- Посмотрите.
Тот недолго разглядывал фотографию, бросил на стол:
- Что это за допотопная реликвия, и какое она имеет отношение ко мне?
- Может, тут ваш прадед или дед, или какой-нибудь дальний
родственник?
- Дед мой умер в тридцатых годах, задолго до моего появления на свет,
- Тюнен опять взял фотографию и стал присматриваться. - Где вы ее
раздобыли?
- В процессе поисков, - уклончиво ответил Левин.
- И что это дает для дела? Судя по результатам - ничего.
- Как знать... Сколько вы пробудете в Старорецке?
- До конца, - поднялся Тюнен.
- Устроились с жильем?
- Да.
- Оставьте свои координаты.
- Гостиница "Украина", четыреста тридцать первый номер.
Левин записал на календаре.
- Если что, звоните, - уже стоя у двери, сказал Тюнен.
- Разумеется...
Было без четверти пять, когда в комнату к Левину ввалился веселый
Михальченко и с порога выпалил:
- Шестнадцатого апреля на квартиру гражданина Иегупова по адресу
улица Комсомольская, пять диспетчер станции скорой помощи принял вызов.
- Ты был там, на "скорой"? - Левин встал из-за стола.
- Только что оттуда. Правда, врача из бригады не видел. Выезжала
двадцать четвертая бригада. Фамилия больного Тюнен Георг Францевич, 1917
года рождения. Диабетическая кома. Укололи инсулин. От госпитализации
больной отказался. Посидели, покуда он пришел в себя. Вы как в воду
глядели.
- Никуда я не глядел, Иван. Просто много лет занимаюсь всем этим
дерьмом. Что же товарищ Иегупов так нас морочил? Старый человек, а
неприлично соврал. С чего бы? Ладно, я с ним разберусь... Да, кстати, был
Александр Тюнен. Недоволен нашими результатами.
- Недоволен?
- А чего ты удивляешься? Он заказчик. Его право.
- Да пошел он!
- Никуда он не пойдет, а нас послать может...
Разговор их прервал стук в дверь.
- Войдите! - сказал Левин.
В комнату вошел коренастый плотный человек в берете, в коричневой
сильно потертой кожаной куртке.
- Моя фамилия Касперский, - сказал он. - Просили заехать сюда, был
рядом, вот подскочил.
- Зиновий Данилович? Вот хорошо! Садитесь, - шагнул навстречу
Михальченко. - Зиновий Данилович, нам кое-что надо уточнить.
- Уточняйте, - Касперский сел, снял берет, пригладил седые волосы.
- Дело такое, Зиновий Данилович: 17 апреля вы или кто-то по вашему
паспорту сдал в аэропорту билет до Алма-Аты. Верно я говорю? - спросил
Михальченко.
- Верно. Что это вы вспомнили? Сколько времени прошло!
- Расскажите, пожалуйста, подробней, - попросил Левин.
- Достался он мне от пассажира. Я ехал по Березовскому тракту. Возле
рощи голосует мужик. Сумка его еще мне показалась, больно красивая -
зеленая с черным. Сел, назвал адрес.
- Не помните какой? - спросил Левин.
- Помню, что на Сербской. Но я остановился за углом возле кафе
"Каштан", там удобней парковаться. Подъехали. Он говорит: "Подожди, шеф,
пятнадцать минут, поедем дальше". Я не хотел, горел план, стоять не
выгодно. Конец дня, самый час пик, наше время. Но он уломал. Вышел он с
той же сумкой. "Куда?" - спрашиваю. - "На Солнечную, возле конного
завода".
- Как выглядел пассажир? - спросил Михальченко.
- Молодой, может чуть за тридцать. Крепкий, одет заметно, модно, в
спортивное. Телом на спортсмена и похож. Блондинистый.
- В котором часу вы взяли пассажира? - спросил Левин.
- Я ж говорю, конец рабочего дня, час пик, значит где-то около пяти
или чуть после... Ну, подъехали. Из машины он не вышел, полез в карман,
вынул деньги, а меж ними авиабилет. Повертел он его и говорит: "Слушай,
шеф, возьми билет, дуй в аэропорт, сдай. До регистрации еще часа полтора.
Приятель в Алма-Ату должен был лететь, да заболел. Все, что получишь -
твое. - "А почему сам не сдаешь?" - спрашиваю. - "Некогда мне, срочная
работа, не поспеваю", - отвечает. Нет, думаю, гонит он мне стартер
вхолостую. Я и говорю ему: "Плати-ка наличными, так оно надежней и - будь
здоров". - "Как хочешь", - говорит. Дает деньги, я ему сдачу. Взял, не
отказался, вышел из машины, пошелестел в пальцах этим билетом, вроде как
раздумывал, сунул его в окно: "На, бери. Мне он все равно уже не нужен". И
ушел. Я подумал: а что, если правду говорил про приятеля? Мотнусь в
аэропорт, чего добру пропадать? Обратно пустым не поеду - оттуда всегда
пассажиры есть. Паспорт у меня, я документы всегда вожу с собой: у нас,
таксистов, жизнь с приключениями бывает. Вот и сдал я билет.
