— Вот какие сыны у полковника! А вы?
— Они — настоящие ребята, дядя Юхим! Можете мне поверить!
Мотря пододвинула миску с кашей из толченых каштанов:
— Повечеряете с нами?
— Что ты, мать, — засмеялся Юхим-младший, — такой важный офицер будет есть нашу баланду!
— Еще как! — Я вынул из карманов мундира жовтяки и хлеб. — Вот только приведу моего парня.
За окном затрещали мотоциклы. Я вышел к кузнице и увидел их справа и слева. Над спуском к реке вздрагивали в дождливой мути расплывшиеся пятна фар. Самая настоящая облава! Переулок, конечно, уже перекрыт. Разыгрывать здесь, среди лачуг, ночью, эсэсовское начальство — неправдоподобно.
Увязая сапогами в жидкой грязи, я перепрыгнул через ручеек у кузницы, с трудом поднялся по откосу. «Адлера» не было. Подсвечивая спичками, пошел по следу протектора. Только потому, что в этих местах прошло мое детство, я безошибочно ориентировался в темноте. Вот хата хромого Гершка. Проулочек за ней выводит на улицу Красных курсантов. «Адлер» должен был непременно проехать здесь. На улице я снова зажег спичку и тут же услышал окрик:
— Halt! Wer da?
Часовой, судя по испуганному голосу, один. Вот он стоит, солдат в каске. Рядом темнеет на фоне неба машина.
Я закричал ему по-немецки:
— Подсвети мне фонариком, идиот! Это гестапо. Тут можно голову свернуть!
— У меня нет фонарика! Стойте!
— Тогда включи фары! — Я пошел к машине. Оттуда раздался приглушенный голос:
— Герр хауптштурмфюрер!
На большее знания немецкого языка у Чижика не хватило.
Ясно — он задержан вместе с машиной. Патруль пошел дальше, а машину отогнали на открытое место и выставили часового.
— Не двигаться! — закричал он и выстрелил в воздух.
Мне оставалось только стрелять, но не в воздух. Часовой упал в грязь. Чижик лежал в машине, связанный по рукам и ногам. На выстрелы снизу от реки уже спешили патрульные, но они не знали той дорожки, по которой прошел я. Через несколько минут мы выбрались на Юго-западное шоссе, объехав стороной через рощицу заставу у городской черты. Я понимал, что на стареньком «адлере» от погони далеко не уйдешь, но Чижику возвращаться в город нельзя. К утру на работу он не попадет, а немецкая форма погубит его. Чижика надо отослать к партизанам. А что делать мне?
И тут пришла в голову рискованная идея.
— Жми, Чижик, на всю железку!
Первое время мы ехали по шоссе, не видя за собой никого. Только на семнадцатом километре я заметил посади свет идущих машин. Дождь прекратился, облака быстро уходили на север, будто поверх луны. Все гуще проступали звезды. Придорожные липы потеряли уже листву, и на шоссе было светло. Отсюда — рукой подать до «Общества любителей зимней охоты».
Шофер из меня неважный. Еще в учебном отряде взял несколько уроков. Но, чтобы утопить эту машину, умения хватит.
Слева, за скошенным полем, лес подступал к шоссе.
— Чижик! Сбрось газ! Тормози!
Пока машина сбавляла ход, я решил в уме простенькую задачку. Мы — на двадцатом километре Юго-западного шоссе. А корчма Кощея на таком же примерно расстоянии по Северо-западному. Получается равнобедренный прямоугольный треугольник. Гипотенуза — чуть поболее 28 километров. Если Чижик пойдет на север...
— Ну, стали, — сказал Чижик. — Что теперь?
— А теперь видишь Полярную?
— Какую Полярную?
— Звезду. Вот там, маленькая, как раз над клином леса. Иди все время на нее. Утром выйдешь в район корчмы у креста или чуть восточнее. Кощею пароль: «Ой, за гаем, гаем...»
— Ясно. Ну, а ты, значит...
— Значит, надо. Не теряй времени. Запашному расскажешь всё.
Он вышел из машины, а я поехал вперед. Слева, за двойной линией лип, заблестел под луной пруд. Я свернул, медленно подъехал к обрыву. Глубоко!
Те автомобили сзади уже настигали. Лучи их фар заскользили по липам. Выйдя из машины, я подтолкнул ее. «Адлер» плюхнулся в озеро. Вода покрыла его.
Немцы все-таки заметили, как я сворачивал влево. Одна их машина прошла вперед, вторая остановилась, и оттуда высыпали солдаты. Прячась за стволами, я побежал мимо пруда, к въезду в усадьбу «Общества любителей зимней охоты».
Спереди и сзади приближались развернутыми цепями солдаты. Они шагали поперек шоссе и по полям, за липами. Но я уже стоял в тени кирпичного забора и нажал пуговку звонка у ворот.
— «Птицелов из местных, с хорошей рекомендацией...»
