Горе порой очень странно влияет на людей. Иногда люди от горя начинают верить во всякие суеверия… Или перестают верить.
— Но почему ей вздумалось выходить именно за этого Пинноу? — Он еще крепче сжал кулаки, сдерживая гнев, и попытался проникнуть в смысл ситуации. — Почему за него, черт возьми?
— Она решила выйти за барона потому, что презирала его. — Старуха поморщилась. — Она сама мне сказала… что барон заслуживает того, чтобы получить в жены колдунью.
Рейн замер. Все эти рассуждения о проклятиях могли иметь далеко идущие последствия, и эта мысль его отрезвила. Он не поверил ни единому слову суеверной старухи… но Чарити поверила. Девушка верила в реальность этого настолько, что нашла в себе силы отказаться от брака с человеком, в которого была влюблена; более того, решилась на супружество с мужчиной, который был ей отвратителен. С ее искренней верой в джинкса придется считаться.
Он знал, какой разрушительной силой могут быть суеверия; ему случалось видеть примеры еще на Барбадосе. Бывало, что слепая вера в местные предрассудки, в сочетании с тропическими болезнями и природными бедствиями, ураганами например, губила целые семьи, обычно коренных жителей, но бывало, что и плантаторов… так сошел в могилу его отец. И если бы не природный скептицизм и не врожденное упрямство, и сам он вполне мог бы подпасть под власть суеверий.
Безумный гнев охватил его. Мысль о том, что его нежная, сострадательная Чарити взваливает на себя вину за все происходящие несчастья и отказывает себе в общении с теми, кого любит, дабы защитить их от себя, ранила его в самое сердце. Она заслуживала, чтобы ее любили и лелеяли, была достойна счастливой и радостной жизни. И он не он будет, если не обеспечит ей такую жизнь.
И если ради этого ему предстоит выдержать битву с ее страхами и суевериями, то пусть будет так! Для Бульдога Остина сражения были не в новинку. Он знал, с чего следует начать.
Чарити, босая, стояла возле кровати, готовясь лечь спать, и смотрела на груды коробок, штуки сукна и тканей, на множество перевязанных тесьмой свертков — свидетельство щедрости Рейна. На деревянных вешалках висели полунаметанные платья и спенсеры, из блестящего атласа, мягкого муара, шитой шелком дивной парчи. При виде этой роскоши у нее еще тяжелее становилось на сердце, потому что она никак не могла отблагодарить мужа за подарки, не навлекая на него несчастья.
Она сняла старенькое муслиновое платье, развязала тесемки нижней юбки, скинула ее. Пальцы ее потянулись к шнуровке корсета…
— Чарити! — раздалось за дверью. — Открой, Чарити!
В голосе мужа звучали чувственность и властность. Она поняла, что больше он не станет терпеливо сносить ее отказы и капризы. Сердце ее болезненно сжалось, потом учащенно забилось, а он все колотил в дверь и требовал, чтобы она вышла… или его впустила. Она не могла даже ответить — голос не повиновался ей — и лишь пятилась, не сводя глаз с двери, сжимая в руках нижнюю юбку. Итак, то, чего она так страшилось, наступило.
Он перестал дубасить в дверь, но тишина напугала ее еще больше. Безмолвие казалось бесконечным, и нервы ее натянулись до предела. Вот сейчас эта дверь разлетится в щепки. Но в оглушительной тишине раздался только скрежет металла, затем щелчок. Ключ, торчавший в замке с ее стороны, упал с тихим стуком на пол, и дверь распахнулась.
Рейн прислонился плечом к косяку. Его огромное тело заполняло почти весь дверной проем. В руке он держал целую связку ключей.
— Двери в этом доме очень крепкие, — заметил он, выразительно покосившись на дюймовой толщины дубовую дверь, с которой он только что сладил столь цивилизованным способом. Он покачал связкой звякающих ключей. — А я не люблю, когда то, что принадлежит мне, оказывается вне моей досягаемости. — Голос его стал низким, рокочущим.
Он смотрел на нее из-под полуопущенных век глазами собственника. Взгляд его скользил по ее плечам, груди, спускался к талии и бедрам. Весь его вид ясно говорил: и к ней у него есть запасной ключик.
Вдруг одним гибким движением он сунул ключи в карман, оторвал плечо от косяка и шагнул к ней.
— Нет-нет, — пролепетала она с трудом, как если бы рот у нее был забит ватой. — Ты не можешь…
— Да нет же, могу, ангел мой. — Он отнял у нее нижнюю юбку, которую она судорожно сжимала в руках, и подхватил ее на руки.
— Отпусти меня сейчас же! Я же сказала. Еще два дня! — Она забилась изо всех сил, пытаясь высвободить колени, но он только сильнее прижал ее к себе и зашагал по коридору к своей спальне.
