Сейчас она всем сердцем молила его сделать что-то не для неё – для другого.
– Мэллори? Мэллори… Погодите-ка, – сказал Ван Эпп, вытаскивая ключи от ворот. Фамилия молодого человека неожиданно показалась ему знакомой. – Тут освободили корпус номер четыре, хотят для чего-то его переделывать, а на двери прибили новую табличку: «Лаборатория Мэллори». Вы – тот самый Мэллори?
– Целый корпус? – последовал медленный и осторожный вопрос.
– Дэви, ведь это значит, что они уже решили, – просияла девушка. – Всё будет так, как ты хотел!
– Целый корпус? – ещё раз спросил он Ван Эппа. И снова от мальчишества не осталось и следа, и темно-синий взгляд поразил старика непреклонной, почти жестокой напряженностью. – Вы говорите, уже повешена табличка?
Ван Эпп даже не кивнул в ответ – он был ошеломлен вспыхнувшим в нем воспоминанием. Он внезапно понял, почему одержимость в глазах этого юноши отозвалась в нем такой болью, и уж лучше бы ему не вспоминать ибо он, Ван Эпп глядел в это незнакомое лицо, как в зеркало, и только сейчас сообразил, что такое лицо и такое выражение было у него самого пятьдесят лет назад, когда и его обуревали неистовые стремления, безумные надежды и непоколебимая уверенность в том, что ему суждено добиться всего, чего он хочет. Это воспламеняло кровь, вливало силу в мускулы, обостряло нервы. Однако над той бурной жизнерадостностью, как темная бездна над звездами, был постоянный страх и инстинктивная уверенность, что за всё придется заплатить слишком дорогой ценой.
«И вот, – думал Ван Эпп, – всё повторяется сначала: с этим, другим, сейчас происходит то, что когда-то было пережито мною; его волнуют те же чувства, что когда-то волновали меня; он видит перед собой такое же будущее, что когда-то представлялось и мне, – а я не в силах помочь, я не могу спасти его советом, крикнуть «берегись!», найти убедительные слова, которые могли бы смягчить или предотвратить то, что ждет его впереди…» Открывая ворота, Ван Эпп опустил глаза: он боялся, что взгляд его выдаст жалость, а этот Мэллори, по-видимому, в ней нисколько не нуждался и был далек от мысли, что может её вызвать.
Ван Эпп посторонился, пропуская юную пару.
– Смотрите сами, – тихо произнес он, вкладывая в эти слова гораздо более глубокий смысл.
Они вошли с таким чувством, будто стоило им шагнуть за ворота – и всё вдруг изменится, словно по волшебству, в воздухе разольется необыкновенный аромат или откуда-то издали донесутся звуки победных труб. С выжидательной полуулыбкой они оглянулись на Ван Эппа, но если что и изменилось, так только его настроение: смутная жалость к молодым людям грозила исчезнуть, если они тотчас же не уйдут. В их присутствии воспоминания становились слишком живыми. Под жалостью затаилась злость, а злость могла перейти в печаль, которую Ван Эпп отгонял от себя столько лет.
– Идите вдоль того здания, – торопливо сказал он, желая поскорее отделаться от них. – Свернете направо, потом опять направо и… – Но они, конечно, заблудятся в этом лабиринте раскаленных от зноя пустынных улочек и безмолвных корпусов, и, сдавшись, он глухо пробормотал: – Пожалуй, я провожу вас.
Он быстро пошел вперёд, стараясь сосредоточить всё свое внимание на звуке шагов, отдающихся эхом среди глухих кирпичных стен, чтобы не прислушиваться к голосам молодых людей, но они молчали, и вокруг стояла прозрачная воскресная тишина.
Он вел их мимо длинного, низкого, выходящего на улицу здания, где когда-то, на заре радиопромышленности, размещалось всё предприятие. Потом они повернули за угол, и их со всех сторон обдало августовским зноем, исходившим от накаленного стекла, цемента и камня. Ван Эпп слышал, как тихонько ахнули молодые люди при виде пустынной главной магистрали, почти четверть мили длиной. Перед ними, куда ни погляди, высились фабричные корпуса, башни, склады, которые пристраивались и переделывались в зависимости от потребностей фирмы.
– Ты знал, что всё это так грандиозно? – прошелестел позади благоговейный шепот девушки.
Ван Эпп напряг слух, стараясь расслышать ответ; впрочем, каков бы он ни был – «нет» или «да», – закипающая злость усилилась бы ещё больше. Но за его спиной было молчание. Ван Эпп прошел ещё несколько шагов, потом не выдержал и оглянулся. Они снова взялись за руки, как дети, начинающие догадываться, что рощица, в которой они заблудились, на самом деле не роща, а нескончаемый дремучий лес.