Глава пятая
ХАУПТШТУРМФЮРЕР ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕНКЕЛЬ
1
Солдат проводил меня в зальце с колоннами. Из-за стола в углу вскочила фройляйн в форме вспомогательных войск. У нее были круглые очки, унылый нос и роскошная светло-каштановая коса. Докладывая, что майор Лемп в городе, а лейтенант Кляйнер сейчас освободится, девица покраснела. Ее оттопыренные уши были густо розовыми на просвет. Занятно! Неужели это она выручила Аркадия Семенца?
Девица предложила сесть и сама уселась так, что были слишком хорошо видны ее ноги в изящных туфельках, вопреки форме.
Я тут же взял дружески-игривый тон. Ее звали Эрна.
— А почему не Эри? Так называется озеро в Канаде. Вы там не бывали, Эри? Ваши глаза напоминают это озеро. Снимите-ка очки!
Мы уже были почти приятелями, когда ее позвал Кляйнер. Не дожидаясь приглашения, я тоже вошел в кабинет.
Слева небольшая дверь, столик с креслами. Справа — сейф, яркая лампа на обширном письменном столе, за котором терялся в этой полупустой комнате маленький лейтенантик. Он узнал меня мгновенно и не слишком удивился:
— Прошу вас, герр хауптштурмфюрер!
Мы поздоровались как знакомые, без официального «хайль».
Кляйнер извинился за вчерашний обыск и тут же попросил документы. Я сказал, что предъявлю их Лемпу. Тут Кляйнер обратил внимание на мои сапоги, залепленные грязью:
— Вы пришли пешком?
— Да нет! Преследовал одного типа, залез по горло в болото. Ну, а потом у ваших ворот отправил машину. Срочный пакет в Ровно. Лейтенант, вам не приходит в голову, что я голоден? Ужин — сюда, в кабинет, а я пойду приведу себя в порядок.
— Слушаюсь, герр хауптштурмфюрер. Если разрешите, я пока допрошу некую личность. Возможно, знаете его — Гуменюк.
Когда я вернулся в кабинет выбритым, в начищенных сапогах, Гуменюк все еще был там. Кляйнер, как водится, посадил его под свет лампы. Эрна переводила, делая заметки в блокноте.
Кивнув Кляйнеру, чтобы он продолжал, я сел за спиной Гуменюка к столику, где уже стоял ужин с бутылкой вина.
Гуменюк говорил без умолку; пыхтя, доказывал, что сызмальства ненавидит все русское. Ему противен русский язык. Само слово «Москва» доводит его до бешенства. Как он может быть связан с подпольем, если большевики лишили его имущества?
Время от времени Кляйнер прерывал это словоизвержение:
— Откуда у вас радиодетали? Где русская радиостанция?
Гуменюк разводил короткими руками, затылок его багровел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
— Они — настоящие ребята, дядя Юхим! Можете мне поверить!
Мотря пододвинула миску с кашей из толченых каштанов:
— Повечеряете с нами?
— Что ты, мать, — засмеялся Юхим-младший, — такой важный офицер будет есть нашу баланду!
— Еще как! — Я вынул из карманов мундира жовтяки и хлеб. — Вот только приведу моего парня.
За окном затрещали мотоциклы. Я вышел к кузнице и увидел их справа и слева. Над спуском к реке вздрагивали в дождливой мути расплывшиеся пятна фар. Самая настоящая облава! Переулок, конечно, уже перекрыт. Разыгрывать здесь, среди лачуг, ночью, эсэсовское начальство — неправдоподобно.
Увязая сапогами в жидкой грязи, я перепрыгнул через ручеек у кузницы, с трудом поднялся по откосу. «Адлера» не было. Подсвечивая спичками, пошел по следу протектора. Только потому, что в этих местах прошло мое детство, я безошибочно ориентировался в темноте. Вот хата хромого Гершка. Проулочек за ней выводит на улицу Красных курсантов. «Адлер» должен был непременно проехать здесь. На улице я снова зажег спичку и тут же услышал окрик:
— Halt! Wer da?
Часовой, судя по испуганному голосу, один. Вот он стоит, солдат в каске. Рядом темнеет на фоне неба машина.
Я закричал ему по-немецки:
— Подсвети мне фонариком, идиот! Это гестапо. Тут можно голову свернуть!
— У меня нет фонарика! Стойте!
— Тогда включи фары! — Я пошел к машине. Оттуда раздался приглушенный голос:
— Герр хауптштурмфюрер!
На большее знания немецкого языка у Чижика не хватило.
Ясно — он задержан вместе с машиной. Патруль пошел дальше, а машину отогнали на открытое место и выставили часового.
— Не двигаться! — закричал он и выстрелил в воздух.
Мне оставалось только стрелять, но не в воздух. Часовой упал в грязь. Чижик лежал в машине, связанный по рукам и ногам. На выстрелы снизу от реки уже спешили патрульные, но они не знали той дорожки, по которой прошел я. Через несколько минут мы выбрались на Юго-западное шоссе, объехав стороной через рощицу заставу у городской черты. Я понимал, что на стареньком «адлере» от погони далеко не уйдешь, но Чижику возвращаться в город нельзя. К утру на работу он не попадет, а немецкая форма погубит его. Чижика надо отослать к партизанам. А что делать мне?
И тут пришла в голову рискованная идея.
