Брокуэй в растерянности остановился, отдышался, а потом побрел назад, к Оксли-Хаус, размышляя о том, как он объяснит все мистеру Эверсби… и его сиятельству.
Вулфрам же смолк, потому что стоял на очередном углу и, тяжело дыша, вертел головой, пытаясь углядеть хозяйку и противного барона. Нюх у пса был не слишком острый, он не мог преследовать жертву только по следу, ему надо было видеть ее. И тут какое-то движение привлекло его внимание у дальнего угла. Но когда он добежал туда, перед ним открылся совершенно пустой переулок. Пес уткнулся громадным носом в землю и принялся бегать туда-сюда, старательно принюхиваясь.
«Люди, — думал пес, разбирая запахи, — слишком много людей!» Переулок пах ночным горшком… и котами, и сыростью, а вот едой не пахло совсем. Пес поднял голову, втянул носом воздух, и ноздрей его достигла слабая струйка запаха роз… Мисс Чарити!.. Пес закрутил головой, пытаясь определить, с какой стороны запах сильнее, а затем пустился бегом, держа нос у земли.
Дважды ему удалось снова ощутить запах роз, и он вел в порт, к докам. Пес уворачивался от пинков, которыми его норовили наградить матросы, шмыгал между грохочущими телегами, вынюхивал и выглядывал. «Еда!» Пес остановился возле булочной, пустил слюни. Это было ошибкой, целая минута ушла на то, чтобы избавиться от сладостного запаха сдобы и корицы. След успел остыть, и пес остановился, окруженный великим множеством новых для него, солоноватых и непонятных запахов. Он был в порту.
Пес опустил голову, стыдливо поджал хвост. Все из-за еды! И тут в его собачьем мозгу всплыло сладостное воспоминание — сандаловое дерево, и сразу припомнились сильные крепкие руки. «Сиятельство»! Надо найти «сиятельство», вот что! Значит, нужно бежать домой.
Пинноу тащил Чарити по безлюдным улицам и переулкам, да и те быстро сменились кварталами трущоб и кабаков, которые тоже вскоре остались позади, и пошли склады, какие-то длинные строения. Они приближались к порту.
Наконец барон, ни на секунду не позволявший ей забыть о стилете, втолкнул ее в какой-то полуразвалившийся кирпичный склад и, подталкивая, погнал по темному лабиринту между сложенными ящиками и бочками. Впереди замаячил свет, и они вышли на свободный пятачок, освещенный фонарем. Посреди стояла бочка, за которой, как за столом, сидели несколько оборванцев и играли в карты. Завидев барона, они оторвались от своего занятия и с интересом принялись разглядывать его самого, его стилет и пленницу.
— Ты! — Барон вперил взгляд в ближайшего оборванца. — Пойди скажи своему капитану, что у меня есть для него новое предложение.
В следующее мгновение он уже тащил Чарити по какой-то шаткой лестнице, затем втолкнул внутрь помещения, почти полностью забитого канатами, сетками для подъема грузов, рулонами парусины, и наконец выпустил ее. Чарити повернулась, потирая руку. Барон стоял в дверях, поигрывая стилетом, который ему явно нравился, и смотрел на нее.
— Вам это не пройдет даром, барон. — Чарити пыталась собраться с силами. До этого она была парализована страхом перед стилетом, коловшим ей ребра. Теперь в голове прояснилось… и она поняла, что оказалась в ловушке.
— Дорогуша, я притащил тебя в порт. Ты у меня в руках. Теперь надо только дать знать твоему драгоценному виконту, сколько он должен заплатить за тебя. Подумать только, ты отдалась этому мерзавцу, а потом как ни в чем не бывало согласилась выйти за меня! Ну, ты мне заплатишь, и той же монетой.
И барон пошел на нее, сверкая глазами. Губы его кривились в плотоядной ухмылке. Чарити попятилась, заметалась, полезла на груду свертков с парусиной, по бочкам. Но барон поймал ее, и она оказалась припертой к дальней стене. Костлявое тело Пинноу прижалось к ней, лезвие стилета коснулось ее горла.
— Ах ты, ведьма! Я помню вкус твоих губ… и могу заставить тебя извиваться и стонать от страсти… — И барон схватил ее за грудь.
— Мне ваши прикосновения противны, — прохрипела Чарити и толкнула барона изо всех сил. Тот пошатнулся, изумился. Вдруг лицо его побагровело, он размахнулся и ударил ее кулаком по голове.
От страшного удара искры посыпались у нее из глаз… а затем наступила темнота и Чарити мешком свалилась на пол возле кирпичной стены.
Леди Маргарет и леди Кэтрин явились домой далеко за полдень, обе в прескверном настроении.
— Нет, ваши жуткие амулеты — это просто бич какой-то! — ворчала леди Кэтрин, развязывая ленты шляпы. — Удивительно, как леди Мельбурн не свалилась в обморок!