Ван Эпп свернул за угол, потом повернул ещё раз. Наконец он остановился и указал на три корпуса, примыкавших друг к другу.
– Вон там, – сказал он. – Средний корпус.
Корпус номер четыре со старомодным фасадом, облицованным жёлтым кирпичом, казался совсем маленьким рядом с двумя огромными зданиями, бывшими складами, которые теснили его с обеих сторон. В корпусе номер четыре было всего три этажа и шесть окон по фасаду.
Молодой человек выпустил руку девушки и, как будто забыв и о ней и о старике, медленно прошел вперёд. Небольшое здание значило для него так много, что у неге не хватило бы слов высказать это вслух, и вызывало такое волнение, какого он никогда ещё не испытывал. Молча и неподвижно, целиком уйдя в себя, он стоял и смотрел на него.
– Хотите войти? – немного погодя спросил Ван Эпп.
Молодой человек не ответил и не пошевельнулся. Ван Эпп подумал было, что голос его не дошел до сознания юноши, который стоял словно завороженный, но вдруг тот, не поворачивая головы, кивнул.
Ван Эпп прошел мимо него вперёд. У двери он задержался, давая им время рассмотреть новенькую табличку – он понимал, что это для них значит, и спазма, сжимавшая его горло, стала ещё сильнее. «Это ловушка, – твердил он про себя, – приманка, которой ведьма хочет завлечь детей!..»
– Лаборатория Мэллори! – прочла девушка недоверчиво-восхищенным тоном; Ван Эпп был уверен, что совсем недавно она таким же тоном повторяла вслух: «Миссис Девид Мэллори».
Молодой человек молчал – ему всё ещё было не до слов.
Ван Эпп ожесточенно крутнул ключом в замке и распахнул дверь в жаркую тишину. Из высоких окон падали на пол квадраты солнечного света такой ослепительной яркости, что казалось, будто всё остальное пространство тонет в сплошном мраке.
– Похоже, что ваше оборудование ещё не привезли, – сказал Ван Эпп, оглядываясь по сторонам.
Позади молчали, потом послышался грустный голос:
– Должно быть, они не хотят его привозить, пока не будет заключен договор. – Это был голос человека, с большой неохотой спускавшегося на землю, в реальный мир, где надо вести борьбу за исполнение своих желаний, так легко осуществлявшихся в мечтах, – в тот мир, где ещё предстояло выдержать решающие испытания.
Внезапно оживившись, он воскликнул: – А вон те ящики разве не мои?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178
– Мэллори? Мэллори… Погодите-ка, – сказал Ван Эпп, вытаскивая ключи от ворот. Фамилия молодого человека неожиданно показалась ему знакомой. – Тут освободили корпус номер четыре, хотят для чего-то его переделывать, а на двери прибили новую табличку: «Лаборатория Мэллори». Вы – тот самый Мэллори?
– Целый корпус? – последовал медленный и осторожный вопрос.
– Дэви, ведь это значит, что они уже решили, – просияла девушка. – Всё будет так, как ты хотел!
– Целый корпус? – ещё раз спросил он Ван Эппа. И снова от мальчишества не осталось и следа, и темно-синий взгляд поразил старика непреклонной, почти жестокой напряженностью. – Вы говорите, уже повешена табличка?
Ван Эпп даже не кивнул в ответ – он был ошеломлен вспыхнувшим в нем воспоминанием. Он внезапно понял, почему одержимость в глазах этого юноши отозвалась в нем такой болью, и уж лучше бы ему не вспоминать ибо он, Ван Эпп глядел в это незнакомое лицо, как в зеркало, и только сейчас сообразил, что такое лицо и такое выражение было у него самого пятьдесят лет назад, когда и его обуревали неистовые стремления, безумные надежды и непоколебимая уверенность в том, что ему суждено добиться всего, чего он хочет. Это воспламеняло кровь, вливало силу в мускулы, обостряло нервы. Однако над той бурной жизнерадостностью, как темная бездна над звездами, был постоянный страх и инстинктивная уверенность, что за всё придется заплатить слишком дорогой ценой.
«И вот, – думал Ван Эпп, – всё повторяется сначала: с этим, другим, сейчас происходит то, что когда-то было пережито мною; его волнуют те же чувства, что когда-то волновали меня; он видит перед собой такое же будущее, что когда-то представлялось и мне, – а я не в силах помочь, я не могу спасти его советом, крикнуть «берегись!», найти убедительные слова, которые могли бы смягчить или предотвратить то, что ждет его впереди…» Открывая ворота, Ван Эпп опустил глаза: он боялся, что взгляд его выдаст жалость, а этот Мэллори, по-видимому, в ней нисколько не нуждался и был далек от мысли, что может её вызвать.
Ван Эпп посторонился, пропуская юную пару.
– Смотрите сами, – тихо произнес он, вкладывая в эти слова гораздо более глубокий смысл.
