Возглавлял ее Гури Гил-Ллиу с веревочной лестницей в руках. За его спиной стояли музыканты, бретеры со шпагами, булочницы и худосочные девицы в остроконечных колпаках с вуалями. Белые кони копытами высекали искры из булыжной мостовой. Темной громадой высилась карета.
- Что это? - одними губами спросил Харметтир. - Ну! Что это за васаби? О, скажи мне, друг мой Оки?
- Ничего не понимаю. Что здесь праздные гуляки делают, народ смущая?
- Мы, о дети Аларика… - начал было кто-то, но смутился и замолк. Из толпы вытолкался часовщик ввытертом гильдейском камзоле.
- Значит, так. Обещали Джинджеллу украсть? Так? Так. Бомонд ждет. Что, слово ваше - ку-ку?
- Давай! - заволновалась толпа. - Кради, борода! Назвался груздем - полезай в карету.
Варваров подхватило множество рук. Аларикцы пытались бороться, но безуспешно. Скоро впереди показались башенки дворца Тутти Форцев.
- Не надо, друг мой, - шепнул Оки Харметтиру. - Нас примут за мошенников. Сдерживай ярость.
- Ведем! Ведем! - заволновалась толпа. - Вот они!
- Га-а-а! - отозвался дворец. - У-лю-лю!
В деле похищения Джинджеллы все зашло так далеко, что участия варваров не требовалось. Прикормленные сторожевые собаки тяжело поводили боками. Лаять им не хотелось, лишний раз вставать - тоже. У ворот в беспорядке лежало оружие. Стражники присоединились к толпе и восторженно ревели вместе со всеми.
- Готово, - объявил Гури. - Музыка!
Грянула музыка:
Под балконом моей милой, -
выводил хор.
Я стою - веселый малый,
А любовь с ужасной силой,
А любовь с ужасной силой,
Мое сердце растрепала.
Все пути к отступлению оказались отрезаны. Мускулистый бретер крякнул, поплевал на ладони и взялся за лестницу. Раскрутил на бечеве свинцовый грузик, зашвырнул на балкон.
Снится часто облик милый,
Снятся щеки, нос и скулы.
Ведь любовь с ужасной силой,
Ах, любовь с ужасной силой
Мое сердце вдруг проткнула.
На балконе поднялась суматоха. Едва дуэньи привязали лестницу, как появилась Джинджелла - в бело-голубых шелках и небесной мантилье. Ножка в кружевных панталонах твердо стала на ступеньку. Первая красавица Циркона двинулась в путь - навстречу славе.
Вновь вступили музыканты:
Сладкозвучных переливов
Посвящу тебе довольно.
Ведь любовь с ужасной силой,
Мне любовь с ужасной силой
Сердце отдавила больно.
- Вашу руку, мужлан, - Джинджела повернулась к Харметтиру, безошибочно распознав в нем старшего. - Ведите меня к карете. И побыстрее.
- Это вы мне, сударыня?
- Кому же еще?
Голос красотки показался Оки несколько хрипловатым. Да и плечи у нее были широковаты. И походка - не по-женски тверда. Лица разглядеть не удалось, девушка стыдливо пряталась под вуалью.
- Сеньора… - учтиво начал он.
- Сеньорита, остолоп. Пошевеливайся!
Оки как-то сразу все понял и погрустнел. С тоской подумал он о «Свинцовой Чушке», о минестроне по-умилански и спагетти на сыщицкий манер. Что-то подсказывало ему, что цирконской кухни отведать придется не скоро.
Он резво вскочил на облучок. Харметтир неуклюже-галантно попытался открыть дверь, но Джинджелла его оттолкнула. Подхватила юбки, взвилась в воздух - совершенно по-ведьмински - и оказалась в карете.
…А любовь с ужасной силой, -
гремело над домами.
Ох, любовь с ужасной силой
В сердце вырезала дырку.
- Вперед, - шепнула девица. - И поторапливайтесь. Обман скоро раскроется, и нам следует быть подальше отсюда.