— Дура ваша леди Мельбурн! Можно подумать, она хорьковых лапок никогда не видала! — огрызалась старая дама, снимая шаль.
— Скоро мне никуда нельзя будет и носа показать! — Леди Кэтрин сжала пальцами виски. — За какую-то неделю вы со своими кошмарными лапками перепугали половину моих знакомых!
Эверсби поспешно вбежал в переднюю, но, увидев, что это всего-навсего старухи вернулись домой, не смог скрыть своего огорчения.
— Я-то думал, это Вулфрам вернулся! — вырвалось у дворецкого.
— А что, Вулфрам сбежал? — осведомилась леди Маргарет.
— Он сегодня во время прогулки сорвался с поводка у Брокуэя и Джордана и удрал. Вот уже несколько часов как его нет.
— Этого еще недоставало! — воскликнула леди Кэтрин.
— Понимаете, он увидел, как леди Чарити уходит с тем джентльменом, и бросился за ними вдогонку… — Эверсби покосился на Брокуэя и, превозмогая смущение, добавил; — Мне не хотелось бы тревожить вас из-за пустяков, и, возможно, это вообще не мое дело, но… леди Чарити тоже до сих пор не вернулась.
— Но куда она могла пойти? — изумилась леди Кэтрин.
— И что за джентльмен такой? — нахмурилась леди Маргарет. Эверсби поправил галстук, откашлялся и, проверив, тут ли Брокуэй, заговорил:
— К ее сиятельству зашел утром с визитом некий джентльмен. Госпоже виконтессе, судя по всему, джентльмен этот был знаком. Она приказала подать чай в гостиную, однако когда я принес его, мне было сказано, что гость не задержится и чай пить не будет… Я вернулся на кухню. А потом Брокуэй сказал мне, что видел, как миледи вышла на крыльцо с этим джентльменом, и добавил, что ему это показалось странным… — Тут Эверсби взмахнул рукой, давая знак Брокуэю, что пришла его очередь продолжить рассказ.
Брокуэй сделал шаг вперед.
— Я не сразу сообразил, что же мне показалось таким странным. Тут еще Вулфрам принялся лаять и рваться как безумный, поводок отвязался, потом я бежал за псом. И только вернувшись домой, я понял, что же меня удивило: ее сиятельство вышла на улицу, не надев ни шляпки, ни перчаток! И держался этот джентльмен к миледи что-то очень уж близко, и шли они слишком быстро…
— Ад и преисподняя! — Леди Маргарет накинулась на Эверсби: — Кто он, этот джентльмен? Как он выглядел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
Вулфрам же смолк, потому что стоял на очередном углу и, тяжело дыша, вертел головой, пытаясь углядеть хозяйку и противного барона. Нюх у пса был не слишком острый, он не мог преследовать жертву только по следу, ему надо было видеть ее. И тут какое-то движение привлекло его внимание у дальнего угла. Но когда он добежал туда, перед ним открылся совершенно пустой переулок. Пес уткнулся громадным носом в землю и принялся бегать туда-сюда, старательно принюхиваясь.
«Люди, — думал пес, разбирая запахи, — слишком много людей!» Переулок пах ночным горшком… и котами, и сыростью, а вот едой не пахло совсем. Пес поднял голову, втянул носом воздух, и ноздрей его достигла слабая струйка запаха роз… Мисс Чарити!.. Пес закрутил головой, пытаясь определить, с какой стороны запах сильнее, а затем пустился бегом, держа нос у земли.
Дважды ему удалось снова ощутить запах роз, и он вел в порт, к докам. Пес уворачивался от пинков, которыми его норовили наградить матросы, шмыгал между грохочущими телегами, вынюхивал и выглядывал. «Еда!» Пес остановился возле булочной, пустил слюни. Это было ошибкой, целая минута ушла на то, чтобы избавиться от сладостного запаха сдобы и корицы. След успел остыть, и пес остановился, окруженный великим множеством новых для него, солоноватых и непонятных запахов. Он был в порту.
Пес опустил голову, стыдливо поджал хвост. Все из-за еды! И тут в его собачьем мозгу всплыло сладостное воспоминание — сандаловое дерево, и сразу припомнились сильные крепкие руки. «Сиятельство»! Надо найти «сиятельство», вот что! Значит, нужно бежать домой.
Пинноу тащил Чарити по безлюдным улицам и переулкам, да и те быстро сменились кварталами трущоб и кабаков, которые тоже вскоре остались позади, и пошли склады, какие-то длинные строения. Они приближались к порту.
Наконец барон, ни на секунду не позволявший ей забыть о стилете, втолкнул ее в какой-то полуразвалившийся кирпичный склад и, подталкивая, погнал по темному лабиринту между сложенными ящиками и бочками. Впереди замаячил свет, и они вышли на свободный пятачок, освещенный фонарем. Посреди стояла бочка, за которой, как за столом, сидели несколько оборванцев и играли в карты. Завидев барона, они оторвались от своего занятия и с интересом принялись разглядывать его самого, его стилет и пленницу.
