Широкая спина участкового от косолапости покачивалась, ноги оставляли на дороге слоновьи круглые следы.
- Анискин! - крикнул Гришка Сторожевой, но участковый и ухом не повел. - Анискин!
Гришка зло сплюнул, растер плевок кирзовым сапогом и все-таки пошел за участковым.
От колхозной конторы до клуба было рукой подать, метров двести, и вскорости они остановились - Анискин возле афиши «Берегись автомобиля», а Гришка Сторожевой - в пяти метрах от нее. На широком лице тракториста подрагивали разные живчики и мускулы, брови, опустившись, застилали глаза, а кулаки он держал на отлете, как гири. Одним словом, Гришка Сторожевой был таким, что Анискин ткнул пальцем в клубную афишу и весело сказал:
- Выходит, не автомобилей надо опасаться, а Гришку Сторожевого да его трактор…
- Ты меня чего позвал? - стесненным шепотом спросил Сторожевой. - Ты чего меня, Анискин, позвал, да еще и издеваешься?
Гришка Сторожевой ощерился молодыми зубами, как матерый волк, и Анискин улыбаться перестал - замер, но глаза у него начали понемножечку выкатываться. Глаза были серые, большие и холодные, как речные прозрачные камешки. Когда они выкатились и тоже замерли, из них потекло на Гришку что-то невидимое, но густое, пугающее, нервное. Оно текло да текло, а потом участковый, не шевельнув губами, выдохнул:
- А?!
Гришка стоял столбом, но голову еще держал.
- А?!
Участковый повернулся, подошел к клубному крылечку и сел на него. Семичасовой сеанс - для детей - фильма «Берегись автомобиля» еще не кончился, за стенкой жужжал киноаппарат, ребятишки в клубе галдели и похохатывали; вокруг клуба шла неспешная жизнь. Проехал бесшумно на велосипеде по пыльной дороге учитель математики Молчанов, просеменила в сельповский магазин баба Сузгиниха, а в детских яслях, что располагались в ста метрах от клуба, вдруг со звоном открылось окно, выглянула толстая повариха тетка Мария, зевая, посмотрела на Анискина и перекрестила рот.
- А ведь ты, Гришка, - вдумчиво сказал Анискин, - за последнее время распустился. До того дело дошло, что ты при мне материшься. Это как так?
- Прости, дядя Анискин! - глухим басом попросил Гришка. - Тут с бабами, да тут еще… Прости, дядя Анискин!
Опустив голову, тракторист ковырнул носком сапога утрамбованную землю, руки сунул в карманы, чтобы не висели, и стал смотреть на жука, который пробирался по пыли к островку желтой травы. Каждая соломинка и каждый камешек жуку мешали, он суетно обегал их и добрался-таки до травы. Тогда Гришка Сторожевой поднял голову и, удивившись, спросил:
- Ты чего это, дядя Анискин, на мои сапоги глядишь?
- А вот что гляжу, - сухо ответил Анискин, - что таких сапог в деревне всего двое. Сорок пятый размер ты, Гришка, носишь, да я, когда грязюка наступает…
- А из этого что, дядя Анискин?
- А из этого то, Григорий Сторожевой, - поднимаясь с крыльца, ответил Анискин, - что у завклубом аккордеон увели… Вот ты и шагай за мной.
Анискин подошел к лазу через плетень, дождался, когда Гришка догонит, и показал желтый след кирзового сапога на узкой доске.
- Вот этот след, - сказал Анискин, - приляпан после дождя. Теперь опять гляди на то, что вот такая же желта глина живет возле клубных дверей
- копали глубоко и глину на поверхность вынали. Что же из этого получается? - спросил участковый и сам же ответил: - А то получается, что вор аккордеон через этот лаз увел… Так что давай, Григорий Сторожевой, ставь-ка ногу на дощечку…
- Ты чего это, дядя Анискин? - тихо сказал Гришка. - Чего это я ногу ставить буду?
- Ставь, ставь…
Пожимая плечами и косо улыбаясь, тракторист взошел на доску, прогнув ее, приставил ногу к следу.
- Ну и ну! - всплеснув руками, обрадовался участковый. - Глаз у меня
- алмаз! След сорок пятого размеру… Ах, ах! - прокудахтал он. - Ах, ах!
Очень довольный собой, участковый махал руками и кудахтал, позабыв от радости о Гришке Сторожевом, трусцой побежал к клубным дверям, но тракторист бросился за ним, на ходу схватил за подол серой рубахи и угрюмо проговорил:
- Не брал я аккордеон.
Остановленный, Анискин сдал назад, повернулся к Гришке и вдруг посмотрел на него такими глубокими и задумчивыми глазами, при каких на лице участкового появлялось известное всей деревне выражение. Это было такое выражение, когда никак нельзя было понять, что думает и что хочет от человека участковый, когда в глазах Анискина вспыхивали яркие точки, привораживающие к себе точно так, как в лунную ночь привораживает одинокий светлячок. И это были такие глаза, которыми участковый глядел вглубь и насквозь, просвечивал, как на рентгене, и по спине человека прокатывался щекочущий холодок.
