– спросила Мари-Ноэль. – Они не станут никого арестовывать?
– Они всегда приезжают, – сказал я, – если бывает несчастный случай.
Мне надо будет с ними поговорить. Может быть, ты найдешь Жермену и попросишь ее тебе почитать?
– Жермена плохо читает, – ответила Мари-Ноэль. – Да ты не беспокойся за меня. Обещаю тебе, что больше никогда в жизни я не сделаю ничего такого, что причинит тебе горе.
Она поднялась на террасу и вошла в дверь. Я обернулся к Гастону.
– Комиссар полиции, возможно, захочет допросить вашу жену, – сказал я, – ведь она была здесь, когда все это случилось.
– Да, господин граф.
У него был встревоженный вид. Я тоже тревожился, этот кошмарный день еще не подошел к концу. Войдя в холл, я услышал голоса, доносившиеся из гостиной. Когда я открыл дверь, они смолкли. Все обернулись и посмотрели на меня. Я узнал доктора Лебрена и доктора Мотьера из больницы. Третий мужчина, невысокий, плотного сложения, с седеющими волосами, был, очевидно, поверенный месье Тальбер. Четвертый, державшийся более официально, чем остальные, был, должно быть, commisaire de police.
Первая моя мысль была о графине. Я взглянул на другой конец гостиной и увидел, что она – неприступная, властная – по-прежнему сидит у камина.
Никаких признаков усталости. Она господствовала над всей комнатой, в ее присутствии все остальные казались пигмеями.
– А вот и мой сын, месье, – сказала она комиссару полиции. Затем обернулась ко мне. – Месье Лемот был так любезен, что сам приехал из Виллара, чтобы задать необходимые вопросы.
Трое мужчин подошли ко мне, желая выразить свое соболезнование:
– С огромным сожалением вторгаюсь к вам, месье, – от commissaire de police.
– Я совершенно потрясен, месье, разрешите мне разделить с вами это тяжкое испытание, – от поверенного.
– Не знаю, как выразить, де Ге, насколько я опечален, – от Лебрена.
Тихие слова благодарности, рукопожатия помогли заполнить неловкую паузу перед допросом, придали достоинство и естественность всему происходящему.
Затем, когда с учтивостями было покончено, комиссар обратился ко мне.
– Доктор Лебрен и доктор Мотьер сообщили мне, месье, что ваша жена в скором времени ожидала ребенка и, если я их правильно понял, последние дни находилась в весьма нервном состоянии, – сказал он. – Вы согласны с этим?
– Да, – сказал я. – Безусловно.
– Возможно, у нее были необоснованные опасения относительно родов?
– Думаю, что да.
– Простите меня, месье, – прервал нас Тальбер. – Господин граф извинит мое вмешательство, но я должен добавить, что оба, и он, и мадам Жан, считали дни до рождения ребенка. Они надеялись, что у них родится сын.
– Естественно, – заметил комиссар, – все родители одинаковы.
– Но в данном случае, – сказал поверенный, – к тому были особые причины: согласно брачному контракту, рождение сына означало значительное увеличение капитала. В особенности это касалось господина графа. Из слов мадам Жан я понял, что она страшилась разочаровать своего супруга и всю семью. Именно этим, я думаю, и объясняется ее тяжелое нервное состояние.
– "Страшилась", пожалуй, слишком сильно сказано, месье Тальбер.
Все повернулись к графине, по-прежнему сидящей в кресле у камина.
– Моя невестка не имела никаких оснований страшиться кого-нибудь из нас. Мы не так зависим от брачного контракта, что не можем прожить без его помощи. Семья моего покойного мужа владела Сен-Жилем в течение трехсот лет.
Частный поверенный вспыхнул:
– Я вовсе не хотел сказать, госпожа графиня, что мадам Жан кто-то запугивал. Просто ситуация была щекотливая, и она чувствовала свою ответственность. Рождение сына значительно облегчило бы финансовые трудности, и она это понимала.
Commissaire посмотрел на доктора Лебрена. Тот в нерешительности взглянул на графиню, затем на меня.
– Мадам Жан, естественно, очень хотела сына, – сказал он, – и с тревогой ждала родов. Не скрою, она только об этом и говорила, когда я осматривал ее на прошлой неделе. Несомненно, эта тревога еще ухудшила ее самочувствие.
– Короче говоря, – сказал комиссар полиции, – мадам Жан была склонна к истерии. Простите меня, месье, я только хочу установить тот факт, что к моменту несчастного случая ваша супруга была крайне возбуждена, а следовательно, более подвержена приступам головокружения. Вы согласны со мной, доктор?
– Разумеется, разумеется…
– А вы, месье?
– Думаю, вы правы, – ответил я. – К тому же она очень волновалась за дочку. Вам сказали, что тут произошло?
