"Некий Перрелли, именующий себя историком, а это то же,
что назвать мула конем или осла мулом, громко и бессвязно
вопит, восхваляя бедренную кость тамошнего божества. Мы лично
изучили сей бесценный мосол. Это не бедренная кость, а
берцовая. И берцовая кость отнюдь не святого, но молодой коровы
или теленка. Отметим мимоходом, что мы обладаем дипломом по
анатомии, полученным на медицинском факультете университета в
Палермо."
В этом весь отец Капоччио, всегда готовый сказать гадость,
раз уж не представляется возможности сказать непристойность.
Для мистера Эймза было a priori(5) неважно, бедренная это
кость или берцовая, человеческая или коровья. В данном случае,
он предпочитал считать ее бедренной костью святого. Он в
необычайно сильной степени обладал той присущей латинянам
pietas(6), тем благоговением, что предпочитает оставлять вещи
там, где они есть, особенно если их для блага грядущих
поколений описал и притом с очаровательным чистосердечием
человек, подобный Перрелли. Однако инсинуации такого рода
замалчивать не следовало. Это был открытый вызов! Вопрос
надлежало прояснить. Четыре месяца он корпел над трудами по
анатомии и хирургии. Затем, приобретя познания в этой области
-- адекватные, хотя по необходимости и поверхностные, -- он
попросил у духовных властей разрешения осмотреть реликвию. В
разрешении ему вежливо отказали. Священный предмет, объяснили
ему, можно показывать только лицам, принадлежащим к римской
католической церкви да и то по особой рекомендации епископа.
-- Таковы, -- говаривал мистер Эймз, -- трудности, с
которыми сталкивается добросовестный комментатор.
По другому вопросу, касательно происхождения имени
святого, он с болью душевной обнаружил на страницах отца
Капоччио альтернативное предположение, о коем смотри ниже.
Предположение это стоило ему многих бессонных ночей. Впрочем,
обо всем, что касалось климата Непенте, его населения,
производимых на нем продуктов, здешних минералов, водных
источников, рыболовства, торговли, фольклора, этнологии -- обо
всем этом он собрал множество свежих сведений. На столе его
скопились целые груды необычайно интересных заметок.
Да, но когда же будут опубликованы все эти материалы?
Мистер Эймз не имел о том ни малейшего представления. Он
преспокойнейшим образом продолжал накапливать их, накапливать и
накапливать. Рано или поздно, глядишь, и подвернется
какой-нибудь случай. Всякий, кто обладал хоть малейшими
притязаниями на ученость, интересовался его работой; многие из
друзей предлагали ему денежную помощь в публикации книги,
которая вряд ли могла стать для издателя источником дохода;
богатый и доброжелательный мистер Кит, в частности, ругательски
ругался, жалуясь и очень искренне, что ему не позволяют помочь
даже какой-нибудь сотней фунтов или двумя. Бывали дни, когда
мистер Эймз по всей видимости поддавался на уговоры; дни, когда
он распускал паруса фантазии, позволял ей разгуляться, и
улыбался, воображая благородный том -- золотую латынь
монсиньора Перрелли, обогащенную его, Эймза, двадцатипятилетним
кропотливым трудом; дни, когда он заходил так далеко, что
начинал обсуждать будущий издательский договор, переплет и
фотогравюры, поля и бумагу. Все, разумеется, должно быть
достойного качества -- не претенциозным, но изысканным. Ах, да!
Книгу такого рода лучше всего поместить в особый футляр...
Затем он вдруг заявлял, что шутит -- шутит, не более.
И перед собеседником вновь возникал и утверждался в
законных правах подлинный мистер Эймз. Он съеживался при одной
лишь мысли об издании, закрывался, будто цветок в холодную
ночь. Он не собирается принимать на себя никаких обязательств
перед кем бы то ни было. Он сохранит личную независимость, даже
если ради нее придется пожертвовать целью всей его жизни. Ни у
кого не одалживаться! Эти слова звенели в ушах мистера Эймза.
Слова его отца. Ни у кого не одалживаться! Вот определение
джентльмена, данное джентльменом -- и от души одобряемое всеми
прочими джентльменами, во всяком случае теми, кои
придерживаются одних с мистером Эймзом-младшим взглядов.
Поскольку в наши дни джентльмены довольно редки, нам
следует проникнуться благодарностью к кроталофобам за то, что
они пожрали Святого Додекануса, открыв тем самым, via(7)
"Древности" монсиньора Перрелли, путь для светлой личности
мистера Эймза -- пусть даже это и не входило в исходные их
намерения.
ГЛАВА IV
Назавтра, ровно в четыре утра, состоялось землетрясение.
Иностранцы, непривычные к особенностям непентинской жизни,
в одних пижамах повыскакивали из домов, спасаясь от падавших на
головы обломков. Американская дама, поселившаяся в том же
высшего разряда отеле, что и мистер Мулен, выпрыгнула из
расположенной на третьем этаже спальни прямо во внутренний
дворик и едва не ушибла лодыжку.
Тревога оказалась ложной. Внезапный удар сразу всех
городских колоколов купно с залпом двухсот мортир и
одновременным буханьем гигантской пушки, той самой повсеместно
прославленной пушки, чьи фокусы стоили во времена Доброго
Герцога жизни сотням приставленных к ней канониров, все это
вполне могло сойти за перворазрядное землетрясение -- по
крайности в том, что касается грома и содрогания. Остров
качнулся на скальном своем основании. То был сигнал к началу
праздника в честь Святого Покровителя.
Спать в таком грохоте -- вещь невозможная. Даже смертельно
усталый мистер Херд пробудился и открыл глаза.
-- Что-то тут происходит, -- сказал он: замечание, которое
ему предстояло еще не раз повторить впоследствии.
Епископ оглядел комнату. Это определенно не гостиничный
номер. И еще не стряхнув дремоты, он начал кое-что вспоминать.
Он вспомнил приятный сюрприз, поднесенный ему вчера вечером, --
Герцогине пришла на ум маленькая вилла, снятая ею для подруги и
освобожденная подругой раньше, чем ожидалось. Меблированная,
безупречно чистая, состоящая под присмотром местной женщины,
умелой кухарки. Герцогиня настояла, чтобы он поселился на этой
вилле.
-- Там гораздо приятней, чем в унылом гостиничном номере!
Покажите епископу, что там и как, ладно, Денис?
Направляясь вдвоем к вилле, они догнали еще одного
недавнего обитателя Непенте, мистера Эдгара Мартена. Мистер
Мартен был всклокоченным, стесненным в средствах молодым
евреем, не отличавшимся разборчивостью вкуса и питавшим страсть
к минералогии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134