Под раскрашенной тканью они разместили вещи, подобные тем, что мы уже
видели утром: домашние печенья, шоколад, перья, дикий табак, техино и цветы.
Чтобы начать церемонию, участники сгруппировались следующим образом: на один
экипал был усажен маракаме Хуичо; возле него, на другом экипале, расположился
Вицент, - он занимал место, которое нам показалось ключевым для проведения
церемонии, поскольку это он задавал тон исполнявшимся маракаме песням. Рядом с
Вицентом был поставлен металлический стул, на котором восседал Педро. Кроме
исполнения обязанностей второго певца уйчоль, он играл на небольшой, совсем
простенькой деревянной скрипке. Она была значительно меньше, чем обычная
скрипка, тем не менее, звук был достаточно сильным, чтобы не теряться в лишенном
кровли помещении. Возле Педро, лицом к огню, сидел Томас, тихий виррарика,
игравший на небольшой гитаре, которая звучала как маленькая скрипка. По другую
сторону от Томаса никто не сидел - там было пустое место, оставленное для
рисунков и размещенных возле них жертвоприношений. Остальное пространство вокруг
огня было заполнено сидевшими в беспорядке паломниками. Мы присоединились к ним,
стремясь ничем не отличаться от них и хотя бы отчасти приобщиться к ритуалу,
насколько нам позволяла наша добрая воля и незнание необходимой
последовательности действий для полноценного отправления ритуала. Некоторые
участники группы остались стоять.
Все индейцы группы собрались на эту церемонию. Женщины и дети принимали
непосредственное участие во всем ритуале. Самые маленькие дети, не обязанные
пока что присутствовать на церемонии, все равно принимали в ней участие почти
наравне со взрослыми. Младенцы участвовали в ритуале, пребывая на руках у
матерей! Это показалось нам символичным, - раз виррарика участвуют в своих
церемониях практически с самого рождения, участвуют в этих событиях пока их еще
нянчат, потом в отрочестве, затем и в юности, - то, вероятно, это не может не
оказывать влияния на всю их последующую жизнь.
Было около девяти вечера, когда Педро начал петь, в сопровождении своей
небольшой скрипки и маленькой гитары Томаса - инструментов, используемых
исключительно в ритуалах. Минут двадцать Педро напевал речитативом песни на
своем языке - "чтобы разогреться", как он сам потом объяснил. Песни, похоже,
состояли из мелодичных фрагментов, которые раз от раза варьировались. Голос
Педро, его осанка и вся его личность, казалось, полностью изменились в то
мгновение, когда он начал петь. Мы не понимали, о чем он поет мы и не могли
знать слов этих песен, но судя по манере исполнения певца, мы заключили, что для
окружающих они имели огромное значение. На другой день Педро, отвечая на один из
наших вопросов, сказал, что эти песни "были посланы ему Богом" в ту самую ночь.
Как только Педро закончил петь, Хуичо извлек из ящика средних размеров,
сделанного из пальмовых листьев, свой небольшой оперенный жезл. Этот жезл,
мувиери, он должен был держать в правой руке на протяжение всей церемонии. В
этот момент к ногам обоих певцов были положены два небольших куска красной
фланели, на которые в течение всей ночи раскладывались -- а иногда и забирались
- различные вещи, использовавшиеся в ритуале. Предметы на этой фланели были
столь драгоценны, что они ни в коем случае не должны были соприкоснуться с
землей, и пользоваться ими могли лишь певцы во время пейотной церемонии.
Ритуальные предметы были такими же, как и на первом алтаре, а еще там был
священный табак, тыквы-горлянки со святой водой, предметы силы певца, свечи и
много кусочков драгоценного кактуса-пейота. Начиная с этого момента, паломники
виррарика говорили только на своем языке. Стало казаться, что с этой минуты
единственным языком, оставшимся на земле, был их язык, и единственным миром --их
волшебным мир, воплощение их мифов. Проговорив некоторое время, виррарика вдруг
умолкли и стали вести себя необычайно тихо. Хуичо, певец-уйчоль, поднял свой
мувиери и начал петь. Все обратились в слух. Песня маракаме не сопровождалась
аккомпаниментом музыкальных инструментов. Он предпочитал петь сам, a capella.
Этот напев, лившийся из его уст, отличался от любого другого, когда либо
слышанного нами. Слова произносились с ударениями, отличными от общепринятых. В
какой-то момент нам даже показалось, что возможно эти песни поются на каком-то
священном языке, которым дозволено пользоваться лишь в особых случаях, подобно
сегодняшнему. Он повторял одну и ту же музыкальную фразу около сорока минут, а
затем сменил ее на другую.
