Обычно по субботам он стоял на углу в окружении других молодых людей. Иногда он взбирался на сломанный стул или блок из шлакобетона, чтобы произнести свою речь. При этом он всегда жестикулировал, энергично размахивая руками. Но стоило ему увидеть меня, кулак его разжимался, и он подавал мне знак рукой.
Его звали Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз. Мне не позволяли с ним разговаривать. Мильтон считал Мариуса бузотером, и многие из посетителей салона, как белых, так и черных, с ним были согласны. Однако мне он нравился. Он называл меня «царевной Нила» и говорил, что я похожа на Клеопатру. «Ты знаешь, что Клеопатра была гречанкой?» - спрашивал он. - «Нет». - «Да-да. Она происходила из рода Птолемеев. Они были египетскими греками. Во мне тоже есть немного египетской крови. Так что скорей всего мы с тобой родственники». Он разговаривал со мной, стоя на своем стуле в ожидании слушателей. Однако когда они собирались, ему становилось не до меня.
Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз получил свое имя в честь эфиопского националиста, который в тридцатые годы был современником Фарда Мухаммеда. В детстве он страдал астмой, поэтому большую часть времени проводил дома, читая разные книги из библиотеки матери. В подростковом возрасте его часто били, так как он носил очки и имел привычку дышать ртом. Когда я с ним познакомился, он уже был зрелым юношей. Он работал в магазине по продаже пластинок, а по вечерам занимался в юридической школе Детройтского университета. В стране в это время происходили какието события, особенно среди чернокожего населения, которые и привели брата Мариуса на угол. Вдруг стало возможным разглагольствовать о причинах гражданской войны в Испании. К тому же у Че Гевары тоже была астма, и Мариус начал носить берет. Черный армейский берет, солнцезащитные очки и черный платочек в нагрудном кармане. Мариус стоял в таком виде на углу, пробуждая самосознание проходящих. «Салон „Зебра“, - показывал он своим костлявым пальцем, - принадлежит белым. Магазин телевизоров, - он переводил его дальше, - тоже белым. Бакалея - белым. Банк - белым… - Слушатели только успевали переводить глаза. - Теперь вы поняли? Они же не дают ссуды черным». Мариус собирался стать общественным защитником. Сразу по окончании юридической школы он собирался предъявить иск городу Детройту за поощрение дискриминации. Он был третьим учеником в своей группе. Но в тот момент, когда я подъезжаю к нему на своих роликах, Мариус, весь покрытый испариной, стоит с несчастным видом, так как на него снова накатил приступ астмы.
- Привет, Мариус.
Он не отвечает, это свидетельствует о том, что он в плохом настроении, и лить кивает головой, но мне этого вполне достаточно.
- Неужели ты не можешь найти стул получше?
- А тебе что, этот не нравится?
- Он же сломан.
- Это антиквариат. А антиквариат всегда должен быть сломан.
- Но не настолько же.
Но Мариус, прищурившись, смотрит на салон «Зебра».
- Скажи мне кое-что, маленькая Клео.
- Что именно?
- Почему у твоего отца за стойкой всегда сидят по меньшей мере трое полицейских?
- Он бесплатно поит их кофе.
- А как ты думаешь, почему он это делает?
- Не знаю.
- Ах ты не знаешь. Ну что ж, я скажу тебе. Таким образом он платит за то, чтобы его защищали. Он предпочитает держать их поблизости, потому что боится нас, черных.
- Вовсе нет, - внезапно встаю я на защиту отца.
- Значит, ты думаешь иначе?
- Да-
- Ну что ж, царевна. Тебе виднее.
Однако я не забыл обвинения, брошенного Мариусом, и начал более внимательно наблюдать за отцом. Я начал замечать, что он всегда запирал дверцы машины, когда мы проезжали через черные кварталы, а по воскресеньям говорил в гостиной: «Им наплевать на собственность - они готовы всё уничтожить». И когда через неделю Левти снова повез меня в ресторан, я глаз не мог отвести от широких спин полицейских, сидевших за стойкой. Я слышал, как они подшучивают над моим отцом: «Эй, Милт, тебе бы надо включить в меню какие-нибудь негритянские блюда».
- Вы так считаете? - весело откликается отец. - Может, мне теперь и овощи начать перекрашивать в черный цвет?
Я вылезаю из-за стола, чтобы проверить, на месте ли Мариус. Он сидит на своем обычном месте и читает книгу.
- Завтра контрольная, - объясняет он мне. - Надо позаниматься.
- А я только во втором классе, - говорю я.
- Всего лишь во втором! Я-то думал, ты уже школу кончаешь.
Я награждаю его своей самой обворожительной улыбкой.