Оки не растерялся. Он щелкнул бичом и завопил:
- Аррррья-ха!
Лошади рванули с места галопом. Прыснули из-под копыт зеленщицы и букинисты, бретеры и цветочницы.
- Н-но-о, залетные!
Флажки на крыше кареты затрепетали. Громада дворца двинулась назад и в сторону; радостными криками огласилась толпа. В лицо Харметтира полетели шелковые тряпки. На глазах Джинджелла превращалась в одноглазого проходимца. Тальберт содрал с лица вуаль и объявил злым шепотом:
- К северным воротам, живо.
- К северным, северным, хорошо. Но кто вы?
- Неважно. Я только что из Доннельфама. Я знаю то, что вы знаете и что не хотите, чтобы знали другие.
- Ясно. Тогда в путь.
Большой Процент хотел что-то добавить, но в окошко кареты дробно постучали. Тальберт отбросил задвижку. С потоками воздуха внутрь кувыркнулся Гилтамас.
- В «Чушке»! - захлебываясь, пропищал он. - В «Чушке» засада! Офицеры тайной канцелярии!
- Мои листья, - вздохнул Большой Процент, - Плакали мои капиталы…
Колеса отчаянно загромыхали: карета вынеслась из городских ворот.
Гей-гоп, моя Зантиция,
Гей-гоп, к тебе мчу птицей я, -
доносилось снаружи.
- Ну и ладно. Так тому и быть.
Глава 14
КАЗНАЧЕЙ ПЫЛИ ОБРЕТАЕТ ИСТИННОЕ ИМЯ
Случалось ли вам проснуться, умыться, позавтракать, собраться на работу и вдруг обнаружить на столе вещь, которой там никогда не было? Куклу, изображающую раненого ребенка, человеческий череп, шляпу охотника на чудовищ?
Никакого пробуждения не было, понимаете вы. Хочешь не хочешь, а придется просыпаться еще раз. И хорошо, если по-настоящему.
Нечто похожее и произошло с Лизой. Она осторожно провела ладонью по портрету, стирая пыль.
- Значит, Эрастофен и есть тот самый Архитит?
- Да. Он стал гораздо сильнее. Люди поклоняются ему уже целый век, если я не ошибся в расчетах.
- Почему же ты не сражался? Это ведь твой храм.
- А что я могу? - вздохнул Квинтэссенций. - Я-то ослабел… Иногда я прихожу сюда и тихонько плачу в уголке. И еще, извините, вынашиваю планы мести.
- Ну я-то плакать не буду. Что надо сделать?
- Есть один рецепт, но он опасен. Если я не ошибаюсь, конечно.
- Ничего. Говори.
- Казначей Пыли - демон. Он подчиняется общим правилам. Наверное…
- Подчинится как миленький, - уверила Инцери. - Не хочешь - заставим, не умеешь - на плаху.
- Хорошо. Тогда попробуем. У нас есть алтарь Эры. Есть несколько сундуков с магическим барахлом… если оно подействует, конечно.
- Ты предлагаешь вызвать его? В пентаграмму?
- Да. Именно так.
- Хорошо! Так и сделаем.
Инцери подпрыгнула:
- Чур я зажигаю свечи! И пентаграмму черчу тоже я.
- А у нас получится? Извините. Мы ведь не демонологи.
- Справимся, - успокоила его Маггара. - Этим летом я подарила Хоакину одну очень ценную книгу.
- Вот эту? - Лиза достала из сумки «Демонологию от кофейника судьбы».
- Да. С нею мы вызовем кого угодно. Инцери, тащи свечи. Лиза, выворачивай сундуки.
Пламя свечи отражается в стекле. Один огонек в тускло-желтом коконе - из-за него не видать звезд в печном небе. Облака кухонного чада плавают под потолком. Студенты в таверне кричат, спорят, поют. У них свои беды, свои радости: сданный экзамен, посылка из дома, письмо со свежей лилией меж страниц. Хорошо было бы снова стать одним из них. Петь проФедю-эконома, надевать на морду чучела-медведя студенческую шапочку, драться на шпагах с дуэлянтами Рыцарского моста…
Все это в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- Что это? - одними губами спросил Харметтир. - Ну! Что это за васаби? О, скажи мне, друг мой Оки?
