Слушатели интересовались уже не ими, а идеей; идеи же временами могут жить независимо от людей.
Дэви чувствовал себя так, будто они с Кеном, возглавляя длинную процессию, очутились на площади, окруженной безмолвной стотысячной толпой, и теперь, показавшись ей, могут выйти из строя, присоединиться к зрителям и с безмятежным любопытством смотреть вместе с ними на продолжающееся шествие.
В первый раз с той минуты, как начался доклад, Кен взглянул на Дэви, и они обменялись незаметными улыбками. Им уже не было страшно, ибо долго скрываемая тайна наконец была обнародована и её никто не высмеял. Молния не поразила их за дерзость, когда они заявили, что первые нашли решение проблемы, над которой тщетно бились крупнейшие учёные. То, что лежало в папке, тоже наконец будет показано людям, и жизнь вдруг стала не только легче, но и бесконечно интереснее.
Дэви поставил свой стул боком, чтобы видеть слушателей и чтобы было удобнее отвечать на вопросы, которые могут задать и ему. Резкий скрежет отодвигаемого стула не смутил его ничуть. Ему важно было сесть так, чтобы быть всецело в распоряжении брата.
Когда Кен был мальчишкой, его стоило только подзадорить, чтобы он принял любой вызов; в душе он считал бы себя опозоренным, если бы ему пришлось отказаться. В те времена он с затаенным ужасом взлетал по лестницам башни и останавливался на самой вершине лишь для того, чтобы в отчаянии оглянуться назад, а затем, очертя голову, мчался свершать очередной мальчишеский подвиг. Вызов бросался мгновенно, и с такой же быстротой Кен делал то, к чему его подстрекали.
Теперь, когда он стал взрослым, когда перед ним открылась карьера изобретателя, эти тайные муки усилились во много раз. С тех пор как Бэннермен бросил ему вызов, он уже не бежал, а почти две недели тащился по узким лестницам башни, медленно взбираясь со ступеньки на ступеньку. Пересматривая рабочие записи, Кен с трудом преодолевал каждый дюйм пути, наконец собрал всю свою волю в кулак и остановился, слушая, как враг ломится в последнюю дверь башни. И когда дверь подалась и он увидел знакомые профессорские лица, пригвоздившие его к доске своими испытующими взглядами, уже не оставалось делать ничего иного, как ринуться вниз. Но на этот раз произошло чудо. Он не упал – он полетел, паря в воздухе и ломая острия каверзных вопросов, которые бросали в него, как копья. Какое наслаждение чувствовать себя таким свободным, таким уверенным! Кен вдыхал не воздух, а чистую радость.
Радость не покидала его весь день, до самого вечера. Она проникала через кровь в сердце, в мускулы, в волосы, разлетавшиеся вокруг лба, когда машина Бэннермена мчала виновников торжества за город. Радость сияла в его глазах, тонким ароматом забиралась в ноздри, наполняла рот особым вкусом, от чего ему хотелось закинуть голову и смеяться без конца. Он прищурил глаза и словно сквозь туман различал росшие при дороге васильки, синие, как глаза целой толпы улыбающихся девушек, которые выстроились вдоль пути, чтобы приветствовать победителя.
Целых пять часов Кен почти без всякой помощи Дэви рассказывал об изобретении. И наконец профессор Нортроп, неофициальный председатель комиссии, сказал:
– Насколько я понимаю, никто из присутствующих не возражает против правильности этого метода. Что ж, мистер Бэннермен, молодые люди доказали, что знают о данном предмете больше, чем кто-либо из нас. Это они эксперты, а не мы!
Старый профессор говорил вполголоса, но Кену его слова показались громом победных труб, возвещающих, что Кен остался Кеном.
Кен открыл глаза. Марго и Бэннермен о чём-то болтали на переднем сиденье, но их слова и смех уносило из машины ветром. Вики и Дэви, сидевшие рядом, тоже разговаривали. Кен прервал их беседу:
– Ну, Дэви, скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?
Дэви рассмеялся.
– Так же, как и ты.
– Я – как победитель великанов, – пробормотал Кен и покачал головой. – Никогда со мной такого-ещё не бывало! Никогда! Дэви, ей-богу, я сидел на белой лошади. И на моей шляпе развевались перья, черт возьми! Я был… как называл себя Айвенго? Кто помнит?
Кен ощущал тепло тела сидевшей рядом Вики. Она повернулась к нему, ветер откинул назад и растрепал её каштановые локоны. Взгляд её стал острым и проницательным, словно она жадно ловила каждый оттенок чувства в словах Кена.
– Кажется, Дездичадо? – заметила она. – Помню, когда мы на улице играли в войну, это был наш боевой клич.
– Это значит «Лишенный наследства», – заметил Дэви.
– О, мне всё равно, что это значит, – мечтательно сказал Кен, откидываясь на спинку сиденья и прикрыв глаза. Но он чувствовал на себе взгляд Вики. – Мне важно, как это звучит.
