Именно под этой
картинкой обыкновенно стояла плевательница, которой Его Милость
усердно пользовался во время всякого заседания Суда, -- таким
вежливым франкамасонским манером синьор Малипиццо выражал свое
почтение к Божьей Матери. Сегодня, что всем сразу бросилось в
глаза, этот предмет обстановки покинул привычное место. Теперь
он стоял под портретом Короля. Тонкий комплимент грозному
юристу, защитнику католицизма, заклятому врагу Савойского дома.
Людям эта деталь очень понравилась. Вот же умница! -- говорили
они.
Все взоры были прикованы к дону Джустино. Он тихо сидел на
своем месте. Если ему и было скучно, он не подавал вида. Раз уж
он приехал сюда, следовало показать себя этим добрым людям во
всем блеске. О золотой монете он уже узнал и проникся глубокой
уверенностью в виновности своего подзащитного. Для молодого
человека это была удача. Без такой уверенности дон Джустино,
возможно, отказался бы от дела. Дон Джустино взял за правило
никогда не защищать невиновных. Кому нужны идиоты, попавшиеся в
силки закона? Они более чем заслуживают своей участи. То
обстоятельство, что арестованный и в самом деле убил Мулена,
одно только и свидетельствовало в его пользу. Оно делало его
достойным риторических усилий дона Джустино. Все его клиенты
неизменно были виновны и неизменно избегали наказания. "Я
никогда не защищаю людей, которых не могу уважать", -- так
говорил дон Джустино.
Поначалу его выступление казалось отчасти бессвязным, и
говорил он негромко, как бы обращаясь к небольшому кружку
друзей.
Какое чарующее место, остров Непенте! Он увезет с собой
приятнейшие воспоминания о его красоте, о добродушии местного
населения. Этот остров подобен раю земному, такой он зеленый,
так далек от всяких опасностей. И все же нет на земле мест,
вполне безопасных. Случившееся третьего дня извержение -- как
оно, должно быть, всех здесь напугало! И какое счастливое
избавление выпало им пережить благодаря верховному
вмешательству Святого Покровителя! Почти никакого ущерба, ни
единой достойной упоминания жертвы. Плодородные поля остались
нетронутыми; матери, отцы и дети вновь могут выходить на них
ради своих дневных трудов и вечерами, усталые, но довольные,
возвращаться домой и садиться за семейную трапезу. Семейная
жизнь, священный домашний очаг! Гордость, сила, становой хребет
нашей страны, источник, дарующий подрастающим поколениям
начальные представления о благочестивой и праведной жизни.
Ничто в мире не способно заменить домашнего влияния,
поучительного примера родителей -- ничто! И у этого несчастного
отрока, которому ныне грозит тюремное заключение, у него тоже
была мать. У него была мать. Понимают ли судьи все значение
этого слова? Понимают ли они, как страшно разорвать эти
священные узы, лишить мать поддержки и утешения, даруемых
сыном, которого она лелеяла дитятей? Пусть они вспомнят обо
всех великих людях прошлого, про которых мы знаем, что у них
были матери -- о Фемистокле, Данте, Вергилии, Петре Пустыннике
и мадам Ментенон -- как эти люди достигли славы земной? В чем
секрет их величия? В полученных в юные годы любовных
наставлениях матерей! Их, когда они еще были детьми, никто не
вырывал из любящих материнских рук.
Уже многие плакали. Однако оратор сообразил, что где-то
сбился. Заглянув для справки в клочок бумаги, он двинулся
дальше, сохраняя ту же интонацию дружеской беседы.
У него не было матери. Он сирота. Сирота! Понимают ли
судьи все значение этого слова? Нет, он не смеет просить их
представить себе все, подразумеваемое этим горьким словом.
Сирота. Не иметь никого, способного преподать тебе урок
благочестия... вырасти диким, всеми брошенным, презираемым...
Способен ли человек, поставленный в столь ужасные,
неестественные условия, не сбиться с пути? У всех остальных
есть родители, к которым можно обратиться за советом и
наставлением, и только он один лишен этого благословения Божия.
