На конце его болтался заиндевелый чайник. Странное дело: чайник этот трясся от холода. А еще - клацал зубами, охал и попискивал девичьим голосом.
- Можешь выходить, - предложил гость чайнику. - Мы в тепле и безопасности.
Крышка согласно звякнула. Путник задвинул засов и тяжело осел у стены. Очаг давал мало света, и разглядеть лицо гостя не удавалось. Наконец собравшись с силами, путник стянул с головы шапку. Открылось бледное лицо в завитках бесцветных волос. Глаза отблескивали красным.
- Ну и ночка… - вздохнул альбинос - Злая ночка.
- Располагайся, - предложил стрелок. - Тулуп снимай. Я сейчас чайку вскипячу, отогреешься. Как твое имя, кстати? Меня Хоакином кличут. Хоакин Истессо.
- А я - Эрастофен. Еще меня зовут философом из Чудовиц. - Гость протянул к очагу иззябшие пальцы.
- Ну и прекрасно, господин Эрастофен. Позволь-ка… - Стрелок подвинул путника и поставил на огонь котелок со снегом. - Чудовицы - это где?
- В Анатолае. Я несколько лет был их тираном.
- А потом что же?
- Надоело.
- Бывает. На меня тоже находит иногда. Думаю бросить бы все, отправиться странствовать. Веришь ли, Циркон под боком, а я там ни разу не был.
- Это случается… Я тоже много где не был.
Эрастофен размял похожие на бледных червей пальцы и принялся расстегивать шубу. Под беличьим мехом обнаружилась шитая серебром черная тога.
- С едой, я гляжу, у тебя плохо.
Истессо развел руками.
- Поиздержался. Караваны ходят редко. А два дня назад парочка заглянула. Влюбленные. Из дома убежали.
Альбинос кивнул:
- Понимаю. Дочки деспотичных баронов не задумываются о том, чтобы прихватить в дорогу жареную индейку. Зато в их багаже всегда есть лютня, недошитый гобелен и засушенная меж страниц тетрадки роза.
- Ничего. У меня бобы остались, могу сварить. А если останешься на пару деньков, то вернутся ребята. Понанесут всего чего, пир устроим. Хорошо будет!
- Спасибо. Но у меня своей еды навалом. С хорошим человеком чего не поделиться? Тиропитаки тебя устроят?
- Что-что?
- Анатолайские пирожки с сыром.
- Давай.
Зашуршал пергамент. На столе появилась баранья нога, запеченная с чесноком, кусочек сыра (вопросник маэстро Квоты спасовал бы перед ним), пирожки, лосось с фаршированными перцами.
Альбинос почесал в затылке:
- Если поискать, найдется немного анатолайского салата. Только куда я его дел? Эй, Маггара!
Чайник что-то неразборчиво пропел.
- Наверное, в кармане. - Эрастофен принялся выворачивать подкладку.
Вода в котелке закипела, и Хоакин достал с полки мешочек с заваркой.
- С чаем повремени, - попросил Эрастофен. - Вода нам еще понадобится. А то какое Грошдество без винишка?
- Хорошо. - Мешочек с чаем отправился обратно на полку. - Огня добавить?
- Пока не надо.
Эрастофен достал из-за пазухи табакерку, раскрыл и постучал ногтем по жестяной крышке. Из табакерки выглянула любопытная мордочка.
Огненная элементаль. Саламандра.
В университете Града Града Хоакин изучал Реальность Огня. На втором курсе или на третьем, сейчас уже трудно вспомнить. Это была одна из немногих лекций, которую он не прогулял. Рассказы о других реальностях ему нравились, наверное, потому, что в этой жилось не очень уютно… Но Хоакин скоро усвоил, что легче изменить существующий мир, чем найти другой, полностью удовлетворяющий его вкусам.
- Нравится? - спросил Эрастофен. - Инцери зовут.
- Нравится, - честно ответил Хоакин. И добавил: - Но ведь саламандры не покидают План Огня?
- Инцери особенная. Я бы сказал, что это передовая, прогрессивная саламандра. Надежда круга первоэлементов.
Ящерка что-то прострекотала и спряталась в табакерку.
- Стесняется. Ей недавно шестнадцать стукнуло. Шестнадцать веков то есть. Рекомендую. Любознательна, мила, непосредственна. Инцери! Инцери, выходи!
Чайник выдал переливчатую трель.
- Да, да, конечно, - согласился альбинос, - так и сделаю.
Он нацепил на нос очки и произнес заклятие:
Под колючим частоколом,
За горами, черным долом,
В белом - окна, в алом - двери,
Приготовлен красный терем.
Приготовлен красный терем -
Эй, огня, живей, Инцери!
С каждым словом речь его звучала громче и громче. Последнюю строчку он повторил еще раз:
Эй, огня, живей, Инцери!
Алый лепесток порхнул из его рук. Мелькнуло пылающее тельце элементали, и пламя в очаге расплылось маслянистыми клубами.
- Эй, эй! - замахал руками философ. - Хватит, Инцери. Довольно!