Маракаме пел уже минут двадцать, когда случилось нечто удивившее нас: Педро
стал настраивать свою скрипку, а Томас - маленькую гитару. Они мягко перебирали
струны, чтобы проверить их настрой. Это произошло в то время, пока еще пел
маракаме, так что у нас создалось впечатление, что атмосфера торжественности и
почтения начинает улетучиваться. Каково же было наше изумление, когда Педро,
сопровождаемый скрипкой и гитарой, начал петь в это же самое время мелодию,
совершенно отличную от той, что пел Хуичо. Вначале мы не поняли, что случилось,
но они продолжали петь, и вскоре мы ощутили, как обе мелодии, казавшиеся такими
несхожими, поладили между собою, породив новое, сложное гармоническое единство.
Прислушавшись к используемой ими музыкальной технике, мы стали думать, что
виррарика были знакомы с техникой контрапункта задолго до того, как ее,
благодаря музыке барокко, узнала Европа. Хуичо и Педро пели "контрапунктом"
около получаса, после чего на четыре или пять минут воцарилась тишина. Далее
Хуичо представил новую серию песен, с четкой мелодичной структурой; только в
этом случае, после того, как он исполнял что-то наподобие полной строфы,
остальные виррарика отвечали ему хором, повторяя ту же мелодию, после чего
следовала новая строфа маракаме, и снова повторение хора. Так продолжалось минут
сорок или пятьдесят. Затем Педро начал играть так, как он это делал раньше,
только теперь был добавлен новый элемент. В тот момент, когда Педро начал петь и
играть на скрипке, виррарика начали танец, который с некоторыми промежутками
"отдыха" продолжался всю ночь. Танец виррарика состоял из ритмичного движения, в
котором ноги были наиболее активными, они пытались следовать за звучанием
скрипки. Руки оставались почти безжизненными, буквально болтаясь по сторонам или
пребывая в карманах их свитеров - если таковые имелись. Тело при этом было
немного наклонено вперед, движение корпусом вперед, назад и в стороны дополняло
непрерывное притоптывание ногами. В течение церемонии были явно представлены три
основных элемента ритуала, которые либо чередовались, либо беспорядочно
соединялись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
видели утром: домашние печенья, шоколад, перья, дикий табак, техино и цветы.
Чтобы начать церемонию, участники сгруппировались следующим образом: на один
экипал был усажен маракаме Хуичо; возле него, на другом экипале, расположился
Вицент, - он занимал место, которое нам показалось ключевым для проведения
церемонии, поскольку это он задавал тон исполнявшимся маракаме песням. Рядом с
Вицентом был поставлен металлический стул, на котором восседал Педро. Кроме
исполнения обязанностей второго певца уйчоль, он играл на небольшой, совсем
простенькой деревянной скрипке. Она была значительно меньше, чем обычная
скрипка, тем не менее, звук был достаточно сильным, чтобы не теряться в лишенном
кровли помещении. Возле Педро, лицом к огню, сидел Томас, тихий виррарика,
игравший на небольшой гитаре, которая звучала как маленькая скрипка. По другую
сторону от Томаса никто не сидел - там было пустое место, оставленное для
рисунков и размещенных возле них жертвоприношений. Остальное пространство вокруг
огня было заполнено сидевшими в беспорядке паломниками. Мы присоединились к ним,
стремясь ничем не отличаться от них и хотя бы отчасти приобщиться к ритуалу,
насколько нам позволяла наша добрая воля и незнание необходимой
последовательности действий для полноценного отправления ритуала. Некоторые
участники группы остались стоять.
Все индейцы группы собрались на эту церемонию. Женщины и дети принимали
непосредственное участие во всем ритуале. Самые маленькие дети, не обязанные
пока что присутствовать на церемонии, все равно принимали в ней участие почти
наравне со взрослыми. Младенцы участвовали в ритуале, пребывая на руках у
матерей! Это показалось нам символичным, - раз виррарика участвуют в своих
церемониях практически с самого рождения, участвуют в этих событиях пока их еще
нянчат, потом в отрочестве, затем и в юности, - то, вероятно, это не может не
оказывать влияния на всю их последующую жизнь.