Подходить к нему с теми же мерками, что и к этим счастливцам,
жестоко и нелогично. Пусть Суд припомнит имена тех, кто
уклонился от узкого, предначертанного долгом пути, не все ли
они принадлежали к этому несчастному разряду людей? Не можем ли
мы с уверенностью заключить, что у каждого из них не было
матери? Таких людей должно жалеть, протягивать им руку помощи,
а не карать их за то, в чем повинна не натура их, но
ненормальная жизненная ситуация. Есть ли у христианина задача
благороднее, нежели спасение стоящего на краю погибели юноши, к
тому же лишенного матери? Мы ведь, благодарение Богу,
по-прежнему живем в христианской стране, несмотря на все
возрастающий приток ни во что не верующих чужеземных элементов,
грозящих сокрушить нашу старинную веру в Бога. Мы по-прежнему
почитаем Мадонну, равно как и Святых. Их бесценные мощи и иные
священные амулеты по-прежнему доказывают нам свою силу в годину
опасности.
Амулеты -- ах да, хорошо, что он вспомнил.
Убить человека, чтобы завладеть имением его есть
преступление, ничем не извиняемое. Но что сделал этот отрок?
Рассмотрим вначале так называемое ограбление. Так вот, никакого
ограбления не было, несмотря на тот печально известный факт,
что карманы этого протестанта, этого чужеземца, лопались от
денег. Его клиент одолел соблазн --соблазн почти необоримый --
присвоить чужое золото. Об этом не следует забывать!
Скрупулезнейшее расследование не смогло обнаружить ничего за
вычетом единственной монетки, к которой он приделал веревочку и
которую повесил себе на шею. Мотивы, а не дела! Каковы же были
мотивы, подтолкнувшие его к совершению столь странного
поступка? Бессознательное применение гомеопатического принципа.
Он взял монету, дабы она охраняла его, ибо по-детски верил, что
в будущем она сможет защитить его от оскорблений, которые ему
приходилось доныне сносить.
И пока публика гадала, что бы могли означать последние
слова, дон Джустино произвел прославившую его смену интонации,
и загремел:
-- Долой чужеземцев! Мы, католики, знаем, что такое
чужеземцы, мы знаем, как они исподволь творят зло и в высших, и
в низших сферах. Невозможно раскрыть газету, чтобы не
обнаружить очередного проявления их всеобъемлющей порочности.
Они пятнают безбожным развратом нашу прекрасную землю. Высшие
лица государства, самые министры Короны подвергаются мерзостно
замаскированным попыткам подкупа и развращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
картинкой обыкновенно стояла плевательница, которой Его Милость
усердно пользовался во время всякого заседания Суда, -- таким
вежливым франкамасонским манером синьор Малипиццо выражал свое
почтение к Божьей Матери. Сегодня, что всем сразу бросилось в
глаза, этот предмет обстановки покинул привычное место. Теперь
он стоял под портретом Короля. Тонкий комплимент грозному
юристу, защитнику католицизма, заклятому врагу Савойского дома.
Людям эта деталь очень понравилась. Вот же умница! -- говорили
они.
Все взоры были прикованы к дону Джустино. Он тихо сидел на
своем месте. Если ему и было скучно, он не подавал вида. Раз уж
он приехал сюда, следовало показать себя этим добрым людям во
всем блеске. О золотой монете он уже узнал и проникся глубокой
уверенностью в виновности своего подзащитного. Для молодого
человека это была удача. Без такой уверенности дон Джустино,
возможно, отказался бы от дела. Дон Джустино взял за правило
никогда не защищать невиновных. Кому нужны идиоты, попавшиеся в
силки закона? Они более чем заслуживают своей участи. То
обстоятельство, что арестованный и в самом деле убил Мулена,
одно только и свидетельствовало в его пользу. Оно делало его
достойным риторических усилий дона Джустино. Все его клиенты
неизменно были виновны и неизменно избегали наказания. "Я
никогда не защищаю людей, которых не могу уважать", -- так
говорил дон Джустино.
Поначалу его выступление казалось отчасти бессвязным, и
говорил он негромко, как бы обращаясь к небольшому кружку
друзей.
Какое чарующее место, остров Непенте! Он увезет с собой
приятнейшие воспоминания о его красоте, о добродушии местного
населения. Этот остров подобен раю земному, такой он зеленый,
так далек от всяких опасностей. И все же нет на земле мест,
вполне безопасных. Случившееся третьего дня извержение -- как
оно, должно быть, всех здесь напугало! И какое счастливое
избавление выпало им пережить благодаря верховному
вмешательству Святого Покровителя! Почти никакого ущерба, ни
единой достойной упоминания жертвы. Плодородные поля остались
нетронутыми; матери, отцы и дети вновь могут выходить на них
ради своих дневных трудов и вечерами, усталые, но довольные,
возвращаться домой и садиться за семейную трапезу. Семейная
жизнь, священный домашний очаг! Гордость, сила, становой хребет
нашей страны, источник, дарующий подрастающим поколениям
начальные представления о благочестивой и праведной жизни.
