Формы эти оживают в огне, танец же является знаком такого метаморфического анимизма, как, например, в описании пожара у Рашильд:
"Алые потоки вихрями спускались с потолков, где лепнина и розетки оживали, наделенные фантастической жизнью. Все жестикулировало. Золоченая и разрумяненная мебель танцевала в странном танце, сдвинутая с места могучими руками" (Рашильд 1897: 374).
В огне формы оживают и удваиваются, они анимируются, приобретая отчетливый оттенок двойничества. Горящее тело всегда как бы находится рядом с самим собой, вне "места" своего обычного расположения. Не случайно в древности существовали представления о пламени, встающем над головою героев, как проявлении их демонических двойников27.
Это двойничество связано с тем крохотным промежутком времени, в который вписывается отлетающая от тела огненная форма. Огонь функционирует как исчезающая в пространстве и времени память, ведь каждый фрагмент его неуловимого тела значим лишь в той мере, в какой он родился при разрушении тела, в какой он несет память об этом разрушении. Но эта "память" о разрушении -- не просто нечто исчезающее, но, как подобает памяти, постоянно возобновляющееся, воистину манифестирующее становление. Во втором описании Танца Огня каждое исчезновение огня в дыме -- некое вторичное превращение знака, еще одно указание на разрушение (разрушение самого огня) -- вызывает новую его вспышку. Огонь как будто сам порождается через собственное исчезновение. Исчезновение с неизменной повторяемостью выступает как источник явления Кроме того, отлетание огня от центра сочетается с неудержимым стремлением к центру. Огонь действительно центростремителен и центробежен одновременно28.
Время играет большую роль в этой игре явлений и сокрытий по нескольким причинам. С одной стороны, движение складок тканей всегда манифестирует только прошедшее и будущее, их настоящее
___________
27 Представления о таком свечении закрепились в изображениях нимбов, ореолов над головами святых История этих представлений изложена в работе Онианс 1954 148-167 28 Станислас Бретон пишет о способности огня "одновременно выходить из себя и оставаться в себе" (Бретон 1988 100) Бретон указывает на связь взлетающего пламени с некой тяжестью, гнетущей огонь к земле
"Не является ли пепел той подвижной почвой, в которой он нуждается для того, чтобы вновь подняться в ритме arsis'a и thesis'a, укоренения и восхождения? Тогда из мифа в миф будет воспроизводиться эта связь тяжелого и легкого, тяжести и невесомости и, если уж на то пошло, материи и света" (Бретон 1988 98)
302
эфемерно, как эфемерен статус любой репрезентации. Кеннет Кларк заметил по поводу складок на одежде античных скульптур:
"Драпировка, облегающая плоскость или контур, подчеркивает вытянутость или поворот тела; развевающаяся драпировка делает видимой линию движения, через которую тело только что прошло. Драпировка, выявляя линии сил, указывает на прошлое и возможное будущее любого действия" (Кларк 1956: 245).
Линии сил или "видимая линия движения" в реальности не существуют, они являются порождением аккумуляции прошлых моментов в рисунке драпировок. Драпировки действуют как симулякры, отлетающие от тела, но не исчезающие мгновенно, а как бы накапливающиеся в самой материи тканей в виде линий. Делез заметил по поводу симулякров у Лукреция (которые исходят из тела подобно вибрациям и излучениям Ледантека), что их связь с тем телом, которое они репрезентируют, укоренена во времени, в скорости производства этих симулякров. Поскольку симулякр репрезентирует лишь кратчайшее, неуловимое для восприятия мгновение, он остается невидимым для глаза:
"Таким образом, симулякр чувственно не воспринимаем, воспринимаем лишь образ, который несет качество и который состоит из очень быстрой последовательности, из совокупности множества идентичных симулякров" (Делез 1969:371).
Линии, прочерчиваемые движением в ткани, принадлежат именно образу. Но это означает, что вибрация тканей отсылает к чему-то необнаружимому в самом теле. Само определение драпировок Фуллер как усилителя, делающего видимым невидимое, предполагает некое отсутствие, некую неполноту в самом теле, компенсируемую наличием тканей. Ткань, вуаль, отделяющая нас от тела, раскрывает в теле нечто без нее не обнаружимое. Сокрытие тела делает возможным видение. Но тело выявляет нечто к нему уже непосредственно не относящееся, нечто существующее вне его или данное ему в виде отсутствия (вроде "центра" Дункан)29.
В танце Фуллер ткани вибрируют из центра, вписанного в тело танцовщицы, но вместе с тем они не повторяют контуров тела. Тело, выявляя себя в движении драпировок, полностью исчезает за ними, исчезает за репрезентацией вибраций, которые телом не являются, которые в каком-то смысле внешни по отношению к нему. Жак Деррида, обсуждая драпировки, отлетающие от тела как некие parerga по отношению к телу как ergon'y, заметил:
________
29 Арнхейм указывал, например, на способность драпировок создавать центр тела: "Драпировки на Артемиде подчеркивают мощь центра в середине тела. Любое изменение формы или позы, однако, может смещать композиционные центры или создавать новые" (Арнхейм 1988. 27).
303
"Отсутствие или квазиотделение проявляются внутри произведения (или, что то же самое, когда речь идет об отсутствии, не проявляются) не потому, что они [одежды] отделяются, а потому, что они отделяются с трудом. В parerga их превращает не просто их положение внешнего привеска, они связаны с отсутствием внутри ergon'a структурной связью" (Деррида 1978: 69).
Эта структурная связь с неким зиянием внутри "привязывает" драпировки к отсутствию в теле30, а в случае с Фуллер эта связь устанавливается с неким вибрирующим центром. Отлетающие ткани порождают само понятие центра как место встречи вибраций -- то есть как некое пустое пространство -отсутствие.
Существенно, что ткани в танце Фуллер не отражают форму тела. Именно потому, что они автономны от всякой скрытой в них телесной формы, они репрезентируют вибрации как таковые, ритм как таковой. В постклассический период ткани начинают играть в изображениях роль не меньшую, чем тело. Постепенно происходит процесс их автономизации от тела. Согласно замечанию Анн Холландер, "природа человека и природа одежды отныне не рассматривались как восходящие к единому источнику" (Холландер 1980: 15). Одежды в отличие от тела начинают репрезентировать духовную субстанцию и приобретают как бы большее благородство, чем грешная и смертная плоть31. Но для того, чтобы репрезентировать духовное, а не телесное, ткани должны нарушать отношения простой имитации по отношению к телу. Они должны обрести ту независимость по отношению к скрытому в них телу, которая характеризует их, например, на полотнах Эль Греко32.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123