- Ничего не понимаю. Что здесь праздные гуляки делают, народ смущая?
- Мы, о дети Аларика… - начал было кто-то, но смутился и замолк. Из толпы вытолкался часовщик ввытертом гильдейском камзоле.
- Значит, так. Обещали Джинджеллу украсть? Так? Так. Бомонд ждет. Что, слово ваше - ку-ку?
- Давай! - заволновалась толпа. - Кради, борода! Назвался груздем - полезай в карету.
Варваров подхватило множество рук. Аларикцы пытались бороться, но безуспешно. Скоро впереди показались башенки дворца Тутти Форцев.
- Не надо, друг мой, - шепнул Оки Харметтиру. - Нас примут за мошенников. Сдерживай ярость.
- Ведем! Ведем! - заволновалась толпа. - Вот они!
- Га-а-а! - отозвался дворец. - У-лю-лю!
В деле похищения Джинджеллы все зашло так далеко, что участия варваров не требовалось. Прикормленные сторожевые собаки тяжело поводили боками. Лаять им не хотелось, лишний раз вставать - тоже. У ворот в беспорядке лежало оружие. Стражники присоединились к толпе и восторженно ревели вместе со всеми.
- Готово, - объявил Гури. - Музыка!
Грянула музыка:
Под балконом моей милой, -
выводил хор.
Я стою - веселый малый,
А любовь с ужасной силой,
А любовь с ужасной силой,
Мое сердце растрепала.
Все пути к отступлению оказались отрезаны. Мускулистый бретер крякнул, поплевал на ладони и взялся за лестницу. Раскрутил на бечеве свинцовый грузик, зашвырнул на балкон.
Снится часто облик милый,
Снятся щеки, нос и скулы.
Ведь любовь с ужасной силой,
Ах, любовь с ужасной силой
Мое сердце вдруг проткнула.
На балконе поднялась суматоха. Едва дуэньи привязали лестницу, как появилась Джинджелла - в бело-голубых шелках и небесной мантилье. Ножка в кружевных панталонах твердо стала на ступеньку. Первая красавица Циркона двинулась в путь - навстречу славе.
Вновь вступили музыканты:
Сладкозвучных переливов
Посвящу тебе довольно.
Ведь любовь с ужасной силой,
Мне любовь с ужасной силой
Сердце отдавила больно.
- Вашу руку, мужлан, - Джинджела повернулась к Харметтиру, безошибочно распознав в нем старшего. - Ведите меня к карете. И побыстрее.
- Это вы мне, сударыня?
- Кому же еще?
Голос красотки показался Оки несколько хрипловатым. Да и плечи у нее были широковаты. И походка - не по-женски тверда. Лица разглядеть не удалось, девушка стыдливо пряталась под вуалью.
- Сеньора… - учтиво начал он.
- Сеньорита, остолоп. Пошевеливайся!
Оки как-то сразу все понял и погрустнел. С тоской подумал он о «Свинцовой Чушке», о минестроне по-умилански и спагетти на сыщицкий манер. Что-то подсказывало ему, что цирконской кухни отведать придется не скоро.
Он резво вскочил на облучок. Харметтир неуклюже-галантно попытался открыть дверь, но Джинджелла его оттолкнула. Подхватила юбки, взвилась в воздух - совершенно по-ведьмински - и оказалась в карете.
…А любовь с ужасной силой, -
гремело над домами.
Ох, любовь с ужасной силой
В сердце вырезала дырку.
- Вперед, - шепнула девица. - И поторапливайтесь. Обман скоро раскроется, и нам следует быть подальше отсюда.
Оки не растерялся. Он щелкнул бичом и завопил:
- Аррррья-ха!