- Наверное, это все кровь Птолемеев. И держись подальше от римлян.
- Что?
- Ничего, царевна. Я просто шучу. - Он смеется, что с ним случается крайне редко, и его сияющее лицо распахивается мне навстречу.
- Калли! - внезапно слышу я голос отца.
- Что?
- А ну-ка немедленно иди сюда!
Мариус неловко поднимается со своего стула.
- Мы просто болтали, - говорит он. - У вас такая умная девочка.
- Не смей к ней подходить, слышишь?
- Папа! - возмущенно кричу я, оскорбленный за своего приятеля.
- Спокойно, крошка Клео, - тихо говорит Мариус. - Я буду заниматься, а ты возвращайся к папе.
Весь остаток дня Мильтон не спускает с меня глаз.
- Никогда, никогда не разговаривай с незнакомцами. Что на тебя нашло?
- Он не незнакомец. Его зовут Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз.
- Ты меня слышишь? Держись от таких людей подальше!
И Мильтон запретил деду привозить меня в ресторан. Но не прошло и месяца, как я снова оказался там по собственной воле.
ОП-ПА!
Женщины принимают неторопливость моих ухаживаний, эту праздную поступь сближения, за старомодный джентльменский обычай. (Сейчас я уже научился делать первый шаг, в отличие от второго.) Я пригласил Джулию Кикучи поехать на выходные в Померанию. Моя идея заключалась в том, чтобы перебраться на Узедом - остров в Балтийском море - и отдохнуть на этом старом курорте, который когда-то так любил Вильгельм II. Я специально обратил ее внимание на то, что жить мы будем в разных комнатах.
Поскольку это были выходные, мне не хотелось думать об одежде. Что в моем случае довольно сложно. Я надел свитер из верблюжьей шерсти, твидовый блейзер и джинсы, а также туфли ручной работы из кордовской цветной кожи, которые обычно называют «денди». Они выглядят роскошно, если не обращать внимания на искусственную подошву и толстую кожу. Эти туфли предназначены именно для загородных прогулок, чтобы можно было идти по грязи, не снимая галстука, со спаниелями. Мне пришлось ждать их четыре месяца. На коробке было написано: «Эдвард Грин. Элитная обувь для немногих». Я безусловно относился к немногим.
Я заехал за Джулией на взятом напрокат «мерседесе». Она захватила в дорогу несколько кассет и прессу - «Гардиан» и два последних номера «Паркетта». И мы двинулись по узким, обрамленным деревьями дорогам на северо-восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164
Его звали Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз. Мне не позволяли с ним разговаривать. Мильтон считал Мариуса бузотером, и многие из посетителей салона, как белых, так и черных, с ним были согласны. Однако мне он нравился. Он называл меня «царевной Нила» и говорил, что я похожа на Клеопатру. «Ты знаешь, что Клеопатра была гречанкой?» - спрашивал он. - «Нет». - «Да-да. Она происходила из рода Птолемеев. Они были египетскими греками. Во мне тоже есть немного египетской крови. Так что скорей всего мы с тобой родственники». Он разговаривал со мной, стоя на своем стуле в ожидании слушателей. Однако когда они собирались, ему становилось не до меня.
Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз получил свое имя в честь эфиопского националиста, который в тридцатые годы был современником Фарда Мухаммеда. В детстве он страдал астмой, поэтому большую часть времени проводил дома, читая разные книги из библиотеки матери. В подростковом возрасте его часто били, так как он носил очки и имел привычку дышать ртом. Когда я с ним познакомился, он уже был зрелым юношей. Он работал в магазине по продаже пластинок, а по вечерам занимался в юридической школе Детройтского университета. В стране в это время происходили какието события, особенно среди чернокожего населения, которые и привели брата Мариуса на угол. Вдруг стало возможным разглагольствовать о причинах гражданской войны в Испании. К тому же у Че Гевары тоже была астма, и Мариус начал носить берет. Черный армейский берет, солнцезащитные очки и черный платочек в нагрудном кармане. Мариус стоял в таком виде на углу, пробуждая самосознание проходящих. «Салон „Зебра“, - показывал он своим костлявым пальцем, - принадлежит белым. Магазин телевизоров, - он переводил его дальше, - тоже белым. Бакалея - белым. Банк - белым… - Слушатели только успевали переводить глаза. - Теперь вы поняли? Они же не дают ссуды черным». Мариус собирался стать общественным защитником. Сразу по окончании юридической школы он собирался предъявить иск городу Детройту за поощрение дискриминации. Он был третьим учеником в своей группе. Но в тот момент, когда я подъезжаю к нему на своих роликах, Мариус, весь покрытый испариной, стоит с несчастным видом, так как на него снова накатил приступ астмы.
