– Капапела умрет – я умру. Не стану жить без нее.
– Постой! – сказал Гай. – Послушай, Флон, если я докажу, что колдовство белого человека сильнее, чем колдовство Мукабассы, обещаешь прогнать его отсюда?
Глаза Флонкерри вспыхнули:
– Твое колдовство будет сильнее, бвана! Тогда я возьму свой ассагай и распорю его от зубов до живота, да!
– Этого не потребуется, – сказал Гай. – Пойдем, потолкуем с его милостью…
Мукабасса впился в Гая своими злобными косыми глазами.
– Бвана хочет сделать колдовство белого человека сильнее колдовства Мукабассы? – прорычал он. – Бвана не знает, что говорит!
– Прекрасно знаю! – решительно сказал Гай. – Больше того, я знаю, что ты мне надоел до смерти, проклятый черный убийца! Ты и я испытаем, чье колдовство сильнее, дважды. В первый раз я докажу тебе, что твоя вода сэсси ничего не сможет сделать против моей. А потом ты увидишь, что даже папа Дамбалла на моей стороне!
При упоминании имени священного змея Мукабасса побледнел. Но какие-то соображения, возможно гордость за свое ремесло, побудили его принять вызов.
– Ладно, – сказал он. – И как же бвана докажет это?
– Я хочу поговорить с женщиной десять минут, прежде чем ты дашь ей воду сэсси. Сначала я дам ей мое зелье. Ты можешь смотреть, как я готовлю его. Можешь утроить свою колдовскую силу – все равно ничего не добьешься. И тогда ты увидишь…
– Ладно. Но думаю, что не я, а бвана увидит. До свидания, бвана.
Гай посмотрел на него с ледяным презрением в глазах.
– Пошли, Флон! – негромко сказал он. – У нас много дел.
Он увлек Флонкерри за собой. Они углубились в джунгли и шли, пока не добрались до священной рощи змеиного бога Дамбаллы. Здесь Гай отломал от ближайшего дерева раздвоенную ветку. Он стоял нахмурившись, держа ее в руке: в чем же, черт возьми, нести домой гадюку, поймав ее?
– Флон, – сказал он. – Сбегай принеси мне пару мешков из шкур. Больших, в которых женщины носят воду. Сможешь?
– Смогу, бвана, – ответил Флонкерри и тотчас исчез среди деревьев, легко и красиво сорвавшись с места. Через десять минут он вернулся с мешками. Когда же он увидел, что собирается делать Гай, его блестящая черная кожа стала пепельно-серой.
Гай уверенно вошел в рощу, зная, что крепкие башмаки защитят его ноги от змеиных укусов. Как обычно, роща кишела гадюками. Он ловко прижал к земле раздвоенной веткой одну из безобразных тварей, затем очень спокойно нагнулся и поднял, держа ее за голову сзади так, чтобы она не могла вывернуться и укусить его. Змея обвила его руку своим длинным извивающимся телом. Он снял ее правой рукой.
– Открой мешок, Флон, – сказал он.
Могучий негр повиновался, и Гай бросил змею внутрь хвостом вперед. Флонкерри плотно закрыл мешок и завязал его кожаным ремешком. Через пять минут Гай поймал еще одну змею и поместил ее в другой мешок. Глаза Флонкерри расширились от удивления. Это действительно казалось настоящим колдовством.
– Что бвана сделает сейчас? – спросил он.
– Большое колдовство, – рассмеялся Гай. – Возьмем их домой. Завтра увидишь…
У себя в фактории он порылся в ящике с инструментами и разыскал прочный пинцет. Затем постоял некоторое время, погруженный в раздумья. Он никак не мог вспомнить способ извлечения змеиного яда. Бродячие фокусники в Миссисипи проделывали это перед показом номеров с гремучими и мокасиновыми змеями. Они давали им что-то укусить, а потом… Вспомнил! Они заставляли гадов выпускать свой яд в надутый мочевой пузырь свиньи. Но у него не было пузыря свиньи или чего-нибудь в этом роде. И тогда он увидел стайку кур, пересекающих двор. Что ж, курица годится, не дать бы только гадюке втянуть обратно яд после укуса.
Он вышел во двор, поймал толстую курицу и привязал за лапу к столбу. Затем, взяв раздвоенную ветку в левую руку, он развязал один из мешков и выбросил змею на землю рядом с курицей. Змея тут же ее укусила. Гай прижал гадюку рогаткой к земле, зубы ее все еще оставались погруженными в куриную плоть. Продолжая удерживать змею, он сдавил мешочек с ядом как раз между ее маленьких блестящих глаз.
Убедившись, что весь яд выдавлен, Гай зажал голову гадюки между большим и указательным пальцами и поднял ее, не давая рту закрыться. Он знал, что малейшая небрежность смертельно опасна даже теперь: возможно, на зубах змеи осталось достаточно яда, чтобы уложить человека в постель на долгие недели. Взяв пинцет, он выдернул сначала один длинный кривой желтый зуб, потом другой. Теперь гадюка стала совершенно безвредной: только через эти полые зубы может она впрыскивать яд в свою жертву. Остальные зубы сплошные и служат лишь для того, чтобы удерживать добычу, пока яд не окажет своего смертоносного действия.
Он положил змею обратно в мешок, пометив его своим складным ножом. Затем подозвал женщину и велел ей сплести две длинные, узкие, с откидными, на петлях, крышками, корзины-клетки, сквозь решетку которых гадюка была бы видна. Через четыре часа, когда она закончила работу, он посадил змею с вырванными зубами в одну из корзин, сделав на ней почти незаметную пометку кусочком пальмовой древесины. В другую корзину он поместил ядовитую змею. А потом, спохватившись, закопал мертвую курицу, чтобы кто-нибудь не съел ее.
В полдень следующего дня, завывая и приплясывая, в ужасной маске колдуна, скрывавшей лицо, отчего его внешность, по мнению Гая, только выигрывала, пришел Мукабасса, ведя несчастную Капапелу. Ее руки были связаны сзади лианами, еще одна лиана петлей наброшена на горло. Она была полумертвой от страха.
– Не бойся, Капа, – мягко сказал Гай. – Мое колдовство сильнее, чем его…
Больше он ничего не успел сказать.
– Что здесь происходит? – послышался решительный женский голос.
Гай обернулся и увидел Билджи, во все глаза смотревшую на него, а рядом с ней – белую женщину, почти с него ростом. Он никогда не видел раньше Пруденс Стаунтон, но это, бесспорно, была она, ведь на много миль вокруг она была единственной белой женщиной. Ей было теперь лет двадцать шесть – двадцать семь. И, хотя Африка встретила ее неласково, она, несомненно, освоилась здесь. В тот момент Гай не осознал, что Пруденс по-своему привлекательна, он понял это значительно позже. Что поразило его с первого взгляда – так это безмятежное спокойствие всего ее облика. Именно эта безмятежность больше всего раздражала такого скептика, как Гай, – ведь за ней не было ничего, кроме бесхитростной веры.
Он рассматривал девушку с оскорбительной неторопливостью. В ее внешности не было ничего замечательного. Пожалуй, ее можно было назвать худой, однако по-мальчишечьи стройная фигура не мешала ей быть необычайно женственной. Уголки голубых глаз Пруденс собирались в морщины, оттого что она слишком много бывала на солнце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119