- Другой бы ударился в истерику. Начал бы кричать, ломать руки. А Хок - никогда. И я - вот глупышка! - так привязалась к этому верзиле. Чем же все это закончится?»
Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.
В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.
Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника - доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии - големы, самоходные печи да магические кристаллы…
Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.
Дома. На улице. За школьной партой.
- Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.
В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.
Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.
Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.
Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо - отец Хоакина - отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.
- Вот твой чай, Хоакин.
- Угум.
- Тебе не холодно? Возьми одеяло.
- Спасибо. Мне тепло.
Может, тебе меховые тапочки принести?
- Маггара, - разбойник на миг оторвался от книги, - скажи, Маггара, я часто простужаюсь?
- Нет. - Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. - Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.
Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».
- Правда, чихать тебе время от времени приходится, - продолжала фея. - Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.
Майская Маггара щелкнула пальцами:
- Ужин, свечи, воск не вечен! - звонко крикнула она. - Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!
Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.
На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.
- Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!
Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…
- Ты взяла мои тени! - взвизгнула фея.
Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:
- Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…
- Но это же мои тени! Ты воровка!
- Я воровка?!
- Стоп, - веско произнес Хоакин. - Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.
- Фиг вам! - Ящерка надулась. Подобрав подол, она прыгнула в очаг и демонстративно покрутила попкой. - Так посидите - в темноте и холоде. Поняли?
- Чего-о? - возмутилась Маггара. - Ах ты, мерзавка!
«Интересно, сколько же раз я чихал?» - подумал Хоакин. Попробовал было считать, но бросил. По всему получалось, что много: тут и зимние сквозняки, и осенняя сырость, пыль… магические книги. Особенно книги. Еще со времен академии при виде рунного письма у Хоакина свербело в носу. Маггаре следовало выбирать подарок поосмотрительнее.
Сто лет, значит… Сто лет беспрерывного чихания. Хоакин попытался представить себе все эти годы и не смог. Воображение пасовало перед вереницей одинаковых зим, весен, лет. Какое бессмысленное времяпровождение…
Кому это понадобилось, интересно?
- …Фиударин сказал, что у тебя хвост с подпалинкой. И нос длинный.
- Он врет! врет твой Фиударин!
- Ну, положим, Фиударин врет. А Ллиулан?… Тоже врет? Инцери, милочка, пойми: инфернальная бледность, черный лак для ногтей - это не твой стиль. К чему этот эпатаж?
- Да ты!… Ты просто завидуешь! - вспыхнула саламандра. - Ты… ревнуешь!
Слово «вспыхнула» тут как нельзя кстати. Затрещали, занимаясь пламенем, сучья. Теплая волна воздуха пошла над полом, всколыхнув свисающие края скатерти. Огонь горел ярко, ровно - так разжечь очаг может лишь оскорбленная в лучших чувствах саламандра.
- Ты… вот как! - ахнула ящерка. - Обманула! Ну все, - всхлипнула она, - ухожу. Когтя моего в ваших дровах не будет - так и знайте. Прощай, милая.
Оскорбленно вильнув хвостом, ящерка растаяла в огненных бликах.
- Инцери! Постой!… Ну вот, ушла… Ах, дурочка, дурочка! Хок, мне ужасно стыдно за ее выходки. Ты ведь простишь? Хорошо хоть очаг растопила.
Разбойник молчал. Ему ко многому предстояло привыкнуть. Например, к тому, что все мало-мальски важные события придется записывать.
Он открыл книгу на чистой странице. Перо само прыгнуло в руку. Чернила капнули на белый лист и расплылись в строчку: «Инцери обиделась на весь свет и ушла».
- Она вернется, Маггара?
- Обязательно.
Вторая капля чернил расплескалась под первой. Тонкими травяными корешками зазмеились буквы. «Маггара говорит, что она вернется». Разбойник вытер пот со лба. Ну вот. Начало новой жизни положено.
- Кто нынче капитанствует в Деревуде? - спросил он.
- Ты.
- Я так и думал. Хорошо справляюсь?
- О да! У тебя талант, Хок. Быть Деревудским стрелком стало престижно и модно. А все благодаря тебе. Разбойники в один голос превозносят твою удачливость и… и…
- Приверженность традициям?