- Привет, Мариус.
Он не отвечает, это свидетельствует о том, что он в плохом настроении, и лить кивает головой, но мне этого вполне достаточно.
- Неужели ты не можешь найти стул получше?
- А тебе что, этот не нравится?
- Он же сломан.
- Это антиквариат. А антиквариат всегда должен быть сломан.
- Но не настолько же.
Но Мариус, прищурившись, смотрит на салон «Зебра».
- Скажи мне кое-что, маленькая Клео.
- Что именно?
- Почему у твоего отца за стойкой всегда сидят по меньшей мере трое полицейских?
- Он бесплатно поит их кофе.
- А как ты думаешь, почему он это делает?
- Не знаю.
- Ах ты не знаешь. Ну что ж, я скажу тебе. Таким образом он платит за то, чтобы его защищали. Он предпочитает держать их поблизости, потому что боится нас, черных.
- Вовсе нет, - внезапно встаю я на защиту отца.
- Значит, ты думаешь иначе?
- Да-
- Ну что ж, царевна. Тебе виднее.
Однако я не забыл обвинения, брошенного Мариусом, и начал более внимательно наблюдать за отцом. Я начал замечать, что он всегда запирал дверцы машины, когда мы проезжали через черные кварталы, а по воскресеньям говорил в гостиной: «Им наплевать на собственность - они готовы всё уничтожить». И когда через неделю Левти снова повез меня в ресторан, я глаз не мог отвести от широких спин полицейских, сидевших за стойкой. Я слышал, как они подшучивают над моим отцом: «Эй, Милт, тебе бы надо включить в меню какие-нибудь негритянские блюда».
- Вы так считаете? - весело откликается отец. - Может, мне теперь и овощи начать перекрашивать в черный цвет?
Я вылезаю из-за стола, чтобы проверить, на месте ли Мариус. Он сидит на своем обычном месте и читает книгу.
- Завтра контрольная, - объясняет он мне. - Надо позаниматься.
- А я только во втором классе, - говорю я.
- Всего лишь во втором! Я-то думал, ты уже школу кончаешь.
Я награждаю его своей самой обворожительной улыбкой.
- Наверное, это все кровь Птолемеев. И держись подальше от римлян.
- Что?
- Ничего, царевна. Я просто шучу. - Он смеется, что с ним случается крайне редко, и его сияющее лицо распахивается мне навстречу.
- Калли! - внезапно слышу я голос отца.
- Что?
- А ну-ка немедленно иди сюда!
Мариус неловко поднимается со своего стула.
- Мы просто болтали, - говорит он. - У вас такая умная девочка.
- Не смей к ней подходить, слышишь?
- Папа! - возмущенно кричу я, оскорбленный за своего приятеля.
- Спокойно, крошка Клео, - тихо говорит Мариус. - Я буду заниматься, а ты возвращайся к папе.
Весь остаток дня Мильтон не спускает с меня глаз.
- Никогда, никогда не разговаривай с незнакомцами. Что на тебя нашло?
- Он не незнакомец. Его зовут Мариус Викзевиксард Чаллухличилчез Граймз.
- Ты меня слышишь? Держись от таких людей подальше!
И Мильтон запретил деду привозить меня в ресторан. Но не прошло и месяца, как я снова оказался там по собственной воле.
ОП-ПА!
Женщины принимают неторопливость моих ухаживаний, эту праздную поступь сближения, за старомодный джентльменский обычай. (Сейчас я уже научился делать первый шаг, в отличие от второго.) Я пригласил Джулию Кикучи поехать на выходные в Померанию. Моя идея заключалась в том, чтобы перебраться на Узедом - остров в Балтийском море - и отдохнуть на этом старом курорте, который когда-то так любил Вильгельм II. Я специально обратил ее внимание на то, что жить мы будем в разных комнатах.
Поскольку это были выходные, мне не хотелось думать об одежде. Что в моем случае довольно сложно. Я надел свитер из верблюжьей шерсти, твидовый блейзер и джинсы, а также туфли ручной работы из кордовской цветной кожи, которые обычно называют «денди». Они выглядят роскошно, если не обращать внимания на искусственную подошву и толстую кожу. Эти туфли предназначены именно для загородных прогулок, чтобы можно было идти по грязи, не снимая галстука, со спаниелями. Мне пришлось ждать их четыре месяца. На коробке было написано: «Эдвард Грин. Элитная обувь для немногих». Я безусловно относился к немногим.
Я заехал за Джулией на взятом напрокат «мерседесе». Она захватила в дорогу несколько кассет и прессу - «Гардиан» и два последних номера «Паркетта». И мы двинулись по узким, обрамленным деревьями дорогам на северо-восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164