Возможно, боится выдать профессиональные секреты, или ему пока не о чем рассказать.
- А кем вы работаете? - спросил он.
Пет задумалась. Сказать, что она просто продавщица? Люк все больше интересовал ее, поэтому она надеялась заинтересовать и его.
- Пока я делаю не то, что хочу, - ответила Пет.
- А что вы хотите?
- Быть дизайнером.
- Дизайнером чего?
- Ювелирных изделий.
- Ювелирных изделий, - повторил он. - Чем же это вас привлекает?
В его тоне ей послышалось разочарование или пренебрежение.
- У нас это семейное, - призналась Пет. - Мой дед по материнской линии - ювелир. А бабушка по отцовской отлично разбиралась в украшениях. Говорят, у нее была самая великолепная коллекция в Европе.
- Значит, вы никогда не думали о другом занятии?
Пет украдкой взглянула на Люка. Похоже, он бросает ей вызов, намекая на то, что существуют и более достойные занятия.
- Одно время я подумывала стать психиатром, чтобы вылечить маму… Но потом поняла, что сама сойду с ума, если откажусь от своего призвания. Вы считаете это неправильным?
Он явно обдумывал ответ. Видимо, после войны во Вьетнаме любая работа кажется Люку ерундой.
- Я думаю, хорошо заниматься тем, что любишь. Но по-моему, стыдно отказывать в помощи людям, прежде всего собственной матери, и вместо этого изготовлять побрякушки для привилегированных дармоедов.
Пет откинулась на спинку стула. После лжи, которой потчевал ее дед, откровенность Люка казалась глотком свежего воздуха.
- Что ж, - развела руками Пет, - я сама напросилась на резкость.
- Я не хотел…
- Конечно, - оборвала его Пет. - Но по вашему мнению, я трачу время зря.
- Я сказал другое.
- Смысл примерно такой. Но вам не о чем беспокоиться, мистер Сэнфорд. Говоря о своей работе, я только строю планы, но после сегодняшнего дня они вряд ли осуществятся. - Она допила бренди. - Я готова.
Люк пошел к бару расплатиться. Пет ждала его у дверей.
Всю дорогу до гостиницы в машине царило напряженное молчание.
«Черт возьми! - подумала Пет, прикрыв лицо воротником пальто. - Ну почему все должно закончиться именно так? Люк вел себя безукоризненно в такой сложной ситуации. И мне показалось… что он может остаться в моей жизни. Что появился человек, которому можно все рассказать о маме, о своих планах. Он ведь сам предложил мне поговорить».
И вдруг эти резкие слова, как удар в спину. Кто в этом виноват? Он или она? Пет не знала. Она понимала только одно: его слова исключили возможность подружиться с ним. Люк считает, что работа, о которой она мечтает, - глупость. А по ее мнению, он недалекий и самоуверенный тип, до которого не доходит, что создавать красивые вещи - достойное занятие.
На стоянке у гостиницы Люк проводил ее к машине, и они немного постояли молча.
- Спасибо, - сказала Пет. - Вы очень упростили сложную ситуацию.
- И усложнил простую.
Пет, пожав плечами, направилась к машине.
- Пет!
Она обернулась.
- Мне придется уехать на некоторое время. Но когда я вернусь… мне бы хотелось посмотреть на ваши творения. Убежден, что они прекрасны…
- Они появятся на свет не раньше, чем мне представится возможность для этого, а пока они все здесь. - Пет постучала по голове, и Люк улыбнулся.
Она села в машину и включила зажигание. В зеркало заднего обзора Пет видела, что он стоит на дороге и смотрит ей вслед.
Что она могла сказать? Чего ждала от него? Кто виноват, он или она? Пет размышляла об этом всю дорогу до города.
Но к утру мысли о Люке Сэнфорде были вытеснены злостью на деда.
Конечно, он с нетерпением ждет ее прихода в больницу, чтобы услышать, как они с мамой провели День благодарения и понравился ли Беттине шоколад.
Пет откладывала поход в госпиталь до полудня.
Дед полусидел на кровати, а его загипсованная нога висела на системе рычагов. Увидев внучку, он просиял:
- Ты должна мне все рассказать о вчерашнем дне. Как моя девочка?
- Это ты должен был мне все рассказать, - ответила Пет, и весь ее гнев выплеснулся наружу. Она с силой сжала пальцами округлую перекладину спинки кровати. - Ты должен был рассказать мне правду о маме. Я вправе знать это.
- О чем ты говоришь? О какой такой правде? - Голос Джозефа дрогнул.
- О войне. Об Освенциме. О том, что сделали с мамой нацистские подонки.
Старик выпрямился, насколько позволяла подвешенная нога, но, поняв, что отрицать все бесполезно, обмяк на подушках.
- Как я мог сказать маленькой девочке, что ее мать - шлюха?
- Она не шлюха! Не смей никогда больше так называть ее! Мама - жертва. Она была беспомощной девушкой, прошедшей через ад концлагеря.