– Да, я понимаю, – сказала Вики. – Как далекий гром!
Кен открыл глаза и взглянул на неё. Вики отвернулась.
– Вот, значит, какой вы были в детстве.
– Да. А какой, собственно?
– Ну, водились с мальчишками. И вы были прелестны, как картинка?
– Нет, – улыбнулась Вики, – я не была прелестной. Я была смешной.
Кен, откинувшись на спинку сиденья, почти касался головой её плеча. Ему пришло в голову, что он до сих пор не разглядел её по-настоящему.
– Ну, это вряд ли, вы ведь слишком хорошенькая. Хотя… – он задумался, ощущая ленивое желание поддразнить её, – вы могли быть смешной. Косички у вас торчали в разные стороны?
– Да. – Вики смотрела прямо перед собой. Её забавлял этот разговор, но говорила она тихо, чтобы слышал только Кен.
– Веснушки были?
– Всего несколько штук.
– Вы были рады, что вы – девочка?
– Иногда.
– Но вам хотелось быть хорошенькой.
– С чего вы взяли?
– А что, разве вам хотелось быть уродом?
– Конечно, нет. – Вики засмеялась.
– Вот то-то. Вы, безусловно, хотели быть хорошенькой. – И вдруг Кен заговорил другим, уже не ленивым тоном: – Вики, какой день у вас был лучшим в жизни? Самым лучшим, самым счастливым и чудесным?
Он увидел, как порозовели её щеки. Вики наконец повернула к нему голову; ему давно уже хотелось, чтобы она сделала это. Лицо её оказалось совсем близко. «Можно поцеловать», – подумал Кен. Она смотрела на него неожиданно откровенным и смелым взглядом, и в Кене вдруг шевельнулось любопытство.
– Сказать вам честно? Это был день, когда я впервые убедилась, что я – девушка.
– А как вы узнали?
– Я опустила глаза вниз… – её темные зрачки всё ещё смотрели на него в упор, и Кен мгновенно понял, что девушка сейчас может сказать нечто такое, от чего ей будет мучительно стыдно всю жизнь, но она готова принести ему в дар что-то самое заветное, быть может, интимное признание, которого от неё ещё не слышал никто. Кен понял всё это и ждал, не спуская с неё взгляда. – Я просто опустила глаза вниз… – тихо повторила Вики. – Вот и всё.
У Кена на секунду перехватило дыхание, так поразила и тронула его эта откровенность и то, что Вики сейчас же раскаялась в ней:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
Дэви чувствовал себя так, будто они с Кеном, возглавляя длинную процессию, очутились на площади, окруженной безмолвной стотысячной толпой, и теперь, показавшись ей, могут выйти из строя, присоединиться к зрителям и с безмятежным любопытством смотреть вместе с ними на продолжающееся шествие.
В первый раз с той минуты, как начался доклад, Кен взглянул на Дэви, и они обменялись незаметными улыбками. Им уже не было страшно, ибо долго скрываемая тайна наконец была обнародована и её никто не высмеял. Молния не поразила их за дерзость, когда они заявили, что первые нашли решение проблемы, над которой тщетно бились крупнейшие учёные. То, что лежало в папке, тоже наконец будет показано людям, и жизнь вдруг стала не только легче, но и бесконечно интереснее.
Дэви поставил свой стул боком, чтобы видеть слушателей и чтобы было удобнее отвечать на вопросы, которые могут задать и ему. Резкий скрежет отодвигаемого стула не смутил его ничуть. Ему важно было сесть так, чтобы быть всецело в распоряжении брата.
Когда Кен был мальчишкой, его стоило только подзадорить, чтобы он принял любой вызов; в душе он считал бы себя опозоренным, если бы ему пришлось отказаться. В те времена он с затаенным ужасом взлетал по лестницам башни и останавливался на самой вершине лишь для того, чтобы в отчаянии оглянуться назад, а затем, очертя голову, мчался свершать очередной мальчишеский подвиг. Вызов бросался мгновенно, и с такой же быстротой Кен делал то, к чему его подстрекали.
Теперь, когда он стал взрослым, когда перед ним открылась карьера изобретателя, эти тайные муки усилились во много раз. С тех пор как Бэннермен бросил ему вызов, он уже не бежал, а почти две недели тащился по узким лестницам башни, медленно взбираясь со ступеньки на ступеньку. Пересматривая рабочие записи, Кен с трудом преодолевал каждый дюйм пути, наконец собрал всю свою волю в кулак и остановился, слушая, как враг ломится в последнюю дверь башни. И когда дверь подалась и он увидел знакомые профессорские лица, пригвоздившие его к доске своими испытующими взглядами, уже не оставалось делать ничего иного, как ринуться вниз. Но на этот раз произошло чудо. Он не упал – он полетел, паря в воздухе и ломая острия каверзных вопросов, которые бросали в него, как копья. Какое наслаждение чувствовать себя таким свободным, таким уверенным! Кен вдыхал не воздух, а чистую радость.
