На исходе вторых суток в лодке стало душно. Анни снова пришла в центральный пост, вопросительно посмотрела на меня.
— Потерпите, фрау Ирма. Хотите кофе?
— Нет. Только воды. Не беспокойтесь, пожалуйста.
К рассвету третьего дня корабль пересек в юго-восточном направлении все Черное море. С мостика был виден маяк на мысе Гюзельхисар.
Шторм утихал, но все-таки лодку сильно качало.
Коврова совсем развезло. Косой Франц тоже чувствовал себя неважно, а Анни держалась молодцом, спокойно сидела на раскладной табуретке в центральном посту, будто едет в трамвае. Я предложил ей выйти на мостик подышать, но она отказалась.
Преодолевая волну, к нам подошел катер. Матросы помогли Готфриду и его охране перебраться на палубу.
Я крикнул вдогонку:
— Благополучного возвращения!
Рокот двигателя заглушил его ответ. До меня донеслось:
— ...два выстрела за тобой!
«Надеюсь, ты их получишь в Тегеране», — подумал я.
Снова мы шли весь день в подводном положении, но было ясно, что скоро придется всплыть. Плотность аккумуляторов упала. Их давно следовало зарядить.
На параллели Поти, милях в восьмидесяти от берега, командир приказал всплывать для зарядки батарей. Шторм улегся. Пологие медленные волны слегка раскачивали корабль. Кирпичная луна поднималась из моря, светлея на глазах.
Командир длинно и изобретательно ругал луну. Его монолог прервал крик сигнальщика:
— Самолеты!
Я знал, что при подходе к мысу Кодор нас пропустят беспрепятственно или инсценируют неудачный поиск подводной лодки, но нельзя было рассчитывать на прекращение боевых действий по всему Черному морю, тем более что я не мог сообщить заранее наш курс.
Самолеты вынырнули из-под луны и стремительно атаковали нас. Командир едва успел захлопнуть за собой рубочный люк:
— Срочное погружение!
Лодка камнем провалилась в глубину. Я уже спустился в центральный пост, когда толчок страшной силы положил лодку на борт. Свет погас. Посыпалась пробковая обшивка. Я ждал, что сейчас масса воды хлынет в отсек, но лодка выпрямилась. И тут же вторым разрывом корму подкинуло высоко вверх. Меня прижало к переборке. Люди метались в темноте, сталкивались друг с другом. Мне все-таки удалось найти в темноте Анни. Корабль снова встал на ровный киль.
— Не бойтесь! Теперь они нас не достанут! — сказал я.
— С тобой я ничего не боюсь, — еле слышно ответила Анни, касаясь губами моего уха.
Включился аварийный свет. Пытаясь улыбаться, Анни терла ушибленное колено. Я все еще не верил в ее спасение. Но сейчас уже скоро. Через несколько часов — советская земля.
Из торпедного отсека доложили:
— Вода поступает в отсек!
Я пошел туда и увидел Шелагурова. Он работал как одержимый, и немцы спешили выполнять распоряжения, которые он отдавал, смешивая русские и немецкие слова, а больше жестами. В минуту опасности люди, как всегда, подчинялись самому решительному.
— Товарищ... Тьфу, пропасть! Герр корветен-капитан! — крикнул мне Шелагуров. — Уберите отсюда этого сукина сына — мешает работать!
Один из матросов держал за шиворот Коврова, который рвался вон из отсека. Пелевин присмирел, забившись в закуток у торпедных стеллажей.
— Не мое это дело, — извиняющимся тоном сказал он, — вот высадимся, увидите: я не трус.
— Тогда посмотрим! Работать!
Лодка не получила серьезных повреждений. Раненых тоже не было. Только штурман лежал без сознания. Он ударился головой об угол своего железного столика. Командир сам возился у карты. Я подошел к нему:
— Пожалуйста, займитесь вашими делами. Можете считать меня вашим штурманом.
— Спасибо! — Он протянул мне штурманскую линейку.
Подводная лодка легла на прежний курс. Через три часа снова пришлось всплыть для зарядки батарей. Я поднялся на мостик, чтобы поточнее определиться. Ветер разогнал облака, и хорошо были видны звезды.
Удивительно порой складывается судьба! Мечтал о работе штурмана и только приступил к ней, как погиб наш «Ростов». Два года прокладывал свой курс по сухопутью — и вот сейчас буду определять место корабля не в переносном, а в прямом смысле. Немецкого корабля!
Не успев как следует зарядить батареи, командир приказал погружаться. Мы шли теперь под шноркелем. Скорость, конечно, была невелика. Час проходил за часом. Я доложил:
— Командир! До мыса Кодор — тридцать миль!
И тут же услышал доклад гидроакустика:
— Шум винтов с правого борта.
Через несколько минут он сообщил, что наперерез нам идут советские противолодочные катера.
Лодка нырнула на глубину, резко изменила курс. Глубинные бомбы легли далеко за кормой.
Командир хотел уйти снова на юг, но я воспротивился:
— Опоздаем. Провалим задание!
— Нас потопят! — закричал он. — Не вмешивайтесь в управление кораблем!
Я пытался его успокоить:
— Тут большие глубины. Ныряйте на сотню метров и идите вперед.
Он нехотя подчинился. Советские катера-охотники еще некоторое время преследовали нас и вдруг отстали. Они безусловно получили приказ пропустить лодку, идущую курсом на мыс Кодор.
И все-таки мы опаздывали. Агент Жорж уйдет. Провал задания немецкого офицера Вегнера был бы провалом советского разведчика Штурманка.
Я поднял с койки косого Франца, объяснил ему, что в надводном положении лодка идет гораздо быстрее, чем в подводном. Надо заставить командира всплывать.
Но и Косому рисковать не хотелось:
— А если нас атакуют русские?
Тут я сам атаковал его:
— Ты — трус! Если опоздаем, шеф сорвет с нас головы! Пойдем рядовыми на Восточный фронт!
Командир отчаянно сопротивлялся:
— За корабль отвечаю я! Вы — пассажиры.
— Понятно, — сказал я. — Франц, возьмите, пожалуйста, обер-лейтенанта под стражу. Как старший по званию и представитель вышестоящего штаба я отстраняю его от командования кораблем.
Конечно, я не имел такого права, но командир понимал, что служба безопасности опаснее для него, чем русские корабли. От них он мог уйти на глубину, повернуть на юг, к турецким берегам, наконец, мог пустить в ход свое оружие. От СД спасения не было.
— Вы — фанатик! Самоубийца! — сказал он. — Всплывать!
Анни была при этом разговоре в центральном посту. Она хотела что-то сказать мне:
— Герр корветен-капитан...
— Фрау Ирма, идите отдыхать! Через три часа — высадка.
Советские «охотники» пропустили нас. Корабль шел в надводном положении самым полным. Пена завихрилась у носа, и рвался из-под винта бурун. Когда до советского берега оставалось не более десяти миль, командир снова приказал погрузиться. Не мог же я сказать ему, что нас не тронут?
Вся группа уже была в центральном посту. Поверх гражданской одежды мы натянули прорезиненные комбинезоны. Косой раздавал пистолеты, ножи, электрические фонарики.
Пелевин, нервно оживленный, взвешивал на ладони советский пистолет «ТТ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119