Его лицо посерело, на глаза навернулись слезы.
- Я старался сделать все, чтобы она забыла. Я думал, если мы не будем вспоминать об этом, моя любовь и любовь Стива заставят ее со временем забыть все, что произошло. Надеялся, что Беттине будет казаться, будто этого никогда не было.
- Но это было, деда, а ты не позволил ей посмотреть правде в глаза, почувствовать ненависть, боль и пережить свое горе.
Старик вымученно улыбнулся.
- Тебе надо было остаться в колледже, Петра. Из тебя получился бы хороший психиатр.
- А мне ты не дал возможности понять маму. Знай я все, может, мне и удалось бы помочь ей.
- Наверное, я был не прав.
- Да, дед. Ты был не прав. Ты так не прав, что не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя.
Он зажмурился, и Пет увидела, как по его морщинистым щекам покатились слезы.
- Пожалуйста, Петра, - прошептал Джозеф. - Я потерял жену. Потерял дочь. Я не могу потерять и тебя.
После этих слов ее гнев иссяк. Пет села на стул рядом с дедом.
- Расскажи мне все, - попросила она, взяв его за руку, - как вас обнаружили, что случилось с тобой, как ты нашел маму после войны. Возможно, уже слишком поздно помочь ей, но помоги мне.
Усталым, дрожащим от волнения голосом он начал свой рассказ. Они так и не узнали, кто их выдал, но в конце июля 1944 года в тайное убежище на чердаке ворвались гестаповцы. Джозефа, как голландца, отправили на работы в Германию, а Беттину - в Вестерборк, где находился пересыльный пункт для голландских евреев. В сентябре, в последнем эшелоне с евреями, она покинула Голландию.
- В том же самом, в котором увезли в Освенцим Анну Франк и ее семью, - содрогнувшись прошептала Пет. - Товарный состав, по семьдесят пять человек в каждом вагоне, с маленьким зарешеченным окном. Путь занял трое суток.
Дед поведал внучке все, что знал о жизни Беттины в лагере по рассказам ее подруги, которая была с ней в те ужасные дни. Эту же историю Пет слышала вчера, но от повторения она не стала менее страшной.
- Я не знал, где Беттина и жива ли она, - продолжал старик. - Меня послали в угольные шахты в Саар, где я работал до тех пор, пока нас не освободили союзники. Потом я несколько месяцев провел в лагере для перемещенных лиц. Я делал все, чтобы разыскать Беттину и Аннеке, твою бабушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
- А кем вы работаете? - спросил он.
Пет задумалась. Сказать, что она просто продавщица? Люк все больше интересовал ее, поэтому она надеялась заинтересовать и его.
- Пока я делаю не то, что хочу, - ответила Пет.
- А что вы хотите?
- Быть дизайнером.
- Дизайнером чего?
- Ювелирных изделий.
- Ювелирных изделий, - повторил он. - Чем же это вас привлекает?
В его тоне ей послышалось разочарование или пренебрежение.
- У нас это семейное, - призналась Пет. - Мой дед по материнской линии - ювелир. А бабушка по отцовской отлично разбиралась в украшениях. Говорят, у нее была самая великолепная коллекция в Европе.
- Значит, вы никогда не думали о другом занятии?
Пет украдкой взглянула на Люка. Похоже, он бросает ей вызов, намекая на то, что существуют и более достойные занятия.
- Одно время я подумывала стать психиатром, чтобы вылечить маму… Но потом поняла, что сама сойду с ума, если откажусь от своего призвания. Вы считаете это неправильным?
Он явно обдумывал ответ. Видимо, после войны во Вьетнаме любая работа кажется Люку ерундой.
- Я думаю, хорошо заниматься тем, что любишь. Но по-моему, стыдно отказывать в помощи людям, прежде всего собственной матери, и вместо этого изготовлять побрякушки для привилегированных дармоедов.
Пет откинулась на спинку стула. После лжи, которой потчевал ее дед, откровенность Люка казалась глотком свежего воздуха.
- Что ж, - развела руками Пет, - я сама напросилась на резкость.
- Я не хотел…
- Конечно, - оборвала его Пет. - Но по вашему мнению, я трачу время зря.
- Я сказал другое.
- Смысл примерно такой. Но вам не о чем беспокоиться, мистер Сэнфорд. Говоря о своей работе, я только строю планы, но после сегодняшнего дня они вряд ли осуществятся. - Она допила бренди. - Я готова.
Люк пошел к бару расплатиться. Пет ждала его у дверей.
Всю дорогу до гостиницы в машине царило напряженное молчание.
«Черт возьми! - подумала Пет, прикрыв лицо воротником пальто. - Ну почему все должно закончиться именно так? Люк вел себя безукоризненно в такой сложной ситуации. И мне показалось… что он может остаться в моей жизни. Что появился человек, которому можно все рассказать о маме, о своих планах. Он ведь сам предложил мне поговорить».