- Сколько вы получили? - спросил Левин.
Касперский назвал сумму.
- Почему так мало? - вскинул глаза Михальченко.
- Кассирша предупредила: "Сдаете за два часа до вылета. Удерживаем
двадцать пять процентов"... А что случилось? Может, я чего не так сделал?
- Все так, Зиновий Данилович, все так. Спасибо вам. Извините, что
отняли время, - сказал Михальченко. - У вас телефон дома есть?
- Есть.
- Оставьте нам, вдруг еще понадобитесь.
Назвав номер, таксист вышел, держа берет в руке...
- Ну что, Ефим Захарович, как байка? - спросил Михальченко.
- Думаешь, таксист изложил заготовленное сочинение?
- Нет, Касперский, по-моему, не врал. А вот пассажир гнал ему липу о
приятеле, который не смог улететь, заболел. Старик Тюнен, что ли, его
приятель?
- Едва ли.
- Достать бы нам этого пассажира, - мечтательно сказал Михальченко.
- Мы, Иван, живем в эпоху сплошного дефицита, - хмыкнул Левин. - Но
подумать надо...
23
Журнал "Я - жокей", который Шоор подарил Левину в первое свое
посещение бюро, Левин ни разу не открыл. Сунул его тогда в кожаную папку с
бумагами, а папку, как обычно, в кейс. Так и таскал с собой, забывая
выложить журнал дома. Сделал это только сегодня, когда полез в папку,
чтобы отдать жене талоны на сахар, полученные по дороге на работу в
домоуправлении.
Сейчас журнал разглядывали сын и невестка. Жена на кухне беседовала с
внуком, а Левин сидел у окна в кресле и читал газету. Иногда до него
долетали восклицания сына и невестки:
- Вот это полиграфия! Какие краски! А бумага!
- И парень хорош. Как сложен!
- А костюмчики на нем! А лошадки! Пап, посмотри! - сын повернулся к
Левину, протягивая ему раскрытый журнал.
На левой странице крупно была снята шея и голова лошади, под уздцы ее
держал так же крупно до пояса сфотографированный красивый молодой человек
с сильным, обнаженным торсом. Видно был ветерок. Светлые длинные волосы
отброшены за ухо, голубые глаза смотрели прямо в объектив. Выражение его
лица, - крупных губ и глаз - излучали гордость и довольство. На правой
странице тот же парень сидел верхом на иссине черной лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Тот недолго разглядывал фотографию, бросил на стол:
- Что это за допотопная реликвия, и какое она имеет отношение ко мне?
- Может, тут ваш прадед или дед, или какой-нибудь дальний
родственник?
- Дед мой умер в тридцатых годах, задолго до моего появления на свет,
- Тюнен опять взял фотографию и стал присматриваться. - Где вы ее
раздобыли?
- В процессе поисков, - уклончиво ответил Левин.
- И что это дает для дела? Судя по результатам - ничего.
- Как знать... Сколько вы пробудете в Старорецке?
- До конца, - поднялся Тюнен.
- Устроились с жильем?
- Да.
- Оставьте свои координаты.
- Гостиница "Украина", четыреста тридцать первый номер.
Левин записал на календаре.
- Если что, звоните, - уже стоя у двери, сказал Тюнен.
- Разумеется...
Было без четверти пять, когда в комнату к Левину ввалился веселый
Михальченко и с порога выпалил:
- Шестнадцатого апреля на квартиру гражданина Иегупова по адресу
улица Комсомольская, пять диспетчер станции скорой помощи принял вызов.
- Ты был там, на "скорой"? - Левин встал из-за стола.
- Только что оттуда. Правда, врача из бригады не видел. Выезжала
двадцать четвертая бригада. Фамилия больного Тюнен Георг Францевич, 1917
года рождения. Диабетическая кома. Укололи инсулин. От госпитализации
больной отказался. Посидели, покуда он пришел в себя. Вы как в воду
глядели.
- Никуда я не глядел, Иван. Просто много лет занимаюсь всем этим
дерьмом. Что же товарищ Иегупов так нас морочил? Старый человек, а
неприлично соврал. С чего бы? Ладно, я с ним разберусь... Да, кстати, был
Александр Тюнен. Недоволен нашими результатами.
- Недоволен?
- А чего ты удивляешься? Он заказчик. Его право.
- Да пошел он!
- Никуда он не пойдет, а нас послать может...
Разговор их прервал стук в дверь.
- Войдите! - сказал Левин.
В комнату вошел коренастый плотный человек в берете, в коричневой
сильно потертой кожаной куртке.
- Моя фамилия Касперский, - сказал он. - Просили заехать сюда, был
рядом, вот подскочил.
- Зиновий Данилович? Вот хорошо! Садитесь, - шагнул навстречу
Михальченко. - Зиновий Данилович, нам кое-что надо уточнить.
- Уточняйте, - Касперский сел, снял берет, пригладил седые волосы.
