- Все, Евдокея? - еще немного подождав, спросил участковый. - Проплакалась?
- Проплакалась, - в подушку ответила Дуська.
- Ну, так подымайся…
И Дуська поднялась - показала незрячее от слез лицо, скрученные в сосульки волосы, мокрую на груди черную комбинацию.
- Ты не смотри на меня, Анискин, - криво улыбнулась она. - Я теперь страшная…
- А ты подчапурься, подчапурься, Евдокея.
Анискин отвернулся к окну, и, пока Дуська причесывалась, намазывалась и накидывала халатик, смотрел на сиреневую Обь и на старый осокорь, что стоял одиноко на берегу. Осокорь шелестел жестяной листвой, в стволу был крепок и черен, но кору бороздили такие же глубокие морщины, как и лицо Анискина. Ничего удивительного в этом не имелось, так как осокорь был лет на двадцать старше участкового, а ведь только так говорится, что дерево крепче человека. На самом же деле, подумал Анискин, дерево человека мягче, крепче его только железо, так оно и есть железо бездушное…
- Ты подчапурилась, Евдокея? - спросил он.
- Готово, Анискин!
Дуська в халатике сидела на кровати, тихая.
- Я что ревела, Анискин? - с усмешкой спросила она, показывая глазами на пол, где горкой все еще лежали вещи. - Я то ревела, Анискин, что добро пропадает, а замуж… - Дуська засмеялась. - Это ведь со смеху умрешь, что никто замуж не берет… А ты знаешь, Анискин, почему… А потому, что вы, мужики, только на войне храбры. Как дело до баб доходит, ваш брат трусливее зайца…
- А это почему? - повеселев, спросил Анискин. - Это как так?
- А вот как! - ответила Дуська и кокетливо повела бровями. - Чего мужики на мне жениться боятся? А оттого, что я вольно живу - народ возле меня завсегда вертится, на всю деревню песни реву… Вот они и боятся, а того понять не могут, что я самая верная жена и есть - я мужиков распрекрасно хорошо узнала, и мне сласти от сласти искать не надо… Вот таки дела, товарищ Анискин!
Дуська поднялась, не глядя, комкая, начала собирать с пола вещи. Она разом зашвырнула их в сундук, со звоном закрыла крышку и села на нее.
- Мне крышка, а на крышке сижу! - лихо улыбнулась Дуська. - Вот таки дела, Анискин!
- На тебе Гришка Сторожевой хочет жениться, - просто сказал участковый. - Я теперь это доподлинно знаю…
- Откуда? - помолчав и сложив руки на груди, спросила Дуська. - Ты скажи, Анискин, откуда?
- А оттуда, что он у заведующего клубом аккордеон увел, - ответил Анискин и посмотрел на Дуську безмятежными глазами. - Вот я и вырешил: если он крупну кражу совершил, значит, жениться хочет…
Еще договаривая, участковый резво поднялся со стульчика, пошел хлопотливо к дверям, но возле них, конечно, остановился и стал спиной слушать Дуську. Она молча повозилась, потом усмехнулась и сказала:
- Он что, дурак - аккордеоны воровать?
- Выходит, что дурак! - спиной ответил участковый. - Рази умный человек станет тебя к заведующему приревновывать? - Анискин опять повернулся к Дуське и спросил: - Ну, вот почему ты к этому завклубу возвернулась? Что он ручки целует и на музыке играет?
Дуська не ответила. Она медленно сползла с сундука, еще медленнее пошла к окошку, прильнув к наличнику плечом, посмотрела на улицу. По небу ползла голубая кудрявая тучка, приближалась к солнцу, и от нее на землю отражались тоже голубые кудрявые лучи. Они растрепанным пучком падали на реку, и в этом месте, где они подрагивали, вода была изумрудной.
Приглушенно вздохнув, Дуська полуотвернулась от окна, пошевелила полными понежневшими губами. На ее лицо падал свет от реки, глаза продавщицы мягко голубели.
- Ишь ты! - вполголоса проговорил участковый. - Как в кино, любовь-то… Ну, а я пошел!
Анискин открыл дверь, просунул в нее половину пуза, переставил через порог ногу, но опять-таки не ушел - такой был этот Анискин, что всегда уходил не сразу.
- Евдокея, а Евдокея, - позвал он. - А ты не видала, кто еще возле клубу обретался, когда вы с этим фертом выходили?
- Окромя Гришки, никого, - вполголоса ответила Дуська. - Никого!
- Выходит, ты Гришку видела, а ферт - нет!
- Я завклубу глаза отводила.
- Ах, Евдокея, Евдокея! - прокудахтал Анискин. - Ах, ах!
Потом участковый из Дуськиной комнаты выбрался окончательно - снова прошел мимо сельповских богатств, магазинных запахов и выбрался на улицу, где ничейный пес Полкан в лопухах уже не лежал, а стоял, глядя в окно.
- Вот Полкан ты есть Полкан! - сказал Анискин, потрепывая пса по загривку. - Сейчас к тебе сама Евдокея выйдет. Она выйдет, Полкан ты есть Полкан…
Отпустив загривок Полкана, участковый заинтересованно прищурился. «Интересно, - подумал он, - шибко интересно, что все приметы на Гришке Сторожевом сходятся!»
После этого он энергично пошел домой - обедать…
5
Пообедав, участковый, как всегда, улегся спать, чтобы не бродить по полуденной жаре, поспав же, выпил пять стаканов чаю, посоветовался с женой Глафирой насчет младшего сына Витьки, который шляется в утреннее время у клуба, и в часу этак в восьмом выбрался на улицу, на ходу запихивая в карман газету «Правда», а другой рукой застегивая пуговицы на воротнике рубахи. С тем и другим делом участковый справился удачно, улыбнулся сам себе и широко осмотрелся по сторонам.
Сентябрьская деревня была обычной - лежала на дороге тяжелая коричневая пыль, тихая и невредная для колес; шли по улице два древних старика с посошками - дед Крылов и дед Голдобин, - мальчишка катил железное колесо от тележной ступицы; у палисадников краснели рябины, посверкивали катышки черемухи, дома за деревьями казались тихими, примолкшими, уменьшившимися оттого, что на окнах и крышах лежал отблеск розового солнца.
Участковый охотно пошел по пыльной дороге. По вечернему времени он дышал легко, к Оби поэтому не прижимался, чтобы веяло прохладой, а двигался прямой улицей и минут через пятнадцать оказался возле колхозной конторы. Голос председателя Ивана Ивановича слышался через открытое окно, и только тогда Анискин сообразил, что сегодня воскресенье. «Ах, ах, ах, - подумал он. - Это ведь страсть как время быстро бежит! Вчера была суббота, сегодня воскресенье, а завтра - завтра уже понедельник…»
- Так! - сказал вслух Анискин. - Эдак!..
Судя по голосам из окошка, председатель колхоза Иван Иванович с парторгом Сергеем Тихоновичем подводили итоги социалистического соревнования за неделю, так что в кабинет председателя участковый вошел тихо, на пятках проследовал до центра и поздоровался:
- Будь здоров, Иван Иванович! Будь здоров, Сергей Тихонович!
- Здорово, здорово! - ответили они и опять склонились над бумагами. - Присаживайся, Федор Иванович.
Участковый опустился на дерматиновый диван, положил голову на спинку и принялся разглядывать плакаты, лозунги, картинки, грамоты и портреты, которые густо покрывали стены председательского кабинета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87