- Может быть, может быть, - замедленно сказал Анискин. - Может быть, не ты увел аккордеон, Григорий Сторожевой, а может быть, ты… Это дело я еще в точности не знаю, а вот… Ну-кось, пройдем к дверям, Григорий Сторожевой. Я и глину сличу и… Ну-кось, пройдем Григорий Сторожевой!
- Я открыл дверь… - сказал Гришка. - А аккордеон не уводил.
В клубе все еще пулеметом стрекотал аппарат, шел еще фильм «Берегись автомобиля», но ребятишки уже кричали густо и освобожденно, как всегда бывает перед концом сеанса, и ждалось, что вот-вот распахнутся двери, повалит густая и мелкая ребячья толпа. Да, время шло к девяти, и к клубу двигались по-воскресному нарядные пожилые колхозники, смеялись девчата и парни, где-то уже погуживала растрепанным голосом трехрядка.
- Завклубом говорит, - усмехнувшись, сказал Анискин, - что дверь можно открыть простым потрясыванием… Нет, брат, шалишь! Трясти-то ее, конечно, надо, но и высокий рост нужен, чтобы надавить сверху. Крючок-то верховой… Вот я и решил, что только два человека в деревне дверь-то могут открыть - я да ты, Григорий Сторожевой… А!
- Не брал я аккордеон, дядя Анискин!
- А может, и брал! У меня ведь, Григорий Сторожевой, помимо двери, доказательства есть, - ответил участковый и сурово прицыкнул зубом. - Есть.
- Какие еще доказательства? - жалобно спросил Гришка, вынимая руки из карманов. - Это ведь что делается!
- Устные показания продавщицы Евдокии Мироновны Прониной! - официальным голосом ответил Анискин. - Она на следствии показала, что вы, Григорий Сторожевой, обретались у клуба во время дождя. Это раз! А во-вторых, вы при ней угрожали увести аккордеон…
- Врет она, врет! - окончательно испугавшись городского слога Анискина, закричал Гришка и замахал руками, словно открещиваясь. - Когда я мог говорить такое, если я с Дуськой и не разговариваю…
- Не разговариваешь? - вдруг удивленным шепотом перебил его Анискин и тоже взмахнул руками. - Это как так не разговариваешь?
Участковый на шаг отступил от тракториста, трижды поцыкал сразу всеми зубами и заложил руки за спину. Живот у него от этого, конечно, выпятился, и рубаха на груди распахнулась, открыв седые длинные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
- Анискин! - крикнул Гришка Сторожевой, но участковый и ухом не повел. - Анискин!
Гришка зло сплюнул, растер плевок кирзовым сапогом и все-таки пошел за участковым.
От колхозной конторы до клуба было рукой подать, метров двести, и вскорости они остановились - Анискин возле афиши «Берегись автомобиля», а Гришка Сторожевой - в пяти метрах от нее. На широком лице тракториста подрагивали разные живчики и мускулы, брови, опустившись, застилали глаза, а кулаки он держал на отлете, как гири. Одним словом, Гришка Сторожевой был таким, что Анискин ткнул пальцем в клубную афишу и весело сказал:
- Выходит, не автомобилей надо опасаться, а Гришку Сторожевого да его трактор…
- Ты меня чего позвал? - стесненным шепотом спросил Сторожевой. - Ты чего меня, Анискин, позвал, да еще и издеваешься?
Гришка Сторожевой ощерился молодыми зубами, как матерый волк, и Анискин улыбаться перестал - замер, но глаза у него начали понемножечку выкатываться. Глаза были серые, большие и холодные, как речные прозрачные камешки. Когда они выкатились и тоже замерли, из них потекло на Гришку что-то невидимое, но густое, пугающее, нервное. Оно текло да текло, а потом участковый, не шевельнув губами, выдохнул:
- А?!
Гришка стоял столбом, но голову еще держал.
- А?!
Участковый повернулся, подошел к клубному крылечку и сел на него. Семичасовой сеанс - для детей - фильма «Берегись автомобиля» еще не кончился, за стенкой жужжал киноаппарат, ребятишки в клубе галдели и похохатывали; вокруг клуба шла неспешная жизнь. Проехал бесшумно на велосипеде по пыльной дороге учитель математики Молчанов, просеменила в сельповский магазин баба Сузгиниха, а в детских яслях, что располагались в ста метрах от клуба, вдруг со звоном открылось окно, выглянула толстая повариха тетка Мария, зевая, посмотрела на Анискина и перекрестила рот.
- А ведь ты, Гришка, - вдумчиво сказал Анискин, - за последнее время распустился. До того дело дошло, что ты при мне материшься. Это как так?
- Прости, дядя Анискин! - глухим басом попросил Гришка. - Тут с бабами, да тут еще… Прости, дядя Анискин!