- Дело такое, Зиновий Данилович: 17 апреля вы или кто-то по вашему
паспорту сдал в аэропорту билет до Алма-Аты. Верно я говорю? - спросил
Михальченко.
- Верно. Что это вы вспомнили? Сколько времени прошло!
- Расскажите, пожалуйста, подробней, - попросил Левин.
- Достался он мне от пассажира. Я ехал по Березовскому тракту. Возле
рощи голосует мужик. Сумка его еще мне показалась, больно красивая -
зеленая с черным. Сел, назвал адрес.
- Не помните какой? - спросил Левин.
- Помню, что на Сербской. Но я остановился за углом возле кафе
"Каштан", там удобней парковаться. Подъехали. Он говорит: "Подожди, шеф,
пятнадцать минут, поедем дальше". Я не хотел, горел план, стоять не
выгодно. Конец дня, самый час пик, наше время. Но он уломал. Вышел он с
той же сумкой. "Куда?" - спрашиваю. - "На Солнечную, возле конного
завода".
- Как выглядел пассажир? - спросил Михальченко.
- Молодой, может чуть за тридцать. Крепкий, одет заметно, модно, в
спортивное. Телом на спортсмена и похож. Блондинистый.
- В котором часу вы взяли пассажира? - спросил Левин.
- Я ж говорю, конец рабочего дня, час пик, значит где-то около пяти
или чуть после... Ну, подъехали. Из машины он не вышел, полез в карман,
вынул деньги, а меж ними авиабилет. Повертел он его и говорит: "Слушай,
шеф, возьми билет, дуй в аэропорт, сдай. До регистрации еще часа полтора.
Приятель в Алма-Ату должен был лететь, да заболел. Все, что получишь -
твое. - "А почему сам не сдаешь?" - спрашиваю. - "Некогда мне, срочная
работа, не поспеваю", - отвечает. Нет, думаю, гонит он мне стартер
вхолостую. Я и говорю ему: "Плати-ка наличными, так оно надежней и - будь
здоров". - "Как хочешь", - говорит. Дает деньги, я ему сдачу. Взял, не
отказался, вышел из машины, пошелестел в пальцах этим билетом, вроде как
раздумывал, сунул его в окно: "На, бери. Мне он все равно уже не нужен". И
ушел. Я подумал: а что, если правду говорил про приятеля? Мотнусь в
аэропорт, чего добру пропадать? Обратно пустым не поеду - оттуда всегда
пассажиры есть. Паспорт у меня, я документы всегда вожу с собой: у нас,
таксистов, жизнь с приключениями бывает. Вот и сдал я билет.
- Сколько вы получили? - спросил Левин.
Касперский назвал сумму.
- Почему так мало? - вскинул глаза Михальченко.
- Кассирша предупредила: "Сдаете за два часа до вылета. Удерживаем
двадцать пять процентов"... А что случилось? Может, я чего не так сделал?
- Все так, Зиновий Данилович, все так. Спасибо вам. Извините, что
отняли время, - сказал Михальченко. - У вас телефон дома есть?
- Есть.
- Оставьте нам, вдруг еще понадобитесь.
Назвав номер, таксист вышел, держа берет в руке...
- Ну что, Ефим Захарович, как байка? - спросил Михальченко.
- Думаешь, таксист изложил заготовленное сочинение?
- Нет, Касперский, по-моему, не врал. А вот пассажир гнал ему липу о
приятеле, который не смог улететь, заболел. Старик Тюнен, что ли, его
приятель?
- Едва ли.
- Достать бы нам этого пассажира, - мечтательно сказал Михальченко.
- Мы, Иван, живем в эпоху сплошного дефицита, - хмыкнул Левин. - Но
подумать надо...
23
Журнал "Я - жокей", который Шоор подарил Левину в первое свое
посещение бюро, Левин ни разу не открыл. Сунул его тогда в кожаную папку с
бумагами, а папку, как обычно, в кейс. Так и таскал с собой, забывая
выложить журнал дома. Сделал это только сегодня, когда полез в папку,
чтобы отдать жене талоны на сахар, полученные по дороге на работу в
домоуправлении.
Сейчас журнал разглядывали сын и невестка. Жена на кухне беседовала с
внуком, а Левин сидел у окна в кресле и читал газету. Иногда до него
долетали восклицания сына и невестки:
- Вот это полиграфия! Какие краски! А бумага!
- И парень хорош. Как сложен!
- А костюмчики на нем! А лошадки! Пап, посмотри! - сын повернулся к
Левину, протягивая ему раскрытый журнал.
На левой странице крупно была снята шея и голова лошади, под уздцы ее
держал так же крупно до пояса сфотографированный красивый молодой человек
с сильным, обнаженным торсом. Видно был ветерок. Светлые длинные волосы
отброшены за ухо, голубые глаза смотрели прямо в объектив. Выражение его
лица, - крупных губ и глаз - излучали гордость и довольство. На правой
странице тот же парень сидел верхом на иссине черной лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65