Его жесткое тело горело огнем, стальные руки сцепились кольцом вокруг нее, и от них шел неумолимый жар; губы опаляли. Это было слишком для ее исстрадавшегося сердца. Желание и тоска поднялись в ее душе — такие острые, что могли порезать.
Руки ее перестали отталкивать его, тело замерло, подчиняясь его воле. Но нельзя было допустить, чтобы он стал принадлежать ей.
В центре этой яростной бури, в самой глубине ее души, покоилось нерушимое основание — ее любовь к нему, бастион, настолько надежный, что способен был устоять и перед его гневом, и перед его страстью, и перед его тоской — ради его же блага. Именно эта любовь сейчас наполнила ее душу, засияла в ее глазах и превратила его страсть в темную, удушающую боль, которая змеей сворачивалась внутри.
Он почувствовал, что сопротивление ее слабеет, и несколько расслабился. Губы его нежнее касались ее губ, сначала требуя, затем выпрашивая отклика. А потом умоляя о нем. Когда в голове у него чуть прояснилось, он принялся искать признаки ее ответной страсти, которой так желал. Но она просто стояла в его объятиях, дрожала и дышала прерывисто. И он почувствовал, что у ее губ появился новый привкус — они стали солеными. Это был вкус… Дыхание у него перехватило, он поднял голову и открыл глаза. Слезы.
Глаза ее были закрыты, и слезы бежали по раскрасневшимся щекам, стекая к измятым, припухшим губам. Его словно ударило в грудь. Он не мог дышать. Сознание, что он совершил насилие, что внутри его еще жив и ворочается, свиваясь кольцами, гнев, наполнило его ужасом. Боже всемогущий! Что он наделал?
Он выпустил ее. Воздух с трудом проникал в его легкие, словно горло ему сжимала чья-то мстительная рука.
— Ч-Чарити…
Она сделала один нетвердый шаг назад. Глаза ее были темны и полны неслыханной муки. Он обрушил на нее всю свою страсть и весь свой накипевший гнев, как будто она была виновата в том, что он любит ее и хочет ее, и в том, что она его не любит и не хочет. Он причинил ей боль и обидел ее.
— Я не выйду за тебя, — выговорила она наконец хриплым шепотом, отступая к двери. — Если ты питаешь хоть какое-то уважение к моей бабушке… и ко мне, ты уедешь из Стэндвелла сегодня же… сейчас же.
Он стоял перед ней, раздавленный, опустошенный и одинокий. Она повернулась и бросилась бежать к двери.
Он был не в силах пошевелиться. Ее лицо стояло перед ним, и выражение боли на нем; и боль эта словно прорастала внутрь его души, как до того проникали туда многие другие ее чувства. Он винил только себя. Он не понимал причин, по которым она отказала ему, но он не мог поверить, что она вчера ночью не хотела его и легла в его постель из одного любопытства или даже чувственного влечения. Ее любовь была слишком подлинной. И однако, сегодня она показалась ему совершенно другим человеком.
Он потерял ее… и даже не знал почему.
Все в доме встало вверх дном из-за внезапного отъезда виконта. Мелвин отправил одного из своих внуков в Мортхоу нанять там лошадей и какой-никакой экипаж, затем упаковал разбитый сундук его сиятельства и отволок вниз. Виконт попросил леди Маргарет уделить ему несколько минут и с мрачным видом поблагодарил ее за доброту, приют и медицинскую помощь. Он выписал ей чек на изрядную сумму — слишком большую, как не преминула заметить старая женщина.
Объединенными усилиями они снесли Стивенсона вниз и уложили в экипаж, так как он категорически отказался остаться, если его хозяин уезжает. И вот Рейн, с посеревшим лицом, с которого не сходило страдальческое выражение, уже прощается у подножия лестницы с леди Маргарет, Мелвином, Бернадеттой… Вулфрамом, который скачет вокруг экипажа, находясь в полном восторге от всеобщей суеты… Забираясь в экипаж — двуколку, запряженную парой рабочих лошадей, Рейн приостановился на мгновение, оглянулся и, не сводя с леди Маргарет темного взгляда, попросил бабку Чарити передать наилучшие пожелания внучке. Леди Маргарет нахмурила брови и кивнула. Рейн уселся в двуколку и, шлепнув вожжами по спинам лошадей, погнал их вперед.
А высоко наверху, возле окна той комнаты, в которую Рейна поместили, когда он только появился в Стэндвелле, стояла Чарити и тайком наблюдала за его отъездом. Это был наилучший выход, это была жертва, достойная любви, твердила она себе. Но сколько бы она ни убеждала себя в этом, раздирающая боль в груди становилась только сильнее. Чарити не сводила глаз с двуколки, пока та вовсе не скрылась из виду, затем отвернулась от окна и принялась бесцельно бродить по комнате.