- Да. Они говорят: «Хорошо, что в мире есть нечто неизменное. Поглядите на Истессо: вот молодец! Все у него как в старые добрые времена…» - Феечка запнулась и вопросительно посмотрела на Хоакина. - Дальше продолжать?
- Продолжай.
- «Хоакин фортеля не выкинет, - говорят они. - С ним всегда знаешь, чего ожидать».
- Понятно. В книге говорилось о какой-то принцессе. Я был в нее влюблен.
- Ты о Дженни? Она живет в лагере. Уже двадцать лет.
- И?
Маггара неопределенно пожала плечами:
- И ничего. Сперва психовала, потом привыкла. Ты в нее несколько раз влюблялся, но сам понимаешь… Годы-то идут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Пока Маггара возилась с заварником, Хоакин читал книгу. Выяснилось, что он вел увлекательную жизнь, полную опасностей и приключений. Вот только ничего из этой жизни он не помнил.
В его памяти остались лишь скука и отвращение. Маленький нюанс: отвращение всецело относилось к университетским занятиям магией.
Магия, магия… Что есть магия? Одни считают, что удел волшебника - доставать голубей и кроликов из бутафорского цилиндра. Другие верят, что высшие достижения магии - големы, самоходные печи да магические кристаллы…
Хоакин никогда особо не задумывался над этим вопросом. Как истинный тримегистиец, он с детства привык, что его окружает волшебство.
Дома. На улице. За школьной партой.
- Хоакин, где ваше домашнее задание? Что значит «в лягушку превратили»? А голову? Голова на месте? Тогда расколдовывайте.
В классе Хоакин оказался самым рослым и сильным. Он не носил очков, он великолепно плавал, мог отжаться от пола сорок раз… в общем, выделялся не в лучшую сторону.
Естественно, одноклассники травили его. В ход шли все средства. Тут и тетради, превращающиеся в лягушек, и пуговицы от штанов, разбегающиеся тараканами. Марьяша Аллегрезо как-то во всеуслышание объявила, что не может полюбить человека, неспособного доказать лемму Кронекера-Капелли о дивергенции гамма-потока ля.
Хок на Марьяшу даже не смотрел. Но все равно было обидно.
Когда школа осталась позади, Хок вздохнул с облегчением. Оказалось, рано. Тертерок Истессо - отец Хоакина - отправил сына в Град Града изучать ледовое волшебство. Из академии Хоакин вынес три вещи: боязнь простудиться, отвращение к магии и фаянсовую солонку, украденную в столовой.
- Вот твой чай, Хоакин.
- Угум.
- Тебе не холодно? Возьми одеяло.
- Спасибо. Мне тепло.
Может, тебе меховые тапочки принести?
- Маггара, - разбойник на миг оторвался от книги, - скажи, Маггара, я часто простужаюсь?
- Нет. - Фея уселась на краешек стола, болтая крохотной ножкой. - Но это потому, что ты ведешь здоровый образ жизни. По утрам ты обливаешься ледяной водой, медитируешь, питаешься овсянкой.
Хоакин перевернул страницу. Там крупными буквами значилось: «Не верь. Зарядку я сроду не делал».
- Правда, чихать тебе время от времени приходится, - продолжала фея. - Ты носи эту книжку с собой, ладно?… Когда в засаде сидишь, горло потеплее кутай. Я все-таки позову Инцери. Пусть разведет огонь.
Майская Маггара щелкнула пальцами:
- Ужин, свечи, воск не вечен! - звонко крикнула она. - Вечер черен, ветер в двери, эй, сюда скорей, Инцери! Живо!
Дрогнуло пламя свечи. Лица на гобеленах ожили, задвигались. Ганс украдкой бросил под кровать недоеденный пряник; пес, лежавший у ног принцессы, сел и принялся яростно чесаться.
На столе, возле локтя разбойника, появилось размытое световое пятно.
- Инцери, будь добра… Что за вид, Инцери?!
Пятно сгустилось и превратилось в огненную ящерку. Стройную фигурку облекало черное бархатное платье с глубоким декольте. Черты лица ящерки не потеряли еще подростковой округлости, тем не менее на губах чернела помада, а веки…
- Ты взяла мои тени! - взвизгнула фея.