Было около девяти вечера, когда Педро начал петь, в сопровождении своей
небольшой скрипки и маленькой гитары Томаса - инструментов, используемых
исключительно в ритуалах. Минут двадцать Педро напевал речитативом песни на
своем языке - "чтобы разогреться", как он сам потом объяснил. Песни, похоже,
состояли из мелодичных фрагментов, которые раз от раза варьировались. Голос
Педро, его осанка и вся его личность, казалось, полностью изменились в то
мгновение, когда он начал петь. Мы не понимали, о чем он поет мы и не могли
знать слов этих песен, но судя по манере исполнения певца, мы заключили, что для
окружающих они имели огромное значение. На другой день Педро, отвечая на один из
наших вопросов, сказал, что эти песни "были посланы ему Богом" в ту самую ночь.
Как только Педро закончил петь, Хуичо извлек из ящика средних размеров,
сделанного из пальмовых листьев, свой небольшой оперенный жезл. Этот жезл,
мувиери, он должен был держать в правой руке на протяжение всей церемонии. В
этот момент к ногам обоих певцов были положены два небольших куска красной
фланели, на которые в течение всей ночи раскладывались -- а иногда и забирались
- различные вещи, использовавшиеся в ритуале. Предметы на этой фланели были
столь драгоценны, что они ни в коем случае не должны были соприкоснуться с
землей, и пользоваться ими могли лишь певцы во время пейотной церемонии.
Ритуальные предметы были такими же, как и на первом алтаре, а еще там был
священный табак, тыквы-горлянки со святой водой, предметы силы певца, свечи и
много кусочков драгоценного кактуса-пейота. Начиная с этого момента, паломники
виррарика говорили только на своем языке. Стало казаться, что с этой минуты
единственным языком, оставшимся на земле, был их язык, и единственным миром --их
волшебным мир, воплощение их мифов. Проговорив некоторое время, виррарика вдруг
умолкли и стали вести себя необычайно тихо. Хуичо, певец-уйчоль, поднял свой
мувиери и начал петь. Все обратились в слух. Песня маракаме не сопровождалась
аккомпаниментом музыкальных инструментов. Он предпочитал петь сам, a capella.
Этот напев, лившийся из его уст, отличался от любого другого, когда либо
слышанного нами. Слова произносились с ударениями, отличными от общепринятых. В
какой-то момент нам даже показалось, что возможно эти песни поются на каком-то
священном языке, которым дозволено пользоваться лишь в особых случаях, подобно
сегодняшнему. Он повторял одну и ту же музыкальную фразу около сорока минут, а
затем сменил ее на другую.
Маракаме пел уже минут двадцать, когда случилось нечто удивившее нас: Педро
стал настраивать свою скрипку, а Томас - маленькую гитару. Они мягко перебирали
струны, чтобы проверить их настрой. Это произошло в то время, пока еще пел
маракаме, так что у нас создалось впечатление, что атмосфера торжественности и
почтения начинает улетучиваться. Каково же было наше изумление, когда Педро,
сопровождаемый скрипкой и гитарой, начал петь в это же самое время мелодию,
совершенно отличную от той, что пел Хуичо. Вначале мы не поняли, что случилось,
но они продолжали петь, и вскоре мы ощутили, как обе мелодии, казавшиеся такими
несхожими, поладили между собою, породив новое, сложное гармоническое единство.
Прислушавшись к используемой ими музыкальной технике, мы стали думать, что
виррарика были знакомы с техникой контрапункта задолго до того, как ее,
благодаря музыке барокко, узнала Европа. Хуичо и Педро пели "контрапунктом"
около получаса, после чего на четыре или пять минут воцарилась тишина. Далее
Хуичо представил новую серию песен, с четкой мелодичной структурой; только в
этом случае, после того, как он исполнял что-то наподобие полной строфы,
остальные виррарика отвечали ему хором, повторяя ту же мелодию, после чего
следовала новая строфа маракаме, и снова повторение хора. Так продолжалось минут
сорок или пятьдесят. Затем Педро начал играть так, как он это делал раньше,
только теперь был добавлен новый элемент. В тот момент, когда Педро начал петь и
играть на скрипке, виррарика начали танец, который с некоторыми промежутками
"отдыха" продолжался всю ночь. Танец виррарика состоял из ритмичного движения, в
котором ноги были наиболее активными, они пытались следовать за звучанием
скрипки. Руки оставались почти безжизненными, буквально болтаясь по сторонам или
пребывая в карманах их свитеров - если таковые имелись. Тело при этом было
немного наклонено вперед, движение корпусом вперед, назад и в стороны дополняло
непрерывное притоптывание ногами. В течение церемонии были явно представлены три
основных элемента ритуала, которые либо чередовались, либо беспорядочно
соединялись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56