- Ну поцелуй же меня! - воскликнула она, раскрывая ему свои объятия.
Они обнялись, и Лина прижалась к его шее своей нарумяненной щекой. Затем она отстранилась, чтобы как следует рассмотреть его, и, схватив Левти за нос, рассмеялась.
- Ты все такой же. Я где угодно узнаю этот нос. - Отсмеявшись вволю, она перешла к следующему вопросу. - Ну и где она, эта твоя новобрачная? Ты даже ее имени не сообщил в своей телеграмме. Она что, прячется?
- Она… в дамской комнате.
- Должно быть, красавица. Как-то ты слишком быстро женился. Ты хоть успел представиться или сразу сделал предложение?
- Кажется, сразу сделал предложение.
- Ну и какая она?
- Она… похожа на тебя.
- Неужели такая же красавица? Сурмелина поднесла к губам мундштук и затянулась, оглядывая проходящих.
- Бедная Дездемона. Брат влюбляется и бросает ее в Нью-Йорке. Как она?
- Замечательно.
- Почему она не приехала с тобой? Надеюсь, она не ревнует тебя к твоей жене?
- Совершенно не ревнует. Сурмелина схватила его за руку.
- Мы здесь читали о пожаре. Ужасно! Я так беспокоилась, пока ты не прислал письмо. Во всем виноваты турки. Я знаю. Но муж мой, естественно, со мной не согласен.
- Правда?
- Поскольку вы будете жить у нас, позволь мне дать тебе один совет. Не обсуждай с ним политику.
- Ладно.
- А как наша деревня?
- Все ушли, Лина. Теперь там ничего не осталось.
- Может, я бы и всплакнула, если бы не испытывала к этому месту такой ненависти.
- Лина, мне надо тебе кое-что объяснить… Но Сурмелина уже отвернулась, нетерпеливо постукивая туфелькой.
- Может, она провалилась?
- Мне надо тебе кое-что сказать о Дездемоне и обо мне…
- Да?
- Моя жена… Дездемона…
- То есть я не ошиблась? Они не поладили между собой?
- Нет… Дездемона… моя жена…
- Да?
- Моя жена и Дездемона - это одно и то же лицо. - Это был условный знак, и Дездемона вышла из-за колонны.
- Привет, Лина, - сказала моя бабка. - Мы поженились. Только никому не рассказывай.
Вот так это и выплыло наружу. Так это было произнесено моей бабкой под гулкой кровлей Главного вокзала. Признание с секунду потрепетало в воздухе и растворилось в сигаретном дыму. Дездемона взяла за руку своего мужа.
У моих предков были все основания надеяться на то, что Сурмелина все сохранит в тайне. Она приехала в Америку со своей собственной тайной, которая хранилась нашим семейством до самой ее смерти в 1979 году, после чего, как любая тайна, она выплыла наружу, и люди стали поговаривать о Лининых «подружках». То есть это стало очень относительной тайной, и поэтому сейчас, когда я сам собираюсь кое-что сказать о ней, я испытываю лишь легкий укол совести.
Тайна Сурмелины была прекрасно сформулирована тетушкой Зоей: «Лина относилась к тому разряду женщин, в честь которых назван один остров».
Еще девочкой Сурмелину застали с ее подругами в довольно щепетильной ситуации. «Их было не так много, - рассказывала она мне много лет спустя, - две или три. Почему-то считается, что если тебе нравятся женщины, то ты испытываешь любовь ко всем без разбора. Я всегда была очень требовательной. И очень немногие отвечали моим требованиям». В течение некоторого времени она пыталась бороться со своей предрасположенностью. «Я постоянно ходила в церковь. Но это не помогло. В то время это было самым удобным местом для встреч с подругами. В церкви мы молились о том, чтобы измениться». Когда Сурмелину застали не с девочкой, а со зрелой женщиной, матерью двоих детей, разразился настоящий скандал. Ее попытались выдать замуж, но претендентов не нашлось. Потенциальные мужья в Вифинии и так были наперечет, не говоря уже о том, что никто не хотел брать в жены дефективную невесту.
И тогда отец Сурмелины сделал то, что делали отцы всех девиц на выданье, - он написал письмо в Америку. Соединенные Штаты изобиловали долларовыми купюрами, игроками в бейсбол, енотовыми шубами, бриллиантовыми украшениями и одинокими холостяками-иммигрантами. А присовокупив к этому фотографию привлекательной невесты и сообщив о не менее привлекательной сумме приданого, он довольно быстро нашел претендента на руку дочери.
Джимми Зизмо (полностью Зизимопулос) приехал в Америку в 1907 году в тридцатилетнем возрасте. О нем было известно мало, за исключением того, что он был крутым торгашом. В целой серии писем отцу Сурмелины Зизмо не только жестко оговорил сумму приданого в стиле профессионального барристера, но и потребовал банковский чек еще до дня бракосочетания. На фотографии, посланной Сурмелине, был изображен высокий красивый мужчина с густыми усами и пистолетом в одной руке и бутылкой спиртного в другой. Однако двумя месяцами позднее, когда она вышла из поезда на Главном вокзале, ее встречал гладко выбритый коротышка с угрюмым и усталым выражением лица труженика. Любая нормальная невеста была бы разочарована при виде такого несоответствия, но Сурмелине было абсолютно все равно.
Сурмелина часто писала, рассказывая о своей новой жизни в Америке, в основном концентрируясь на моде и своем радиоприемнике, который она часами слушала через наушники, манипулируя настройкой и то и дело счищая угольный налет с детекторного кристалла. Она никогда не писала о том, что Дездемона называла «постелью», так что все кузины были вынуждены читать между строк, пытаясь определить по описанию воскресной поездки на Белль-Аил, выражало ли лицо ее мужа счастье или недовольство или свидетельствует ли новая прическа Сурмелины под названием «я у мамы дурочка» о том, что Зизмо теперь сможет ерошить ей волосы.
И теперь та самая Сурмелина, полная собственных тайн, становилась их поверенной.
- Поженились? То есть вы хотите сказать, что спите друг с другом?
- Да, - выдавил из себя Левти. Сурмелина только теперь заметила наросший столбик пепла и стряхнула его.
- Вот ведь какая неудача! Стоило уехать, как тут и начало происходить самое интересное.
Но Дездемона совершенно не была расположена к шуткам и с мольбой схватила Сурмелину за руки: - Обещай мне, что никому не скажешь. Об этом никто не должен знать.
- Я никому не скажу.
- А как насчет твоего мужа?
- Он думает, что я встречаю своего кузена и его жену.
- Tы ему ничего не скажешь?
- Это не так уж сложно, - рассмеялась Сурмелина, - так как он все равно меня не слушает.
Сурмелина настояла на том, чтобы они наняли носильщика, который донес их чемоданы до черного «паккарда». Она сама дала ему чаевые и, привлекая к себе всеобщее внимание, села за руль. В 1922 году вид сидящей за рулем женщины все еще шокировал окружающих. Положив мундштук на приборную доску, она прокачала педаль газа, выждала необходимые пять секунд и нажала кнопку зажигания. Железный капот машины ожил и завибрировал. Кожаные сиденья затряслись, и Дездемона схватила за руку своего мужа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164