Они вошли с таким чувством, будто стоило им шагнуть за ворота – и всё вдруг изменится, словно по волшебству, в воздухе разольется необыкновенный аромат или откуда-то издали донесутся звуки победных труб. С выжидательной полуулыбкой они оглянулись на Ван Эппа, но если что и изменилось, так только его настроение: смутная жалость к молодым людям грозила исчезнуть, если они тотчас же не уйдут. В их присутствии воспоминания становились слишком живыми. Под жалостью затаилась злость, а злость могла перейти в печаль, которую Ван Эпп отгонял от себя столько лет.
– Идите вдоль того здания, – торопливо сказал он, желая поскорее отделаться от них. – Свернете направо, потом опять направо и… – Но они, конечно, заблудятся в этом лабиринте раскаленных от зноя пустынных улочек и безмолвных корпусов, и, сдавшись, он глухо пробормотал: – Пожалуй, я провожу вас.
Он быстро пошел вперёд, стараясь сосредоточить всё свое внимание на звуке шагов, отдающихся эхом среди глухих кирпичных стен, чтобы не прислушиваться к голосам молодых людей, но они молчали, и вокруг стояла прозрачная воскресная тишина.
Он вел их мимо длинного, низкого, выходящего на улицу здания, где когда-то, на заре радиопромышленности, размещалось всё предприятие. Потом они повернули за угол, и их со всех сторон обдало августовским зноем, исходившим от накаленного стекла, цемента и камня. Ван Эпп слышал, как тихонько ахнули молодые люди при виде пустынной главной магистрали, почти четверть мили длиной. Перед ними, куда ни погляди, высились фабричные корпуса, башни, склады, которые пристраивались и переделывались в зависимости от потребностей фирмы.
– Ты знал, что всё это так грандиозно? – прошелестел позади благоговейный шепот девушки.
Ван Эпп напряг слух, стараясь расслышать ответ; впрочем, каков бы он ни был – «нет» или «да», – закипающая злость усилилась бы ещё больше. Но за его спиной было молчание. Ван Эпп прошел ещё несколько шагов, потом не выдержал и оглянулся. Они снова взялись за руки, как дети, начинающие догадываться, что рощица, в которой они заблудились, на самом деле не роща, а нескончаемый дремучий лес.
Ван Эпп свернул за угол, потом повернул ещё раз. Наконец он остановился и указал на три корпуса, примыкавших друг к другу.
– Вон там, – сказал он. – Средний корпус.
Корпус номер четыре со старомодным фасадом, облицованным жёлтым кирпичом, казался совсем маленьким рядом с двумя огромными зданиями, бывшими складами, которые теснили его с обеих сторон. В корпусе номер четыре было всего три этажа и шесть окон по фасаду.
Молодой человек выпустил руку девушки и, как будто забыв и о ней и о старике, медленно прошел вперёд. Небольшое здание значило для него так много, что у неге не хватило бы слов высказать это вслух, и вызывало такое волнение, какого он никогда ещё не испытывал. Молча и неподвижно, целиком уйдя в себя, он стоял и смотрел на него.
– Хотите войти? – немного погодя спросил Ван Эпп.
Молодой человек не ответил и не пошевельнулся. Ван Эпп подумал было, что голос его не дошел до сознания юноши, который стоял словно завороженный, но вдруг тот, не поворачивая головы, кивнул.
Ван Эпп прошел мимо него вперёд. У двери он задержался, давая им время рассмотреть новенькую табличку – он понимал, что это для них значит, и спазма, сжимавшая его горло, стала ещё сильнее. «Это ловушка, – твердил он про себя, – приманка, которой ведьма хочет завлечь детей!..»
– Лаборатория Мэллори! – прочла девушка недоверчиво-восхищенным тоном; Ван Эпп был уверен, что совсем недавно она таким же тоном повторяла вслух: «Миссис Девид Мэллори».
Молодой человек молчал – ему всё ещё было не до слов.
Ван Эпп ожесточенно крутнул ключом в замке и распахнул дверь в жаркую тишину. Из высоких окон падали на пол квадраты солнечного света такой ослепительной яркости, что казалось, будто всё остальное пространство тонет в сплошном мраке.
– Похоже, что ваше оборудование ещё не привезли, – сказал Ван Эпп, оглядываясь по сторонам.
Позади молчали, потом послышался грустный голос:
– Должно быть, они не хотят его привозить, пока не будет заключен договор. – Это был голос человека, с большой неохотой спускавшегося на землю, в реальный мир, где надо вести борьбу за исполнение своих желаний, так легко осуществлявшихся в мечтах, – в тот мир, где ещё предстояло выдержать решающие испытания.
Внезапно оживившись, он воскликнул: – А вон те ящики разве не мои?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178