— Я не собираюсь ждать два дня ради того, чтобы поговорить с тобой, — заявил он, косясь на изгибы ее роскошного тела, которое прижимал к себе. — И я не стану ждать больше — ты будешь у меня в постели, и все тут.
На шум в коридор выскочили и бабушка Чарити, и леди Кэтрин, остановившаяся в дверях господской спальни. Обе старухи, выпучив глаза и раскрыв рты, созерцали происходящее. Чарити даже забыла про свой гнев, так ей стало стыдно, что ее, полуголую, тащат как мешок для выполнения супружеского долга! Она закрыла лицо руками, отчаянно жалея, что нельзя прямо сейчас умереть на месте.
Рейн бросил властный взгляд на леди Маргарет и сказал:
— Будьте так добры, прикройте за нами дверь, а то у меня руки заняты.
Леди Маргарет, опешившая было при виде столь отчаянного поступка зятя, вдруг улыбнулась лукаво и поспешила выполнить просьбу.
Глава 18
Спальня Рейна была наполнена тусклым светом свечей в единственном подсвечнике. Он опустил Чарити на бархатное покрывало кровати и тут же навалился на нее всем телом, чтобы не дать возможности сбежать. Задыхаясь и барахтаясь, она сердито потребовала:
— Как ты смеешь так поступать со мной… да еще на глазах у моей бабушки?! И твоей тоже! Ты ведешь себя как настоящий варвар! — Она выгнула спину и попыталась оттолкнуть мужа.
Он только засмеялся в ответ.
— Нет, я веду себя как влюбленный супруг в первую брачную ночь. Я ведь твой супруг, Чарити. — Голос его смягчился, в нем зазвучали соблазнительные нотки, и Чарити в панике забилась под ним.
— Протащить меня по всему коридору голую… — Она изловчилась, просунула руки между ними, уперлась ладонями ему в грудь и толкнула как следует. Но он только сильнее навалился на нее, и она ощутила жар его тела.
— Но я был вынужден. — Голос его стал ласковым, мягким, как шелк. — Жених всегда переносит невесту на руках через порог в первую брачную ночь… Это такая примета.
То, что он вдруг употребил слово «примета», засело занозой среди сумбура гневных, испуганных и чувственных мыслей, метавшихся в ее голове. Она замерла и, невзирая на все доводы рассудка, повернулась к нему.
Лицо его сияло, как бронза в мерцающем свете, глаза под полуопущенными тяжелыми веками сверкали, как светлое серебро, большой чувственный рот улыбался, и на одной щеке была ямочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
— Но почему ей вздумалось выходить именно за этого Пинноу? — Он еще крепче сжал кулаки, сдерживая гнев, и попытался проникнуть в смысл ситуации. — Почему за него, черт возьми?
— Она решила выйти за барона потому, что презирала его. — Старуха поморщилась. — Она сама мне сказала… что барон заслуживает того, чтобы получить в жены колдунью.
Рейн замер. Все эти рассуждения о проклятиях могли иметь далеко идущие последствия, и эта мысль его отрезвила. Он не поверил ни единому слову суеверной старухи… но Чарити поверила. Девушка верила в реальность этого настолько, что нашла в себе силы отказаться от брака с человеком, в которого была влюблена; более того, решилась на супружество с мужчиной, который был ей отвратителен. С ее искренней верой в джинкса придется считаться.
Он знал, какой разрушительной силой могут быть суеверия; ему случалось видеть примеры еще на Барбадосе. Бывало, что слепая вера в местные предрассудки, в сочетании с тропическими болезнями и природными бедствиями, ураганами например, губила целые семьи, обычно коренных жителей, но бывало, что и плантаторов… так сошел в могилу его отец. И если бы не природный скептицизм и не врожденное упрямство, и сам он вполне мог бы подпасть под власть суеверий.
Безумный гнев охватил его. Мысль о том, что его нежная, сострадательная Чарити взваливает на себя вину за все происходящие несчастья и отказывает себе в общении с теми, кого любит, дабы защитить их от себя, ранила его в самое сердце. Она заслуживала, чтобы ее любили и лелеяли, была достойна счастливой и радостной жизни. И он не он будет, если не обеспечит ей такую жизнь.
И если ради этого ему предстоит выдержать битву с ее страхами и суевериями, то пусть будет так! Для Бульдога Остина сражения были не в новинку. Он знал, с чего следует начать.
Чарити, босая, стояла возле кровати, готовясь лечь спать, и смотрела на груды коробок, штуки сукна и тканей, на множество перевязанных тесьмой свертков — свидетельство щедрости Рейна. На деревянных вешалках висели полунаметанные платья и спенсеры, из блестящего атласа, мягкого муара, шитой шелком дивной парчи. При виде этой роскоши у нее еще тяжелее становилось на сердце, потому что она никак не могла отблагодарить мужа за подарки, не навлекая на него несчастья.
