Пробудившись же, я не нашла, чем опровергнуть возникшие в мозгу картины – люди с озера страдают так же, как Пятиубивец, Сладкая Мари обходится с ними жестоко, быть может, проделывает эксперименты, появляются ее кошки… Об этих страшных предположениях я старалась забыть, ухаживая за Пятиубивцем. Что я могла сделать еще?
Когда Пятиубивец разговаривал, это была речь старика, чем дальше, тем древнее; он как будто сам желал принести свидетельство и не отказывался отвечать на вопросы, одним из которых был очевидный: «Сколько тебе лет?»
Отвечал он загадками, упоминая событие далекого прошлого – потерю форта Нигроу при Аппалачиколе. Там, как говорили, было полным-полно беглых рабов (просто золотое дно), и артиллеристам под командованием Джексона посчастливилось сделать удачный выстрел – прямиком в пороховой склад… Пятиубивец вполголоса выругался.
– В каком это было году? – спросила я. – Я слышала что-то подобное – сражение, взрыв, – но, быть может, я вспоминаю не тот случай, а другой, похожий?
– Летом, – произнес он уверенно. – Тысяча восемьсот шестнадцатого. Людей разнесло на куски. Три сотни человек.
Среди погибших была жена Пятиубивца и мать его двух детей, у которых тоже были дети, которые тоже погибли. После этого индеец странствовал и каким-то образом прибрел к Сладкой Мари, назад к юности, до пережитого несчастья.
Я не сильна в арифметике, и подсчеты дались мне с трудом.
– Выходит, почти двадцать лет назад? Но… но если ты – прошу прощения, Пятиубивец, – если ты действительно потерял в Аппалачиколе внуков, то…
– Я родился давным-давно. Я стар и должен умереть.
Насколько он стар в действительности, я не знала, но весь груз прожитых лет разом на него обрушился. За несколько месяцев (около года) он постарел на десятки лет. Пока я за ним ухаживала, мое время было поделено поровну между тайными занятиями Ремеслом и печальными мыслями о Селии; я подобралась к ней так близко, однако, без сомнения, ее потеряла. Я отчаялась. Единственным, что меня держало, была смерть – предстоящая смерть Пятиубивца. Но по мере ее приближения распад замедлялся; я уже начала опасаться, что Пятиубивцу грозит устойчивое беспомощное состояние, вроде того, какое пережила Мама Венера, – умирание, не приводящее к смерти.
Я расспрашивала Пятиубивца еще, но к весне он утратил ясный ум и речь. Оставалось только ждать, чтобы истощились силы, чтобы время подвело суровый итог; и так оно и случилось.
Однажды утром я проснулась, зная, что Пятиубивца больше нет. На его лице я увидела улыбку, которую раскрыла смерть.
Я зашила Пятиубивца в простыню, на которой он умер; я пыталась перенести его тело, чтобы похоронить надлежащим образом, но… кожа треснула и наружу стали просачиваться жизненные соки, которые я предпочитала не терять.
Два солдата, которые участвовали в экспедиции на Анклоут, помогли мне погрузить зашитый в саван труп на тележку. Я привезла ее на берег, к огромному дереву гикори, высотой в шестьдесят или семьдесят футов. В его ветвях был устроен помост. Он находился высоко над лесом, и вооруженные биноклем солдаты следили оттуда за приближавшимися кораблями.
В благодатной тени гикори я и похоронила Пятиубивца. Могила поневоле получилась мелкой, но те самые корни, которые затупили мою лопату, казалось, гостеприимно его приняли, лишь только я с ним простилась.
– Ночибуши, – сказала я. Спи.
Предав земле своего друга, я, усталая, потная, в грязи, вскарабкалась на гикори. Там, на досках, я сидела долго-долго и размышляла о том, сумею ли сдаться на милость крови так же мирно, так же благородно, как Пятиубивец встретил внезапный приход старости. Глядя поверх бухты на юг, в сторону Лонг-Пойнта, я заметила на обнажившемся после отлива берегу пять канадских журавлей. Где-то южнее лежало Зеркальное озеро; мне снова представились его обитатели, те самые, которых я видела в снах, обездоленные, возвращенные времени; я боялась ярости, мести Сладкой Мари, не владевшей ныне ничем, кроме кучи костей. Вокруг парили в воздушных потоках скопы, ветерок шевелил верхушки деревьев. Солнце клонилось к западу. На востоке зажигались звезды, и я приветствовала их, называя на языке семинолов, – я ведь знала теперь их имена. Когда я повернулась наконец к северу, было уже темно. Тьма поглотила все, в том числе и тропу, по которой мне предстояло идти.