Там много позже и нашла внучку леди Маргарет. Она сидела на кровати без матраса, и вид у нее был такой, будто в ней не осталось ни капельки жизни. Леди Маргарет хмуро глядела на внучку, пытаясь понять, что же произошло.
— Он просил у меня позволения поговорить с тобой… и, полагаю, сделал это, — сообщила старуха, явно озадаченная.
— Мы поговорили. — Чарити даже не подняла глаз, упорно глядя на сцепленные пальцы рук, лежавших на коленях.
— И?.. — В бабушкином голосе послышались нотки раздражения.
— Я отказала ему.
Сообщив это и не прибавив ни слова, Чарити вышла из комнаты.
Но тем же вечером леди Маргарет узнала все. Она нашла Чарити в комнате покойного Аптона. Та стояла у окна и смотрела на бухту, освещенную луной. Когда девушка обернулась, старуха увидела, что на шее у нее висят амулеты, несколько амулетов. И очень сильных.
— Расскажи мне про луну, бабушка, — заговорила девушка печально. — Расскажи мне, какая была луна в ту ночь, когда я родилась.
Леди Маргарет пошатнулась, неверной рукой нашарила стул и тяжело опустилась на него. Итак, катастрофа, которую обещала полная луна и о приближении которой она догадалась, свершилась, но это оказалось совсем не то, чего она ожидала. Все было гораздо хуже. Чарити узнала, что на ней лежит проклятие.
Глава 14
Их немилосердно трясло на разъезженной лондонской дороге, крупные придорожные гостиницы были переполнены, но Рейн почти не замечал всего этого. Его душили гнев и боль, и он никак не мог разобраться в своих чувствах к Чарити, которая неожиданно отвергла его. Кроме того, его тревожило, что по прибытии в Лондон он найдет свои дела в полном беспорядке.
Рейн поехал прямо к своему дому на фешенебельной Сент-Джордж-сквер. И к крыльцу имел несчастье подъехать именно в тот момент, когда гости его соседки, графини Суинфорд, выходили из соседнего дома. Он натянул вожжи, и забрызганная грязью двуколка остановилась возле кованой ограды его дома, выстроенного в палладианском стиле.
Почтенная графиня прожила с ним бок о бок три года. И за все это время царственная дама ни разу не удосужилась нанести ему визит вежливости, равно как и принять его самого, что не мешало ей, впрочем, принимать у себя буквально весь Лондон едва ли не каждое утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Руки ее перестали отталкивать его, тело замерло, подчиняясь его воле. Но нельзя было допустить, чтобы он стал принадлежать ей.
В центре этой яростной бури, в самой глубине ее души, покоилось нерушимое основание — ее любовь к нему, бастион, настолько надежный, что способен был устоять и перед его гневом, и перед его страстью, и перед его тоской — ради его же блага. Именно эта любовь сейчас наполнила ее душу, засияла в ее глазах и превратила его страсть в темную, удушающую боль, которая змеей сворачивалась внутри.
Он почувствовал, что сопротивление ее слабеет, и несколько расслабился. Губы его нежнее касались ее губ, сначала требуя, затем выпрашивая отклика. А потом умоляя о нем. Когда в голове у него чуть прояснилось, он принялся искать признаки ее ответной страсти, которой так желал. Но она просто стояла в его объятиях, дрожала и дышала прерывисто. И он почувствовал, что у ее губ появился новый привкус — они стали солеными. Это был вкус… Дыхание у него перехватило, он поднял голову и открыл глаза. Слезы.
Глаза ее были закрыты, и слезы бежали по раскрасневшимся щекам, стекая к измятым, припухшим губам. Его словно ударило в грудь. Он не мог дышать. Сознание, что он совершил насилие, что внутри его еще жив и ворочается, свиваясь кольцами, гнев, наполнило его ужасом. Боже всемогущий! Что он наделал?
Он выпустил ее. Воздух с трудом проникал в его легкие, словно горло ему сжимала чья-то мстительная рука.
— Ч-Чарити…
Она сделала один нетвердый шаг назад. Глаза ее были темны и полны неслыханной муки. Он обрушил на нее всю свою страсть и весь свой накипевший гнев, как будто она была виновата в том, что он любит ее и хочет ее, и в том, что она его не любит и не хочет. Он причинил ей боль и обидел ее.
— Я не выйду за тебя, — выговорила она наконец хриплым шепотом, отступая к двери. — Если ты питаешь хоть какое-то уважение к моей бабушке… и ко мне, ты уедешь из Стэндвелла сегодня же… сейчас же.
Он стоял перед ней, раздавленный, опустошенный и одинокий. Она повернулась и бросилась бежать к двери.