— Ты! — Барон вперил взгляд в ближайшего оборванца. — Пойди скажи своему капитану, что у меня есть для него новое предложение.
В следующее мгновение он уже тащил Чарити по какой-то шаткой лестнице, затем втолкнул внутрь помещения, почти полностью забитого канатами, сетками для подъема грузов, рулонами парусины, и наконец выпустил ее. Чарити повернулась, потирая руку. Барон стоял в дверях, поигрывая стилетом, который ему явно нравился, и смотрел на нее.
— Вам это не пройдет даром, барон. — Чарити пыталась собраться с силами. До этого она была парализована страхом перед стилетом, коловшим ей ребра. Теперь в голове прояснилось… и она поняла, что оказалась в ловушке.
— Дорогуша, я притащил тебя в порт. Ты у меня в руках. Теперь надо только дать знать твоему драгоценному виконту, сколько он должен заплатить за тебя. Подумать только, ты отдалась этому мерзавцу, а потом как ни в чем не бывало согласилась выйти за меня! Ну, ты мне заплатишь, и той же монетой.
И барон пошел на нее, сверкая глазами. Губы его кривились в плотоядной ухмылке. Чарити попятилась, заметалась, полезла на груду свертков с парусиной, по бочкам. Но барон поймал ее, и она оказалась припертой к дальней стене. Костлявое тело Пинноу прижалось к ней, лезвие стилета коснулось ее горла.
— Ах ты, ведьма! Я помню вкус твоих губ… и могу заставить тебя извиваться и стонать от страсти… — И барон схватил ее за грудь.
— Мне ваши прикосновения противны, — прохрипела Чарити и толкнула барона изо всех сил. Тот пошатнулся, изумился. Вдруг лицо его побагровело, он размахнулся и ударил ее кулаком по голове.
От страшного удара искры посыпались у нее из глаз… а затем наступила темнота и Чарити мешком свалилась на пол возле кирпичной стены.
Леди Маргарет и леди Кэтрин явились домой далеко за полдень, обе в прескверном настроении.
— Нет, ваши жуткие амулеты — это просто бич какой-то! — ворчала леди Кэтрин, развязывая ленты шляпы. — Удивительно, как леди Мельбурн не свалилась в обморок!
— Дура ваша леди Мельбурн! Можно подумать, она хорьковых лапок никогда не видала! — огрызалась старая дама, снимая шаль.
— Скоро мне никуда нельзя будет и носа показать! — Леди Кэтрин сжала пальцами виски. — За какую-то неделю вы со своими кошмарными лапками перепугали половину моих знакомых!
Эверсби поспешно вбежал в переднюю, но, увидев, что это всего-навсего старухи вернулись домой, не смог скрыть своего огорчения.
— Я-то думал, это Вулфрам вернулся! — вырвалось у дворецкого.
— А что, Вулфрам сбежал? — осведомилась леди Маргарет.
— Он сегодня во время прогулки сорвался с поводка у Брокуэя и Джордана и удрал. Вот уже несколько часов как его нет.
— Этого еще недоставало! — воскликнула леди Кэтрин.
— Понимаете, он увидел, как леди Чарити уходит с тем джентльменом, и бросился за ними вдогонку… — Эверсби покосился на Брокуэя и, превозмогая смущение, добавил; — Мне не хотелось бы тревожить вас из-за пустяков, и, возможно, это вообще не мое дело, но… леди Чарити тоже до сих пор не вернулась.
— Но куда она могла пойти? — изумилась леди Кэтрин.
— И что за джентльмен такой? — нахмурилась леди Маргарет. Эверсби поправил галстук, откашлялся и, проверив, тут ли Брокуэй, заговорил:
— К ее сиятельству зашел утром с визитом некий джентльмен. Госпоже виконтессе, судя по всему, джентльмен этот был знаком. Она приказала подать чай в гостиную, однако когда я принес его, мне было сказано, что гость не задержится и чай пить не будет… Я вернулся на кухню. А потом Брокуэй сказал мне, что видел, как миледи вышла на крыльцо с этим джентльменом, и добавил, что ему это показалось странным… — Тут Эверсби взмахнул рукой, давая знак Брокуэю, что пришла его очередь продолжить рассказ.
Брокуэй сделал шаг вперед.
— Я не сразу сообразил, что же мне показалось таким странным. Тут еще Вулфрам принялся лаять и рваться как безумный, поводок отвязался, потом я бежал за псом. И только вернувшись домой, я понял, что же меня удивило: ее сиятельство вышла на улицу, не надев ни шляпки, ни перчаток! И держался этот джентльмен к миледи что-то очень уж близко, и шли они слишком быстро…
— Ад и преисподняя! — Леди Маргарет накинулась на Эверсби: — Кто он, этот джентльмен? Как он выглядел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108