– Ради Бога, не извиняйтесь, – сказал я, – вы проявили максимум такта.
– Любопытная вещь, – сказал он. – Обычно, когда случается подобная трагедия, те, кто был ближе всех к усопшему, чувствуют себя так, словно находятся на скамье подсудимых. Они спрашивают себя, нет ли здесь их вины и как они могли бы предотвратить это. В вашем случае на второй вопрос есть один ответ: никак. Все, кроме прислуги, ушли из замка. Это было очень неудачно, но тут никто не виноват, разве что ваша малышка, но она об этом никогда не узнает.
Я открыл дверь спальни и, когда мы вошли, увидел, что закрытые прежде ставни распахнуты настежь, а створки окна откинуты к стене. Через подоконник перевесилась Мари-Ноэль; одной рукой она держалась за оконную раму, другая, так же, как плечи и голова, была не видна. Я слышал, как у комиссара полиции перехватило дыхание, и положил ему ладонь на руку. Мы оба импульсивно бросились было вперед, но сделай мы это, мы могли ее напугать – вдруг девочка выпустит раму! Застыв на месте, мы ждали – вечность, а возможно, десять секунд. Затем рука переместилась, тело стало сползать в комнату, и Мари-Ноэль показалась в проеме окна. Она спрыгнула на пол лицом к нам, растрепанная, с сияющими глазами.
– Я достала его, – сказала она. – Он зацепился за оконный карниз.
К комиссару полиции к первому вернулся голос. Я не мог говорить. Я мог только глядеть, не отрывая глаз, на Мари-Ноэль, невредимую, даже не подозревающую об опасности. В руках ее было что-то, похожее на тряпку для вытирания пыли.
– Что вы достали, моя девочка? – спросил commissaire.
– Медальон, – ответила Мари-Ноэль, – тот, который папа привез маман из Парижа на прошлой неделе. Наверно, она вытряхивала из тряпки пыль в окно, как она всегда делала, и медальон за нее зацепился. И то, и другое лежало на карнизе под окном. Я высунулась и увидела их.
Девочка подошла поближе.
– Посмотрите, – сказала она, – булавка вонзилась в тряпку. Если бы я не перевесилась вниз так далеко, я бы до них не дотянулась. Маман надо было только позвонить, и Гастон или другой кто-нибудь достали бы ей медальон. Она думала, что сможет добраться до него сама. – Мари-Ноэль взглянула на commissaire. – Вы верите в Бога? – спросила она.
– Разумеется, – удивленно ответил тот.
– Папа – нет. Он скептик. Но то, что я нашла медальон и пыльную тряпку, было ответом на мою молитву. Я сказала Святой Деве: "Я так мало делала для маман при ее жизни. Позволь мне сделать для нее хоть что-нибудь, когда она умерла". Святая Дева велела мне высунуться из окна. Мне не хотелось. Мне было неприятно. Но я нашла медальон. Я так и не знаю, чем это может помочь маман, но, может быть, там, в раю, ей хочется, чтобы медальон был у ее дочери, а не лежал позабытый и не покрывался ржавчиной на карнизе.
Глава 23
Прежде чем уехать, комиссар полиции заверил меня, что вполне удовлетворен расследованием – моя супруга, без сомнения, случайно упала из окна, – и попросил заехать к нему на следующий день в одиннадцать часов.
Насколько он понял со слов моего брата, тело перевезут в замок позднее. Он снова выразил мне свое соболезнование, я снова поблагодарил его. Через несколько минут он уехал, оба доктора в своей машине – за ним следом.
Остался только частный поверенный, который был достаточно тактичен, чтобы извиниться за свое присутствие.
– Я задержался, месье, – сказал он, – лишь потому, что понял из беседы с вашим братом, что он не имел понятия о пунктах нового контракта с Корвале. И я подумал, что, пожалуй, есть смысл хотя бы в нескольких словах прояснить ситуацию.
– Единственное, что поможет прояснить ситуацию, – ответил я, – это личное знакомство с контрактом. Мой брат волен прочитать его в любую минуту.
Документ находится сейчас у меня в комнате.
Поль был в нерешительности.
– Мне не хотелось бы настаивать, особенно в настоящий момент, – сказал он, – но ты должен меня понять. Судя по словам месье Тальбера, новый контракт отличается от старого в самых существенных пунктах. Значит ли это, что все, сказанное тобой Жаку и мне по возвращении из Парижа, было ложью?
– Да, – сказал я.
– Тебе от этого какая разница? – прервала нас маман. – Владелец verrerie – Жан, а не ты. Он имеет полное право устраивать свои дела так, как считает нужным.
– Я управляю фабрикой, так? – сказал Поль. – Во всяком случае, стараюсь это делать. Знает Бог, это всегда было неблагодарной задачей. Я никогда не хотел этим заниматься, просто не было никого другого. Но зачем Жану было лгать, вот чего я не понимаю. Какой смысл был ставить нас всех в дурацкое положение?
– Я вовсе не хотел никого ставить в дурацкое положение, – сказал я.
– Я думал, что это единственный шанс спасти verrerie. Я отказался от мысли закрывать ее уже после возвращения из Парижа. Не спрашивай почему. Ты этого не поймешь.
– Но откуда ты взял бы деньги? – спросил Поль. – Месье Тальбер говорит, что при новых условиях фабрику ждет крах.
– Не знаю. Я об этом не думал.
– Месье надеялся на наследника? – предположил поверенный. – Потому-то он, без сомнения, и посвятил в это мадам Жан? Разумеется, теперь, когда все обернулось таким образом…
Он замолчал – человек он был осмотрительный. Графиня, по-прежнему сидевшая у камина, не спускала с него глаз.
– Мы слушаем вас, – сказала она. – Кончайте свою фразу, месье.
Теперь, когда все обернулось таким образом… Что дальше?
Поверенный, словно извиняясь, обратился ко мне.
– Я не сомневаюсь, месье, ни для кого в семье не секрет, – сказал он, – что согласно пунктам брачного договора после смерти супруги вы получаете значительное состояние.
– Отнюдь не секрет, – подтвердил я.
– Так что, по сути дела, выгодны для вас условия контракта с Корвале или нет, не так уж и важно, ведь увеличение капитала покроет убытки.
Никто не заметил, а может быть, не придал значения тому, что Мари-Ноэль сидела на скамеечке возле бабки и внимательно прислушивалась к разговору.
– Месье Тальбер хочет сказать, что папа все-таки получит деньги? – спросила она. – Я думала, он их получит, только если у меня будет братец.
– Сиди спокойно, – сказала графиня.
– Да, – медленно произнес Поль, – мы, конечно, знали это. Но такие вещи не обсуждают в семейном кругу. Естественно, все мы надеялись, что моя невестка родит сына.
Поверенный ничего не сказал. Ему нечего было сказать.
Поль обернулся ко мне.
– Прости, – сказал он, – но если ты не против, я все же взгляну на контракт. Это будет только справедливо.
Я кинул связку ключей на стол.
– Как хочешь. Он в саквояже в шкафу.
Мари-Ноэль вскочила на ноги.
– Я пойду принесу! – крикнула она и, схватив ключи, выбежала из комнаты, прежде чем кто-нибудь успел ее остановить. Да это и не имело значения: все равно контракт следовало прочитать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101