Лошади рванули с места галопом. Прыснули из-под копыт зеленщицы и букинисты, бретеры и цветочницы.
- Н-но-о, залетные!
Флажки на крыше кареты затрепетали. Громада дворца двинулась назад и в сторону; радостными криками огласилась толпа. В лицо Харметтира полетели шелковые тряпки. На глазах Джинджелла превращалась в одноглазого проходимца. Тальберт содрал с лица вуаль и объявил злым шепотом:
- К северным воротам, живо.
- К северным, северным, хорошо. Но кто вы?
- Неважно. Я только что из Доннельфама. Я знаю то, что вы знаете и что не хотите, чтобы знали другие.
- Ясно. Тогда в путь.
Большой Процент хотел что-то добавить, но в окошко кареты дробно постучали. Тальберт отбросил задвижку. С потоками воздуха внутрь кувыркнулся Гилтамас.
- В «Чушке»! - захлебываясь, пропищал он. - В «Чушке» засада! Офицеры тайной канцелярии!
- Мои листья, - вздохнул Большой Процент, - Плакали мои капиталы…
Колеса отчаянно загромыхали: карета вынеслась из городских ворот.
Гей-гоп, моя Зантиция,
Гей-гоп, к тебе мчу птицей я, -
доносилось снаружи.
- Ну и ладно. Так тому и быть.
Глава 14
КАЗНАЧЕЙ ПЫЛИ ОБРЕТАЕТ ИСТИННОЕ ИМЯ
Случалось ли вам проснуться, умыться, позавтракать, собраться на работу и вдруг обнаружить на столе вещь, которой там никогда не было? Куклу, изображающую раненого ребенка, человеческий череп, шляпу охотника на чудовищ?
Никакого пробуждения не было, понимаете вы. Хочешь не хочешь, а придется просыпаться еще раз. И хорошо, если по-настоящему.
Нечто похожее и произошло с Лизой. Она осторожно провела ладонью по портрету, стирая пыль.
- Значит, Эрастофен и есть тот самый Архитит?
- Да. Он стал гораздо сильнее. Люди поклоняются ему уже целый век, если я не ошибся в расчетах.
- Почему же ты не сражался? Это ведь твой храм.
- А что я могу? - вздохнул Квинтэссенций. - Я-то ослабел… Иногда я прихожу сюда и тихонько плачу в уголке. И еще, извините, вынашиваю планы мести.
- Ну я-то плакать не буду. Что надо сделать?
- Есть один рецепт, но он опасен. Если я не ошибаюсь, конечно.
- Ничего. Говори.
- Казначей Пыли - демон. Он подчиняется общим правилам. Наверное…
- Подчинится как миленький, - уверила Инцери. - Не хочешь - заставим, не умеешь - на плаху.
- Хорошо. Тогда попробуем. У нас есть алтарь Эры. Есть несколько сундуков с магическим барахлом… если оно подействует, конечно.
- Ты предлагаешь вызвать его? В пентаграмму?
- Да. Именно так.
- Хорошо! Так и сделаем.
Инцери подпрыгнула:
- Чур я зажигаю свечи! И пентаграмму черчу тоже я.
- А у нас получится? Извините. Мы ведь не демонологи.
- Справимся, - успокоила его Маггара. - Этим летом я подарила Хоакину одну очень ценную книгу.
- Вот эту? - Лиза достала из сумки «Демонологию от кофейника судьбы».
- Да. С нею мы вызовем кого угодно. Инцери, тащи свечи. Лиза, выворачивай сундуки.
Пламя свечи отражается в стекле. Один огонек в тускло-желтом коконе - из-за него не видать звезд в печном небе. Облака кухонного чада плавают под потолком. Студенты в таверне кричат, спорят, поют. У них свои беды, свои радости: сданный экзамен, посылка из дома, письмо со свежей лилией меж страниц. Хорошо было бы снова стать одним из них. Петь проФедю-эконома, надевать на морду чучела-медведя студенческую шапочку, драться на шпагах с дуэлянтами Рыцарского моста…
Все это в прошлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84