— Жми, Чижик, на всю железку!
Первое время мы ехали по шоссе, не видя за собой никого. Только на семнадцатом километре я заметил посади свет идущих машин. Дождь прекратился, облака быстро уходили на север, будто поверх луны. Все гуще проступали звезды. Придорожные липы потеряли уже листву, и на шоссе было светло. Отсюда — рукой подать до «Общества любителей зимней охоты».
Шофер из меня неважный. Еще в учебном отряде взял несколько уроков. Но, чтобы утопить эту машину, умения хватит.
Слева, за скошенным полем, лес подступал к шоссе.
— Чижик! Сбрось газ! Тормози!
Пока машина сбавляла ход, я решил в уме простенькую задачку. Мы — на двадцатом километре Юго-западного шоссе. А корчма Кощея на таком же примерно расстоянии по Северо-западному. Получается равнобедренный прямоугольный треугольник. Гипотенуза — чуть поболее 28 километров. Если Чижик пойдет на север...
— Ну, стали, — сказал Чижик. — Что теперь?
— А теперь видишь Полярную?
— Какую Полярную?
— Звезду. Вот там, маленькая, как раз над клином леса. Иди все время на нее. Утром выйдешь в район корчмы у креста или чуть восточнее. Кощею пароль: «Ой, за гаем, гаем...»
— Ясно. Ну, а ты, значит...
— Значит, надо. Не теряй времени. Запашному расскажешь всё.
Он вышел из машины, а я поехал вперед. Слева, за двойной линией лип, заблестел под луной пруд. Я свернул, медленно подъехал к обрыву. Глубоко!
Те автомобили сзади уже настигали. Лучи их фар заскользили по липам. Выйдя из машины, я подтолкнул ее. «Адлер» плюхнулся в озеро. Вода покрыла его.
Немцы все-таки заметили, как я сворачивал влево. Одна их машина прошла вперед, вторая остановилась, и оттуда высыпали солдаты. Прячась за стволами, я побежал мимо пруда, к въезду в усадьбу «Общества любителей зимней охоты».
Спереди и сзади приближались развернутыми цепями солдаты. Они шагали поперек шоссе и по полям, за липами. Но я уже стоял в тени кирпичного забора и нажал пуговку звонка у ворот.
— «Птицелов из местных, с хорошей рекомендацией...»
Глава пятая
ХАУПТШТУРМФЮРЕР ВОЛЬФГАНГ ФОН ГЕНКЕЛЬ
1
Солдат проводил меня в зальце с колоннами. Из-за стола в углу вскочила фройляйн в форме вспомогательных войск. У нее были круглые очки, унылый нос и роскошная светло-каштановая коса. Докладывая, что майор Лемп в городе, а лейтенант Кляйнер сейчас освободится, девица покраснела. Ее оттопыренные уши были густо розовыми на просвет. Занятно! Неужели это она выручила Аркадия Семенца?
Девица предложила сесть и сама уселась так, что были слишком хорошо видны ее ноги в изящных туфельках, вопреки форме.
Я тут же взял дружески-игривый тон. Ее звали Эрна.
— А почему не Эри? Так называется озеро в Канаде. Вы там не бывали, Эри? Ваши глаза напоминают это озеро. Снимите-ка очки!
Мы уже были почти приятелями, когда ее позвал Кляйнер. Не дожидаясь приглашения, я тоже вошел в кабинет.
Слева небольшая дверь, столик с креслами. Справа — сейф, яркая лампа на обширном письменном столе, за котором терялся в этой полупустой комнате маленький лейтенантик. Он узнал меня мгновенно и не слишком удивился:
— Прошу вас, герр хауптштурмфюрер!
Мы поздоровались как знакомые, без официального «хайль».
Кляйнер извинился за вчерашний обыск и тут же попросил документы. Я сказал, что предъявлю их Лемпу. Тут Кляйнер обратил внимание на мои сапоги, залепленные грязью:
— Вы пришли пешком?
— Да нет! Преследовал одного типа, залез по горло в болото. Ну, а потом у ваших ворот отправил машину. Срочный пакет в Ровно. Лейтенант, вам не приходит в голову, что я голоден? Ужин — сюда, в кабинет, а я пойду приведу себя в порядок.
— Слушаюсь, герр хауптштурмфюрер. Если разрешите, я пока допрошу некую личность. Возможно, знаете его — Гуменюк.
Когда я вернулся в кабинет выбритым, в начищенных сапогах, Гуменюк все еще был там. Кляйнер, как водится, посадил его под свет лампы. Эрна переводила, делая заметки в блокноте.
Кивнув Кляйнеру, чтобы он продолжал, я сел за спиной Гуменюка к столику, где уже стоял ужин с бутылкой вина.
Гуменюк говорил без умолку; пыхтя, доказывал, что сызмальства ненавидит все русское. Ему противен русский язык. Само слово «Москва» доводит его до бешенства. Как он может быть связан с подпольем, если большевики лишили его имущества?
Время от времени Кляйнер прерывал это словоизвержение:
— Откуда у вас радиодетали? Где русская радиостанция?
Гуменюк разводил короткими руками, затылок его багровел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119