еще раз, еще… и они вместе достигли пика, и взмыли ввысь, в область пылающих солнц и горящих звезд… сожженные и преображенные внутренним огнем… оставив окалину страхов и страданий позади.
Вместе они парили, свободные и навечно соединенные, вотканные безвозвратно в яркую, пеструю ткань своей общей судьбы. Их не разделяло ничто, у них не было ни тайных страхов, ни сомнений. Была только нерушимая связь, взаимное обязательство.
Они лежали на боку, лицом друг к другу, соприкасаясь только пальцами ног, коленями, носами… и руками. Они прислушивались к шуму затихающей бури в своей крови и к шелесту дождя за окном. Дождь тихо барабанил по стеклам — это был мерный, успокаивающий звук.
— А ты знаешь, почему я получил такое необычное имя — Рейн? — проговорил он вдруг негромко.
Она покачала головой.
— Расскажи.
— Мама всегда любила звук дождя. И в ту ночь, когда я родился, она все прислушивалась к шуму дождя и решила назвать меня в его честь. Рейн — это же дождь.
Она погладила его ладонью по щеке.
Они проснулись в объятиях друг друга, с улыбкой на губах и принялись обсуждать бурные события минувшего вечера. Рейн хохотал, вспоминая выражение лица зловредной Глории, и даже сумел убедить Чарити, что ничего трагического в случае с лопнувшими панталонами толстого графа не было. Впрочем, в происшествии с упавшей люстрой она не находила решительно ничего смешного, однако позволила себе улыбнуться при воспоминании о том, как Рейн носился по герцогскому особняку в сюртуке наизнанку и в одной туфле.
— Господи, Рейн, что же о нас подумают в свете?
— Наверное, все решили, что я опасный сумасшедший, жену держу в страхе… — Он коснулся рукой ее груди. — И, давая волю животным инстинктам, силой овладеваю доставшейся мне белокурой красавицей.
— После вчерашнего… нас что, больше не будут нигде принимать?
Он засмеялся:
— Ну, нельзя сказать, что репутация наша сильно улучшилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108