Огненная элементаль даже не раскрыла глаз:
- Я уже лет триста как совершеннолетняя. Пора бызапомнить. Что я, ненакрашенная пойду, как дурочка?… Дамаэнур…
- Но это же мои тени! Ты воровка!
- Я воровка?!
- Стоп, - веско произнес Хоакин. - Не драться, дамы. В чайник посажу. Инцери, разожги очаг, пожалуйста.
- Фиг вам! - Ящерка надулась. Подобрав подол, она прыгнула в очаг и демонстративно покрутила попкой. - Так посидите - в темноте и холоде. Поняли?
- Чего-о? - возмутилась Маггара. - Ах ты, мерзавка!
«Интересно, сколько же раз я чихал?» - подумал Хоакин. Попробовал было считать, но бросил. По всему получалось, что много: тут и зимние сквозняки, и осенняя сырость, пыль… магические книги. Особенно книги. Еще со времен академии при виде рунного письма у Хоакина свербело в носу. Маггаре следовало выбирать подарок поосмотрительнее.
Сто лет, значит… Сто лет беспрерывного чихания. Хоакин попытался представить себе все эти годы и не смог. Воображение пасовало перед вереницей одинаковых зим, весен, лет. Какое бессмысленное времяпровождение…
Кому это понадобилось, интересно?
- …Фиударин сказал, что у тебя хвост с подпалинкой. И нос длинный.
- Он врет! врет твой Фиударин!
- Ну, положим, Фиударин врет. А Ллиулан?… Тоже врет? Инцери, милочка, пойми: инфернальная бледность, черный лак для ногтей - это не твой стиль. К чему этот эпатаж?
- Да ты!… Ты просто завидуешь! - вспыхнула саламандра. - Ты… ревнуешь!
Слово «вспыхнула» тут как нельзя кстати. Затрещали, занимаясь пламенем, сучья. Теплая волна воздуха пошла над полом, всколыхнув свисающие края скатерти. Огонь горел ярко, ровно - так разжечь очаг может лишь оскорбленная в лучших чувствах саламандра.
- Ты… вот как! - ахнула ящерка. - Обманула! Ну все, - всхлипнула она, - ухожу. Когтя моего в ваших дровах не будет - так и знайте. Прощай, милая.
Оскорбленно вильнув хвостом, ящерка растаяла в огненных бликах.
- Инцери! Постой!… Ну вот, ушла… Ах, дурочка, дурочка! Хок, мне ужасно стыдно за ее выходки. Ты ведь простишь? Хорошо хоть очаг растопила.
Разбойник молчал. Ему ко многому предстояло привыкнуть. Например, к тому, что все мало-мальски важные события придется записывать.
Он открыл книгу на чистой странице. Перо само прыгнуло в руку. Чернила капнули на белый лист и расплылись в строчку: «Инцери обиделась на весь свет и ушла».
- Она вернется, Маггара?
- Обязательно.
Вторая капля чернил расплескалась под первой. Тонкими травяными корешками зазмеились буквы. «Маггара говорит, что она вернется». Разбойник вытер пот со лба. Ну вот. Начало новой жизни положено.
- Кто нынче капитанствует в Деревуде? - спросил он.
- Ты.
- Я так и думал. Хорошо справляюсь?
- О да! У тебя талант, Хок. Быть Деревудским стрелком стало престижно и модно. А все благодаря тебе. Разбойники в один голос превозносят твою удачливость и… и…
- Приверженность традициям?
- Да. Они говорят: «Хорошо, что в мире есть нечто неизменное. Поглядите на Истессо: вот молодец! Все у него как в старые добрые времена…» - Феечка запнулась и вопросительно посмотрела на Хоакина. - Дальше продолжать?
- Продолжай.
- «Хоакин фортеля не выкинет, - говорят они. - С ним всегда знаешь, чего ожидать».
- Понятно. В книге говорилось о какой-то принцессе. Я был в нее влюблен.
- Ты о Дженни? Она живет в лагере. Уже двадцать лет.
- И?
Маггара неопределенно пожала плечами:
- И ничего. Сперва психовала, потом привыкла. Ты в нее несколько раз влюблялся, но сам понимаешь… Годы-то идут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84