Опустив голову, тракторист ковырнул носком сапога утрамбованную землю, руки сунул в карманы, чтобы не висели, и стал смотреть на жука, который пробирался по пыли к островку желтой травы. Каждая соломинка и каждый камешек жуку мешали, он суетно обегал их и добрался-таки до травы. Тогда Гришка Сторожевой поднял голову и, удивившись, спросил:
- Ты чего это, дядя Анискин, на мои сапоги глядишь?
- А вот что гляжу, - сухо ответил Анискин, - что таких сапог в деревне всего двое. Сорок пятый размер ты, Гришка, носишь, да я, когда грязюка наступает…
- А из этого что, дядя Анискин?
- А из этого то, Григорий Сторожевой, - поднимаясь с крыльца, ответил Анискин, - что у завклубом аккордеон увели… Вот ты и шагай за мной.
Анискин подошел к лазу через плетень, дождался, когда Гришка догонит, и показал желтый след кирзового сапога на узкой доске.
- Вот этот след, - сказал Анискин, - приляпан после дождя. Теперь опять гляди на то, что вот такая же желта глина живет возле клубных дверей
- копали глубоко и глину на поверхность вынали. Что же из этого получается? - спросил участковый и сам же ответил: - А то получается, что вор аккордеон через этот лаз увел… Так что давай, Григорий Сторожевой, ставь-ка ногу на дощечку…
- Ты чего это, дядя Анискин? - тихо сказал Гришка. - Чего это я ногу ставить буду?
- Ставь, ставь…
Пожимая плечами и косо улыбаясь, тракторист взошел на доску, прогнув ее, приставил ногу к следу.
- Ну и ну! - всплеснув руками, обрадовался участковый. - Глаз у меня
- алмаз! След сорок пятого размеру… Ах, ах! - прокудахтал он. - Ах, ах!
Очень довольный собой, участковый махал руками и кудахтал, позабыв от радости о Гришке Сторожевом, трусцой побежал к клубным дверям, но тракторист бросился за ним, на ходу схватил за подол серой рубахи и угрюмо проговорил:
- Не брал я аккордеон.
Остановленный, Анискин сдал назад, повернулся к Гришке и вдруг посмотрел на него такими глубокими и задумчивыми глазами, при каких на лице участкового появлялось известное всей деревне выражение. Это было такое выражение, когда никак нельзя было понять, что думает и что хочет от человека участковый, когда в глазах Анискина вспыхивали яркие точки, привораживающие к себе точно так, как в лунную ночь привораживает одинокий светлячок. И это были такие глаза, которыми участковый глядел вглубь и насквозь, просвечивал, как на рентгене, и по спине человека прокатывался щекочущий холодок.
- Может быть, может быть, - замедленно сказал Анискин. - Может быть, не ты увел аккордеон, Григорий Сторожевой, а может быть, ты… Это дело я еще в точности не знаю, а вот… Ну-кось, пройдем к дверям, Григорий Сторожевой. Я и глину сличу и… Ну-кось, пройдем Григорий Сторожевой!
- Я открыл дверь… - сказал Гришка. - А аккордеон не уводил.
В клубе все еще пулеметом стрекотал аппарат, шел еще фильм «Берегись автомобиля», но ребятишки уже кричали густо и освобожденно, как всегда бывает перед концом сеанса, и ждалось, что вот-вот распахнутся двери, повалит густая и мелкая ребячья толпа. Да, время шло к девяти, и к клубу двигались по-воскресному нарядные пожилые колхозники, смеялись девчата и парни, где-то уже погуживала растрепанным голосом трехрядка.
- Завклубом говорит, - усмехнувшись, сказал Анискин, - что дверь можно открыть простым потрясыванием… Нет, брат, шалишь! Трясти-то ее, конечно, надо, но и высокий рост нужен, чтобы надавить сверху. Крючок-то верховой… Вот я и решил, что только два человека в деревне дверь-то могут открыть - я да ты, Григорий Сторожевой… А!
- Не брал я аккордеон, дядя Анискин!
- А может, и брал! У меня ведь, Григорий Сторожевой, помимо двери, доказательства есть, - ответил участковый и сурово прицыкнул зубом. - Есть.
- Какие еще доказательства? - жалобно спросил Гришка, вынимая руки из карманов. - Это ведь что делается!
- Устные показания продавщицы Евдокии Мироновны Прониной! - официальным голосом ответил Анискин. - Она на следствии показала, что вы, Григорий Сторожевой, обретались у клуба во время дождя. Это раз! А во-вторых, вы при ней угрожали увести аккордеон…
- Врет она, врет! - окончательно испугавшись городского слога Анискина, закричал Гришка и замахал руками, словно открещиваясь. - Когда я мог говорить такое, если я с Дуськой и не разговариваю…
- Не разговариваешь? - вдруг удивленным шепотом перебил его Анискин и тоже взмахнул руками. - Это как так не разговариваешь?
Участковый на шаг отступил от тракториста, трижды поцыкал сразу всеми зубами и заложил руки за спину. Живот у него от этого, конечно, выпятился, и рубаха на груди распахнулась, открыв седые длинные волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87