И вдруг эти резкие слова, как удар в спину. Кто в этом виноват? Он или она? Пет не знала. Она понимала только одно: его слова исключили возможность подружиться с ним. Люк считает, что работа, о которой она мечтает, - глупость. А по ее мнению, он недалекий и самоуверенный тип, до которого не доходит, что создавать красивые вещи - достойное занятие.
На стоянке у гостиницы Люк проводил ее к машине, и они немного постояли молча.
- Спасибо, - сказала Пет. - Вы очень упростили сложную ситуацию.
- И усложнил простую.
Пет, пожав плечами, направилась к машине.
- Пет!
Она обернулась.
- Мне придется уехать на некоторое время. Но когда я вернусь… мне бы хотелось посмотреть на ваши творения. Убежден, что они прекрасны…
- Они появятся на свет не раньше, чем мне представится возможность для этого, а пока они все здесь. - Пет постучала по голове, и Люк улыбнулся.
Она села в машину и включила зажигание. В зеркало заднего обзора Пет видела, что он стоит на дороге и смотрит ей вслед.
Что она могла сказать? Чего ждала от него? Кто виноват, он или она? Пет размышляла об этом всю дорогу до города.
Но к утру мысли о Люке Сэнфорде были вытеснены злостью на деда.
Конечно, он с нетерпением ждет ее прихода в больницу, чтобы услышать, как они с мамой провели День благодарения и понравился ли Беттине шоколад.
Пет откладывала поход в госпиталь до полудня.
Дед полусидел на кровати, а его загипсованная нога висела на системе рычагов. Увидев внучку, он просиял:
- Ты должна мне все рассказать о вчерашнем дне. Как моя девочка?
- Это ты должен был мне все рассказать, - ответила Пет, и весь ее гнев выплеснулся наружу. Она с силой сжала пальцами округлую перекладину спинки кровати. - Ты должен был рассказать мне правду о маме. Я вправе знать это.
- О чем ты говоришь? О какой такой правде? - Голос Джозефа дрогнул.
- О войне. Об Освенциме. О том, что сделали с мамой нацистские подонки.
Старик выпрямился, насколько позволяла подвешенная нога, но, поняв, что отрицать все бесполезно, обмяк на подушках.
- Как я мог сказать маленькой девочке, что ее мать - шлюха?
- Она не шлюха! Не смей никогда больше так называть ее! Мама - жертва. Она была беспомощной девушкой, прошедшей через ад концлагеря.
Его лицо посерело, на глаза навернулись слезы.
- Я старался сделать все, чтобы она забыла. Я думал, если мы не будем вспоминать об этом, моя любовь и любовь Стива заставят ее со временем забыть все, что произошло. Надеялся, что Беттине будет казаться, будто этого никогда не было.
- Но это было, деда, а ты не позволил ей посмотреть правде в глаза, почувствовать ненависть, боль и пережить свое горе.
Старик вымученно улыбнулся.
- Тебе надо было остаться в колледже, Петра. Из тебя получился бы хороший психиатр.
- А мне ты не дал возможности понять маму. Знай я все, может, мне и удалось бы помочь ей.
- Наверное, я был не прав.
- Да, дед. Ты был не прав. Ты так не прав, что не знаю, смогу ли я когда-нибудь простить тебя.
Он зажмурился, и Пет увидела, как по его морщинистым щекам покатились слезы.
- Пожалуйста, Петра, - прошептал Джозеф. - Я потерял жену. Потерял дочь. Я не могу потерять и тебя.
После этих слов ее гнев иссяк. Пет села на стул рядом с дедом.
- Расскажи мне все, - попросила она, взяв его за руку, - как вас обнаружили, что случилось с тобой, как ты нашел маму после войны. Возможно, уже слишком поздно помочь ей, но помоги мне.
Усталым, дрожащим от волнения голосом он начал свой рассказ. Они так и не узнали, кто их выдал, но в конце июля 1944 года в тайное убежище на чердаке ворвались гестаповцы. Джозефа, как голландца, отправили на работы в Германию, а Беттину - в Вестерборк, где находился пересыльный пункт для голландских евреев. В сентябре, в последнем эшелоне с евреями, она покинула Голландию.
- В том же самом, в котором увезли в Освенцим Анну Франк и ее семью, - содрогнувшись прошептала Пет. - Товарный состав, по семьдесят пять человек в каждом вагоне, с маленьким зарешеченным окном. Путь занял трое суток.
Дед поведал внучке все, что знал о жизни Беттины в лагере по рассказам ее подруги, которая была с ней в те ужасные дни. Эту же историю Пет слышала вчера, но от повторения она не стала менее страшной.
- Я не знал, где Беттина и жива ли она, - продолжал старик. - Меня послали в угольные шахты в Саар, где я работал до тех пор, пока нас не освободили союзники. Потом я несколько месяцев провел в лагере для перемещенных лиц. Я делал все, чтобы разыскать Беттину и Аннеке, твою бабушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115