Ничто в мире не способно заменить домашнего влияния,
поучительного примера родителей -- ничто! И у этого несчастного
отрока, которому ныне грозит тюремное заключение, у него тоже
была мать. У него была мать. Понимают ли судьи все значение
этого слова? Понимают ли они, как страшно разорвать эти
священные узы, лишить мать поддержки и утешения, даруемых
сыном, которого она лелеяла дитятей? Пусть они вспомнят обо
всех великих людях прошлого, про которых мы знаем, что у них
были матери -- о Фемистокле, Данте, Вергилии, Петре Пустыннике
и мадам Ментенон -- как эти люди достигли славы земной? В чем
секрет их величия? В полученных в юные годы любовных
наставлениях матерей! Их, когда они еще были детьми, никто не
вырывал из любящих материнских рук.
Уже многие плакали. Однако оратор сообразил, что где-то
сбился. Заглянув для справки в клочок бумаги, он двинулся
дальше, сохраняя ту же интонацию дружеской беседы.
У него не было матери. Он сирота. Сирота! Понимают ли
судьи все значение этого слова? Нет, он не смеет просить их
представить себе все, подразумеваемое этим горьким словом.
Сирота. Не иметь никого, способного преподать тебе урок
благочестия... вырасти диким, всеми брошенным, презираемым...
Способен ли человек, поставленный в столь ужасные,
неестественные условия, не сбиться с пути? У всех остальных
есть родители, к которым можно обратиться за советом и
наставлением, и только он один лишен этого благословения Божия.
Подходить к нему с теми же мерками, что и к этим счастливцам,
жестоко и нелогично. Пусть Суд припомнит имена тех, кто
уклонился от узкого, предначертанного долгом пути, не все ли
они принадлежали к этому несчастному разряду людей? Не можем ли
мы с уверенностью заключить, что у каждого из них не было
матери? Таких людей должно жалеть, протягивать им руку помощи,
а не карать их за то, в чем повинна не натура их, но
ненормальная жизненная ситуация. Есть ли у христианина задача
благороднее, нежели спасение стоящего на краю погибели юноши, к
тому же лишенного матери? Мы ведь, благодарение Богу,
по-прежнему живем в христианской стране, несмотря на все
возрастающий приток ни во что не верующих чужеземных элементов,
грозящих сокрушить нашу старинную веру в Бога. Мы по-прежнему
почитаем Мадонну, равно как и Святых. Их бесценные мощи и иные
священные амулеты по-прежнему доказывают нам свою силу в годину
опасности.
Амулеты -- ах да, хорошо, что он вспомнил.
Убить человека, чтобы завладеть имением его есть
преступление, ничем не извиняемое. Но что сделал этот отрок?
Рассмотрим вначале так называемое ограбление. Так вот, никакого
ограбления не было, несмотря на тот печально известный факт,
что карманы этого протестанта, этого чужеземца, лопались от
денег. Его клиент одолел соблазн --соблазн почти необоримый --
присвоить чужое золото. Об этом не следует забывать!
Скрупулезнейшее расследование не смогло обнаружить ничего за
вычетом единственной монетки, к которой он приделал веревочку и
которую повесил себе на шею. Мотивы, а не дела! Каковы же были
мотивы, подтолкнувшие его к совершению столь странного
поступка? Бессознательное применение гомеопатического принципа.
Он взял монету, дабы она охраняла его, ибо по-детски верил, что
в будущем она сможет защитить его от оскорблений, которые ему
приходилось доныне сносить.
И пока публика гадала, что бы могли означать последние
слова, дон Джустино произвел прославившую его смену интонации,
и загремел:
-- Долой чужеземцев! Мы, католики, знаем, что такое
чужеземцы, мы знаем, как они исподволь творят зло и в высших, и
в низших сферах. Невозможно раскрыть газету, чтобы не
обнаружить очередного проявления их всеобъемлющей порочности.
Они пятнают безбожным развратом нашу прекрасную землю. Высшие
лица государства, самые министры Короны подвергаются мерзостно
замаскированным попыткам подкупа и развращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134