– Месье Поль де Ге и мадемуазель Бланш сообщили мне все сведения, также и femme de chambre. Я рад, что в конце концов девочка отыскалась.
Значит, в последний раз вы видели свою супругу сегодня утром, перед тем как отправились на поиски дочери?
– Именно.
– Очень она была обеспокоена?
– Не больше, чем все остальные.
– Она не говорила, что собирается встать и присоединиться к тем, кто пошел на розыски?
– Нет.
– Вы оставили ее в постели, предполагая, что она будет ждать вашего возвращения с известиями, что девочку благополучно нашли?
– Да.
– Значит, судя по всему, из дому ушли все, кроме двух горничных – Шарлотты и Жермены, которая принесла мадам Жан завтрак, а затем была отправлена в деревню, – кухарки, которая была внизу, в кухне, и, разумеется, госпожи графини, находившейся у себя в комнате наверху. Я уже осмотрел место, куда упала ваша супруга, – добавил он. – С вашего разрешения, пройдем сейчас в спальню.
– Разумеется, разумеется, – сказал я.
– Я уже допросил Берту, женщину, которая присматривает за коровами.
Она видела, как ваша супруга высунулась из окна, словно хотела что-то достать – так Берта это описывает, – затем вдруг схватилась за воздух и упала. Берта стала громко звать на помощь, ее услышали кухарка и Шарлотта и тут же побежали в ров. Кухарка вызвала из Виллара карету "скорой помощи".
Все остальное мне сообщил доктор Мотьер. Я должен выяснить, не заходил ли кто-нибудь в спальню после Жермены, горничной, которую я только что отправил, – той, что приносила в спальню завтрак.
– Могла зайти Шарлотта, – сказала Рене.
– Может быть, вы пригласите ее сюда, мадам? – спросил комиссар.
– Шарлотта моя личная горничная, я сама вызову ее, – сказала графиня; рука с подлокотника потянулась к шнуру от звонка.
– Как раз Шарлотта и сообщила мне о том, что случилось. Она была в истерике. Вероятно, остальные тоже. Вряд ли вы чего-нибудь от нее добьетесь.
Слуги всегда теряют голову, когда в дом приходит беда.
В ответ на звонок в дверях появился Гастон, и графиня сказала ему, что комиссар полиции желает поговорить с Шарлоттой.
– Я не вполне понимаю, – спросил Поль, – какое значение имеет то, что Жермена или Шарлотта сказали моей невестке? Какая связь между их словами и тем, что у нее закружилась голова и она упала из окна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
– Они всегда приезжают, – сказал я, – если бывает несчастный случай.
Мне надо будет с ними поговорить. Может быть, ты найдешь Жермену и попросишь ее тебе почитать?
– Жермена плохо читает, – ответила Мари-Ноэль. – Да ты не беспокойся за меня. Обещаю тебе, что больше никогда в жизни я не сделаю ничего такого, что причинит тебе горе.
Она поднялась на террасу и вошла в дверь. Я обернулся к Гастону.
– Комиссар полиции, возможно, захочет допросить вашу жену, – сказал я, – ведь она была здесь, когда все это случилось.
– Да, господин граф.
У него был встревоженный вид. Я тоже тревожился, этот кошмарный день еще не подошел к концу. Войдя в холл, я услышал голоса, доносившиеся из гостиной. Когда я открыл дверь, они смолкли. Все обернулись и посмотрели на меня. Я узнал доктора Лебрена и доктора Мотьера из больницы. Третий мужчина, невысокий, плотного сложения, с седеющими волосами, был, очевидно, поверенный месье Тальбер. Четвертый, державшийся более официально, чем остальные, был, должно быть, commisaire de police.
Первая моя мысль была о графине. Я взглянул на другой конец гостиной и увидел, что она – неприступная, властная – по-прежнему сидит у камина.
Никаких признаков усталости. Она господствовала над всей комнатой, в ее присутствии все остальные казались пигмеями.
– А вот и мой сын, месье, – сказала она комиссару полиции. Затем обернулась ко мне. – Месье Лемот был так любезен, что сам приехал из Виллара, чтобы задать необходимые вопросы.
Трое мужчин подошли ко мне, желая выразить свое соболезнование:
– С огромным сожалением вторгаюсь к вам, месье, – от commissaire de police.
– Я совершенно потрясен, месье, разрешите мне разделить с вами это тяжкое испытание, – от поверенного.
– Не знаю, как выразить, де Ге, насколько я опечален, – от Лебрена.
Тихие слова благодарности, рукопожатия помогли заполнить неловкую паузу перед допросом, придали достоинство и естественность всему происходящему.
Затем, когда с учтивостями было покончено, комиссар обратился ко мне.
– Доктор Лебрен и доктор Мотьер сообщили мне, месье, что ваша жена в скором времени ожидала ребенка и, если я их правильно понял, последние дни находилась в весьма нервном состоянии, – сказал он. – Вы согласны с этим?