Он был не в силах пошевелиться. Ее лицо стояло перед ним, и выражение боли на нем; и боль эта словно прорастала внутрь его души, как до того проникали туда многие другие ее чувства. Он винил только себя. Он не понимал причин, по которым она отказала ему, но он не мог поверить, что она вчера ночью не хотела его и легла в его постель из одного любопытства или даже чувственного влечения. Ее любовь была слишком подлинной. И однако, сегодня она показалась ему совершенно другим человеком.
Он потерял ее… и даже не знал почему.
Все в доме встало вверх дном из-за внезапного отъезда виконта. Мелвин отправил одного из своих внуков в Мортхоу нанять там лошадей и какой-никакой экипаж, затем упаковал разбитый сундук его сиятельства и отволок вниз. Виконт попросил леди Маргарет уделить ему несколько минут и с мрачным видом поблагодарил ее за доброту, приют и медицинскую помощь. Он выписал ей чек на изрядную сумму — слишком большую, как не преминула заметить старая женщина.
Объединенными усилиями они снесли Стивенсона вниз и уложили в экипаж, так как он категорически отказался остаться, если его хозяин уезжает. И вот Рейн, с посеревшим лицом, с которого не сходило страдальческое выражение, уже прощается у подножия лестницы с леди Маргарет, Мелвином, Бернадеттой… Вулфрамом, который скачет вокруг экипажа, находясь в полном восторге от всеобщей суеты… Забираясь в экипаж — двуколку, запряженную парой рабочих лошадей, Рейн приостановился на мгновение, оглянулся и, не сводя с леди Маргарет темного взгляда, попросил бабку Чарити передать наилучшие пожелания внучке. Леди Маргарет нахмурила брови и кивнула. Рейн уселся в двуколку и, шлепнув вожжами по спинам лошадей, погнал их вперед.
А высоко наверху, возле окна той комнаты, в которую Рейна поместили, когда он только появился в Стэндвелле, стояла Чарити и тайком наблюдала за его отъездом. Это был наилучший выход, это была жертва, достойная любви, твердила она себе. Но сколько бы она ни убеждала себя в этом, раздирающая боль в груди становилась только сильнее. Чарити не сводила глаз с двуколки, пока та вовсе не скрылась из виду, затем отвернулась от окна и принялась бесцельно бродить по комнате.
Там много позже и нашла внучку леди Маргарет. Она сидела на кровати без матраса, и вид у нее был такой, будто в ней не осталось ни капельки жизни. Леди Маргарет хмуро глядела на внучку, пытаясь понять, что же произошло.
— Он просил у меня позволения поговорить с тобой… и, полагаю, сделал это, — сообщила старуха, явно озадаченная.
— Мы поговорили. — Чарити даже не подняла глаз, упорно глядя на сцепленные пальцы рук, лежавших на коленях.
— И?.. — В бабушкином голосе послышались нотки раздражения.
— Я отказала ему.
Сообщив это и не прибавив ни слова, Чарити вышла из комнаты.
Но тем же вечером леди Маргарет узнала все. Она нашла Чарити в комнате покойного Аптона. Та стояла у окна и смотрела на бухту, освещенную луной. Когда девушка обернулась, старуха увидела, что на шее у нее висят амулеты, несколько амулетов. И очень сильных.
— Расскажи мне про луну, бабушка, — заговорила девушка печально. — Расскажи мне, какая была луна в ту ночь, когда я родилась.
Леди Маргарет пошатнулась, неверной рукой нашарила стул и тяжело опустилась на него. Итак, катастрофа, которую обещала полная луна и о приближении которой она догадалась, свершилась, но это оказалось совсем не то, чего она ожидала. Все было гораздо хуже. Чарити узнала, что на ней лежит проклятие.
Глава 14
Их немилосердно трясло на разъезженной лондонской дороге, крупные придорожные гостиницы были переполнены, но Рейн почти не замечал всего этого. Его душили гнев и боль, и он никак не мог разобраться в своих чувствах к Чарити, которая неожиданно отвергла его. Кроме того, его тревожило, что по прибытии в Лондон он найдет свои дела в полном беспорядке.
Рейн поехал прямо к своему дому на фешенебельной Сент-Джордж-сквер. И к крыльцу имел несчастье подъехать именно в тот момент, когда гости его соседки, графини Суинфорд, выходили из соседнего дома. Он натянул вожжи, и забрызганная грязью двуколка остановилась возле кованой ограды его дома, выстроенного в палладианском стиле.
Почтенная графиня прожила с ним бок о бок три года. И за все это время царственная дама ни разу не удосужилась нанести ему визит вежливости, равно как и принять его самого, что не мешало ей, впрочем, принимать у себя буквально весь Лондон едва ли не каждое утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108