Радость не покидала его весь день, до самого вечера. Она проникала через кровь в сердце, в мускулы, в волосы, разлетавшиеся вокруг лба, когда машина Бэннермена мчала виновников торжества за город. Радость сияла в его глазах, тонким ароматом забиралась в ноздри, наполняла рот особым вкусом, от чего ему хотелось закинуть голову и смеяться без конца. Он прищурил глаза и словно сквозь туман различал росшие при дороге васильки, синие, как глаза целой толпы улыбающихся девушек, которые выстроились вдоль пути, чтобы приветствовать победителя.
Целых пять часов Кен почти без всякой помощи Дэви рассказывал об изобретении. И наконец профессор Нортроп, неофициальный председатель комиссии, сказал:
– Насколько я понимаю, никто из присутствующих не возражает против правильности этого метода. Что ж, мистер Бэннермен, молодые люди доказали, что знают о данном предмете больше, чем кто-либо из нас. Это они эксперты, а не мы!
Старый профессор говорил вполголоса, но Кену его слова показались громом победных труб, возвещающих, что Кен остался Кеном.
Кен открыл глаза. Марго и Бэннермен о чём-то болтали на переднем сиденье, но их слова и смех уносило из машины ветром. Вики и Дэви, сидевшие рядом, тоже разговаривали. Кен прервал их беседу:
– Ну, Дэви, скажи честно, как ты себя сейчас чувствуешь?
Дэви рассмеялся.
– Так же, как и ты.
– Я – как победитель великанов, – пробормотал Кен и покачал головой. – Никогда со мной такого-ещё не бывало! Никогда! Дэви, ей-богу, я сидел на белой лошади. И на моей шляпе развевались перья, черт возьми! Я был… как называл себя Айвенго? Кто помнит?
Кен ощущал тепло тела сидевшей рядом Вики. Она повернулась к нему, ветер откинул назад и растрепал её каштановые локоны. Взгляд её стал острым и проницательным, словно она жадно ловила каждый оттенок чувства в словах Кена.
– Кажется, Дездичадо? – заметила она. – Помню, когда мы на улице играли в войну, это был наш боевой клич.
– Это значит «Лишенный наследства», – заметил Дэви.
– О, мне всё равно, что это значит, – мечтательно сказал Кен, откидываясь на спинку сиденья и прикрыв глаза. Но он чувствовал на себе взгляд Вики. – Мне важно, как это звучит.
– Да, я понимаю, – сказала Вики. – Как далекий гром!
Кен открыл глаза и взглянул на неё. Вики отвернулась.
– Вот, значит, какой вы были в детстве.
– Да. А какой, собственно?
– Ну, водились с мальчишками. И вы были прелестны, как картинка?
– Нет, – улыбнулась Вики, – я не была прелестной. Я была смешной.
Кен, откинувшись на спинку сиденья, почти касался головой её плеча. Ему пришло в голову, что он до сих пор не разглядел её по-настоящему.
– Ну, это вряд ли, вы ведь слишком хорошенькая. Хотя… – он задумался, ощущая ленивое желание поддразнить её, – вы могли быть смешной. Косички у вас торчали в разные стороны?
– Да. – Вики смотрела прямо перед собой. Её забавлял этот разговор, но говорила она тихо, чтобы слышал только Кен.
– Веснушки были?
– Всего несколько штук.
– Вы были рады, что вы – девочка?
– Иногда.
– Но вам хотелось быть хорошенькой.
– С чего вы взяли?
– А что, разве вам хотелось быть уродом?
– Конечно, нет. – Вики засмеялась.
– Вот то-то. Вы, безусловно, хотели быть хорошенькой. – И вдруг Кен заговорил другим, уже не ленивым тоном: – Вики, какой день у вас был лучшим в жизни? Самым лучшим, самым счастливым и чудесным?
Он увидел, как порозовели её щеки. Вики наконец повернула к нему голову; ему давно уже хотелось, чтобы она сделала это. Лицо её оказалось совсем близко. «Можно поцеловать», – подумал Кен. Она смотрела на него неожиданно откровенным и смелым взглядом, и в Кене вдруг шевельнулось любопытство.
– Сказать вам честно? Это был день, когда я впервые убедилась, что я – девушка.
– А как вы узнали?
– Я опустила глаза вниз… – её темные зрачки всё ещё смотрели на него в упор, и Кен мгновенно понял, что девушка сейчас может сказать нечто такое, от чего ей будет мучительно стыдно всю жизнь, но она готова принести ему в дар что-то самое заветное, быть может, интимное признание, которого от неё ещё не слышал никто. Кен понял всё это и ждал, не спуская с неё взгляда. – Я просто опустила глаза вниз… – тихо повторила Вики. – Вот и всё.
У Кена на секунду перехватило дыхание, так поразила и тронула его эта откровенность и то, что Вики сейчас же раскаялась в ней:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178