Огонь ревел, бился, закручиваясь сине-золотыми спиралями. Казалось, будто пламя состоит из одних лишь лап и хвоста крошечной элементали. Инцери металась, прыгала, выплясывала - отдыхала после долгого путешествия в табакерке.
В хижине стало жарко.
- Воду сюда, - приказал Эрастофен.
Хоакин протянул гостю котелок. Тот взял прямо за горячую дужку, поднес к очагу. Из пламени вылепилась любопытная мордочка, ткнулась в жестяной бок.
Вода забурлила.
- Славно, славно. - Философ понюхал воду и зажмурился. - Высший сорт. Что варить будем? Глинтвейн? Гранитром? Или тугрегский туфарак?
- Без экзотики. Так, чтобы Грошдество встретить.
- Я знаю тридцать четыре грошдественских рецепта. Но ты прав. Для начала надо что-то полегче.
Он достал маленький серебряный половник и протянул Хоакину:
- Мешай. Три раза посолонь, пять - против, крест-накрест и еще девять противосолонь.
- Посолонь - это куда?
Эрастофен показал. Хоакин принялся размешивать воду.
С каждым кругом она меняла цвет. Среди шоколадных волн раскручивались янтарные ликеровороты, вспыхивали брусничные искры, разливалась полынная зелень. Скрежет и постукивание серебра перешли в томное бурление. В воздухе расплылась свежая анисовая струя, повеяло гвоздикой.
Жидкость поволновалась, поволновалась и обрела благородный оттенок гранатового сока.
- Все. Готово.
- Дай попробовать.
Послышалось бульканье. Кадык философа заходил вверх-вниз, тонкая алая струйка скользнула по подбородку.
- Ах, славно! - Эрастофен вытер винные усы и поставил котелок на стол. - Углы сбиваешь. Помешивать плавней надо. А так - неплохо получилось.
Хоакин тоже приложился к котелку. В черной книге не раз рассказывалось, как заезжие маги пытались наложить на, разбойника чары. Кончалось это тем, что Истессо чихал, и начиналась комедия. Волшебники обычно нервничают, когда собеседник называет их чужим именем.
Особенно если это имя - Бизоатон Фортиссимо.
В тот раз обошлось. Эрастофен, может, и злодей, но и ему не справиться с законом Грошдества. Колдовское вино получилось в меру крепким, душистым и ароматным. Из пряностей, что входили в него, Истессо с уверенностью мог назвать лишь лавровый лист и корицу.
- Настоящий песо кларет, - воодушевился философ. - Твое здоровье, разбойник!
- Твое здоровье, Эрастофен из Чудовиц.
Небо над черными верхушками сосен чуть порозовело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- Можешь выходить, - предложил гость чайнику. - Мы в тепле и безопасности.
Крышка согласно звякнула. Путник задвинул засов и тяжело осел у стены. Очаг давал мало света, и разглядеть лицо гостя не удавалось. Наконец собравшись с силами, путник стянул с головы шапку. Открылось бледное лицо в завитках бесцветных волос. Глаза отблескивали красным.
- Ну и ночка… - вздохнул альбинос - Злая ночка.
- Располагайся, - предложил стрелок. - Тулуп снимай. Я сейчас чайку вскипячу, отогреешься. Как твое имя, кстати? Меня Хоакином кличут. Хоакин Истессо.
- А я - Эрастофен. Еще меня зовут философом из Чудовиц. - Гость протянул к очагу иззябшие пальцы.
- Ну и прекрасно, господин Эрастофен. Позволь-ка… - Стрелок подвинул путника и поставил на огонь котелок со снегом. - Чудовицы - это где?
- В Анатолае. Я несколько лет был их тираном.
- А потом что же?
- Надоело.
- Бывает. На меня тоже находит иногда. Думаю бросить бы все, отправиться странствовать. Веришь ли, Циркон под боком, а я там ни разу не был.
- Это случается… Я тоже много где не был.
Эрастофен размял похожие на бледных червей пальцы и принялся расстегивать шубу. Под беличьим мехом обнаружилась шитая серебром черная тога.
- С едой, я гляжу, у тебя плохо.
Истессо развел руками.
- Поиздержался. Караваны ходят редко. А два дня назад парочка заглянула. Влюбленные. Из дома убежали.
Альбинос кивнул:
- Понимаю. Дочки деспотичных баронов не задумываются о том, чтобы прихватить в дорогу жареную индейку. Зато в их багаже всегда есть лютня, недошитый гобелен и засушенная меж страниц тетрадки роза.
- Ничего. У меня бобы остались, могу сварить. А если останешься на пару деньков, то вернутся ребята. Понанесут всего чего, пир устроим. Хорошо будет!
- Спасибо. Но у меня своей еды навалом. С хорошим человеком чего не поделиться? Тиропитаки тебя устроят?
- Что-что?
- Анатолайские пирожки с сыром.
- Давай.
Зашуршал пергамент. На столе появилась баранья нога, запеченная с чесноком, кусочек сыра (вопросник маэстро Квоты спасовал бы перед ним), пирожки, лосось с фаршированными перцами.