– Да, – сказал я. – Безусловно.
– Возможно, у нее были необоснованные опасения относительно родов?
– Думаю, что да.
– Простите меня, месье, – прервал нас Тальбер. – Господин граф извинит мое вмешательство, но я должен добавить, что оба, и он, и мадам Жан, считали дни до рождения ребенка. Они надеялись, что у них родится сын.
– Естественно, – заметил комиссар, – все родители одинаковы.
– Но в данном случае, – сказал поверенный, – к тому были особые причины: согласно брачному контракту, рождение сына означало значительное увеличение капитала. В особенности это касалось господина графа. Из слов мадам Жан я понял, что она страшилась разочаровать своего супруга и всю семью. Именно этим, я думаю, и объясняется ее тяжелое нервное состояние.
– "Страшилась", пожалуй, слишком сильно сказано, месье Тальбер.
Все повернулись к графине, по-прежнему сидящей в кресле у камина.
– Моя невестка не имела никаких оснований страшиться кого-нибудь из нас. Мы не так зависим от брачного контракта, что не можем прожить без его помощи. Семья моего покойного мужа владела Сен-Жилем в течение трехсот лет.
Частный поверенный вспыхнул:
– Я вовсе не хотел сказать, госпожа графиня, что мадам Жан кто-то запугивал. Просто ситуация была щекотливая, и она чувствовала свою ответственность. Рождение сына значительно облегчило бы финансовые трудности, и она это понимала.
Commissaire посмотрел на доктора Лебрена. Тот в нерешительности взглянул на графиню, затем на меня.
– Мадам Жан, естественно, очень хотела сына, – сказал он, – и с тревогой ждала родов. Не скрою, она только об этом и говорила, когда я осматривал ее на прошлой неделе. Несомненно, эта тревога еще ухудшила ее самочувствие.
– Короче говоря, – сказал комиссар полиции, – мадам Жан была склонна к истерии. Простите меня, месье, я только хочу установить тот факт, что к моменту несчастного случая ваша супруга была крайне возбуждена, а следовательно, более подвержена приступам головокружения. Вы согласны со мной, доктор?
– Разумеется, разумеется…
– А вы, месье?
– Думаю, вы правы, – ответил я. – К тому же она очень волновалась за дочку. Вам сказали, что тут произошло?
– Месье Поль де Ге и мадемуазель Бланш сообщили мне все сведения, также и femme de chambre. Я рад, что в конце концов девочка отыскалась.
Значит, в последний раз вы видели свою супругу сегодня утром, перед тем как отправились на поиски дочери?
– Именно.
– Очень она была обеспокоена?
– Не больше, чем все остальные.
– Она не говорила, что собирается встать и присоединиться к тем, кто пошел на розыски?
– Нет.
– Вы оставили ее в постели, предполагая, что она будет ждать вашего возвращения с известиями, что девочку благополучно нашли?
– Да.
– Значит, судя по всему, из дому ушли все, кроме двух горничных – Шарлотты и Жермены, которая принесла мадам Жан завтрак, а затем была отправлена в деревню, – кухарки, которая была внизу, в кухне, и, разумеется, госпожи графини, находившейся у себя в комнате наверху. Я уже осмотрел место, куда упала ваша супруга, – добавил он. – С вашего разрешения, пройдем сейчас в спальню.
– Разумеется, разумеется, – сказал я.
– Я уже допросил Берту, женщину, которая присматривает за коровами.
Она видела, как ваша супруга высунулась из окна, словно хотела что-то достать – так Берта это описывает, – затем вдруг схватилась за воздух и упала. Берта стала громко звать на помощь, ее услышали кухарка и Шарлотта и тут же побежали в ров. Кухарка вызвала из Виллара карету "скорой помощи".
Все остальное мне сообщил доктор Мотьер. Я должен выяснить, не заходил ли кто-нибудь в спальню после Жермены, горничной, которую я только что отправил, – той, что приносила в спальню завтрак.
– Могла зайти Шарлотта, – сказала Рене.
– Может быть, вы пригласите ее сюда, мадам? – спросил комиссар.
– Шарлотта моя личная горничная, я сама вызову ее, – сказала графиня; рука с подлокотника потянулась к шнуру от звонка.
– Как раз Шарлотта и сообщила мне о том, что случилось. Она была в истерике. Вероятно, остальные тоже. Вряд ли вы чего-нибудь от нее добьетесь.
Слуги всегда теряют голову, когда в дом приходит беда.
В ответ на звонок в дверях появился Гастон, и графиня сказала ему, что комиссар полиции желает поговорить с Шарлоттой.
– Я не вполне понимаю, – спросил Поль, – какое значение имеет то, что Жермена или Шарлотта сказали моей невестке? Какая связь между их словами и тем, что у нее закружилась голова и она упала из окна?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101