Она сняла старенькое муслиновое платье, развязала тесемки нижней юбки, скинула ее. Пальцы ее потянулись к шнуровке корсета…
— Чарити! — раздалось за дверью. — Открой, Чарити!
В голосе мужа звучали чувственность и властность. Она поняла, что больше он не станет терпеливо сносить ее отказы и капризы. Сердце ее болезненно сжалось, потом учащенно забилось, а он все колотил в дверь и требовал, чтобы она вышла… или его впустила. Она не могла даже ответить — голос не повиновался ей — и лишь пятилась, не сводя глаз с двери, сжимая в руках нижнюю юбку. Итак, то, чего она так страшилось, наступило.
Он перестал дубасить в дверь, но тишина напугала ее еще больше. Безмолвие казалось бесконечным, и нервы ее натянулись до предела. Вот сейчас эта дверь разлетится в щепки. Но в оглушительной тишине раздался только скрежет металла, затем щелчок. Ключ, торчавший в замке с ее стороны, упал с тихим стуком на пол, и дверь распахнулась.
Рейн прислонился плечом к косяку. Его огромное тело заполняло почти весь дверной проем. В руке он держал целую связку ключей.
— Двери в этом доме очень крепкие, — заметил он, выразительно покосившись на дюймовой толщины дубовую дверь, с которой он только что сладил столь цивилизованным способом. Он покачал связкой звякающих ключей. — А я не люблю, когда то, что принадлежит мне, оказывается вне моей досягаемости. — Голос его стал низким, рокочущим.
Он смотрел на нее из-под полуопущенных век глазами собственника. Взгляд его скользил по ее плечам, груди, спускался к талии и бедрам. Весь его вид ясно говорил: и к ней у него есть запасной ключик.
Вдруг одним гибким движением он сунул ключи в карман, оторвал плечо от косяка и шагнул к ней.
— Нет-нет, — пролепетала она с трудом, как если бы рот у нее был забит ватой. — Ты не можешь…
— Да нет же, могу, ангел мой. — Он отнял у нее нижнюю юбку, которую она судорожно сжимала в руках, и подхватил ее на руки.
— Отпусти меня сейчас же! Я же сказала. Еще два дня! — Она забилась изо всех сил, пытаясь высвободить колени, но он только сильнее прижал ее к себе и зашагал по коридору к своей спальне.
— Я не собираюсь ждать два дня ради того, чтобы поговорить с тобой, — заявил он, косясь на изгибы ее роскошного тела, которое прижимал к себе. — И я не стану ждать больше — ты будешь у меня в постели, и все тут.
На шум в коридор выскочили и бабушка Чарити, и леди Кэтрин, остановившаяся в дверях господской спальни. Обе старухи, выпучив глаза и раскрыв рты, созерцали происходящее. Чарити даже забыла про свой гнев, так ей стало стыдно, что ее, полуголую, тащат как мешок для выполнения супружеского долга! Она закрыла лицо руками, отчаянно жалея, что нельзя прямо сейчас умереть на месте.
Рейн бросил властный взгляд на леди Маргарет и сказал:
— Будьте так добры, прикройте за нами дверь, а то у меня руки заняты.
Леди Маргарет, опешившая было при виде столь отчаянного поступка зятя, вдруг улыбнулась лукаво и поспешила выполнить просьбу.
Глава 18
Спальня Рейна была наполнена тусклым светом свечей в единственном подсвечнике. Он опустил Чарити на бархатное покрывало кровати и тут же навалился на нее всем телом, чтобы не дать возможности сбежать. Задыхаясь и барахтаясь, она сердито потребовала:
— Как ты смеешь так поступать со мной… да еще на глазах у моей бабушки?! И твоей тоже! Ты ведешь себя как настоящий варвар! — Она выгнула спину и попыталась оттолкнуть мужа.
Он только засмеялся в ответ.
— Нет, я веду себя как влюбленный супруг в первую брачную ночь. Я ведь твой супруг, Чарити. — Голос его смягчился, в нем зазвучали соблазнительные нотки, и Чарити в панике забилась под ним.
— Протащить меня по всему коридору голую… — Она изловчилась, просунула руки между ними, уперлась ладонями ему в грудь и толкнула как следует. Но он только сильнее навалился на нее, и она ощутила жар его тела.
— Но я был вынужден. — Голос его стал ласковым, мягким, как шелк. — Жених всегда переносит невесту на руках через порог в первую брачную ночь… Это такая примета.
То, что он вдруг употребил слово «примета», засело занозой среди сумбура гневных, испуганных и чувственных мыслей, метавшихся в ее голове. Она замерла и, невзирая на все доводы рассудка, повернулась к нему.
Лицо его сияло, как бронза в мерцающем свете, глаза под полуопущенными тяжелыми веками сверкали, как светлое серебро, большой чувственный рот улыбался, и на одной щеке была ямочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108