Альбинос почесал в затылке:
- Если поискать, найдется немного анатолайского салата. Только куда я его дел? Эй, Маггара!
Чайник что-то неразборчиво пропел.
- Наверное, в кармане. - Эрастофен принялся выворачивать подкладку.
Вода в котелке закипела, и Хоакин достал с полки мешочек с заваркой.
- С чаем повремени, - попросил Эрастофен. - Вода нам еще понадобится. А то какое Грошдество без винишка?
- Хорошо. - Мешочек с чаем отправился обратно на полку. - Огня добавить?
- Пока не надо.
Эрастофен достал из-за пазухи табакерку, раскрыл и постучал ногтем по жестяной крышке. Из табакерки выглянула любопытная мордочка.
Огненная элементаль. Саламандра.
В университете Града Града Хоакин изучал Реальность Огня. На втором курсе или на третьем, сейчас уже трудно вспомнить. Это была одна из немногих лекций, которую он не прогулял. Рассказы о других реальностях ему нравились, наверное, потому, что в этой жилось не очень уютно… Но Хоакин скоро усвоил, что легче изменить существующий мир, чем найти другой, полностью удовлетворяющий его вкусам.
- Нравится? - спросил Эрастофен. - Инцери зовут.
- Нравится, - честно ответил Хоакин. И добавил: - Но ведь саламандры не покидают План Огня?
- Инцери особенная. Я бы сказал, что это передовая, прогрессивная саламандра. Надежда круга первоэлементов.
Ящерка что-то прострекотала и спряталась в табакерку.
- Стесняется. Ей недавно шестнадцать стукнуло. Шестнадцать веков то есть. Рекомендую. Любознательна, мила, непосредственна. Инцери! Инцери, выходи!
Чайник выдал переливчатую трель.
- Да, да, конечно, - согласился альбинос, - так и сделаю.
Он нацепил на нос очки и произнес заклятие:
Под колючим частоколом,
За горами, черным долом,
В белом - окна, в алом - двери,
Приготовлен красный терем.
Приготовлен красный терем -
Эй, огня, живей, Инцери!
С каждым словом речь его звучала громче и громче. Последнюю строчку он повторил еще раз:
Эй, огня, живей, Инцери!
Алый лепесток порхнул из его рук. Мелькнуло пылающее тельце элементали, и пламя в очаге расплылось маслянистыми клубами.
- Эй, эй! - замахал руками философ. - Хватит, Инцери. Довольно!
Огонь ревел, бился, закручиваясь сине-золотыми спиралями. Казалось, будто пламя состоит из одних лишь лап и хвоста крошечной элементали. Инцери металась, прыгала, выплясывала - отдыхала после долгого путешествия в табакерке.
В хижине стало жарко.
- Воду сюда, - приказал Эрастофен.
Хоакин протянул гостю котелок. Тот взял прямо за горячую дужку, поднес к очагу. Из пламени вылепилась любопытная мордочка, ткнулась в жестяной бок.
Вода забурлила.
- Славно, славно. - Философ понюхал воду и зажмурился. - Высший сорт. Что варить будем? Глинтвейн? Гранитром? Или тугрегский туфарак?
- Без экзотики. Так, чтобы Грошдество встретить.
- Я знаю тридцать четыре грошдественских рецепта. Но ты прав. Для начала надо что-то полегче.
Он достал маленький серебряный половник и протянул Хоакину:
- Мешай. Три раза посолонь, пять - против, крест-накрест и еще девять противосолонь.
- Посолонь - это куда?
Эрастофен показал. Хоакин принялся размешивать воду.
С каждым кругом она меняла цвет. Среди шоколадных волн раскручивались янтарные ликеровороты, вспыхивали брусничные искры, разливалась полынная зелень. Скрежет и постукивание серебра перешли в томное бурление. В воздухе расплылась свежая анисовая струя, повеяло гвоздикой.
Жидкость поволновалась, поволновалась и обрела благородный оттенок гранатового сока.
- Все. Готово.
- Дай попробовать.
Послышалось бульканье. Кадык философа заходил вверх-вниз, тонкая алая струйка скользнула по подбородку.
- Ах, славно! - Эрастофен вытер винные усы и поставил котелок на стол. - Углы сбиваешь. Помешивать плавней надо. А так - неплохо получилось.
Хоакин тоже приложился к котелку. В черной книге не раз рассказывалось, как заезжие маги пытались наложить на, разбойника чары. Кончалось это тем, что Истессо чихал, и начиналась комедия. Волшебники обычно нервничают, когда собеседник называет их чужим именем.
Особенно если это имя - Бизоатон Фортиссимо.
В тот раз обошлось. Эрастофен, может, и злодей, но и ему не справиться с законом Грошдества. Колдовское вино получилось в меру крепким, душистым и ароматным. Из пряностей, что входили в него, Истессо с уверенностью мог назвать лишь лавровый лист и корицу.
- Настоящий песо кларет, - воодушевился философ. - Твое здоровье, разбойник!
- Твое здоровье, Эрастофен из Чудовиц.
Небо над черными верхушками сосен чуть порозовело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84