55
Военная служба
Теперь, когда Пятиубивец умер, я могла отправиться из форта на индейскую территорию, а именно на Большое болото, в Коув, где – сейчас или прежде – жила Селия. Это мне открыла Сладкая Мари, но мне добавило бодрости подтверждение, услышанное от маркитанта, которого я встретила на берегу реки. Да, он видел в Окахумпки женщину, отвечающую моему описанию. Двое других собеседников – один черный, другой индеец – клялись, что видели беглую рабыню с фиалковыми глазами в Пелаклакахе. Enfin, Селия, похоже, никуда оттуда не переселилась, и я могла бы отправиться к ней, если бы не моя трусость, трусость и страхи, трусость, страхи и обстоятельства.
…Нет, я не отправилась в путь сразу, когда предала Пятиубивца земле и вокруг еще царило спокойствие, а потом было уже поздно.
В начале зимы 1835 года для помощи солдатам стали привлекать гражданских в конные патрули. Живя в форте, я вначале отказывалась от такой активной службы, но теперь обстановка за стенами ухудшилась и мне ясно дали понять, что у меня есть две возможности: либо активно помогать, либо уехать. Последнее – покинуть форт и пробираться по суше на индейскую территорию – было равносильно самоубийству. Так сказал доброжелательный генерал Белтон. Отплыть же в лодке… значило потерпеть поражение, потерять все, к чему я стремилась: Селию, прощение грехов… Кроме того, не от меня ли одной зависело, исполнится ли заветное желание Мамы Венеры – увидеть Селию свободной? От меня. А если знаешь волю, пожелания умершего, то… лучше позаботиться о том, чтобы они были исполнены.
Итак, я остаюсь, пока обстановка не разрядится, и буду заниматься тем же, что и прежде; я служила в госпитале форта, выполняя всю работу, какую доктор Гэтлин считал для себя слишком низменной. К счастью, в Форт-Бруке не было лихорадки, и моим больным хватало таких лечебных приемов, как наложение швов, шин, припарок и тому подобное. Ни единого больного я не потеряла, хотя один находился на пороге смерти, но я спасла его при помощи двух капель испанской воды, которую сохранила и которая в самых малых дозах обнаруживала целительные свойства. Другие солдаты испытали на себе благотворное действие ведьминых средств, в основном трав, но также немногих ингредиентов, с которыми я познакомилась на Зеркальном озере. Таким образом меня оставили в покое, я держалась тише воды ниже травы и думала исключительно о том, чтобы, как только появится возможность, двинуться к северу, на индейскую территорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Когда Пятиубивец разговаривал, это была речь старика, чем дальше, тем древнее; он как будто сам желал принести свидетельство и не отказывался отвечать на вопросы, одним из которых был очевидный: «Сколько тебе лет?»
Отвечал он загадками, упоминая событие далекого прошлого – потерю форта Нигроу при Аппалачиколе. Там, как говорили, было полным-полно беглых рабов (просто золотое дно), и артиллеристам под командованием Джексона посчастливилось сделать удачный выстрел – прямиком в пороховой склад… Пятиубивец вполголоса выругался.
– В каком это было году? – спросила я. – Я слышала что-то подобное – сражение, взрыв, – но, быть может, я вспоминаю не тот случай, а другой, похожий?
– Летом, – произнес он уверенно. – Тысяча восемьсот шестнадцатого. Людей разнесло на куски. Три сотни человек.
Среди погибших была жена Пятиубивца и мать его двух детей, у которых тоже были дети, которые тоже погибли. После этого индеец странствовал и каким-то образом прибрел к Сладкой Мари, назад к юности, до пережитого несчастья.
Я не сильна в арифметике, и подсчеты дались мне с трудом.
– Выходит, почти двадцать лет назад? Но… но если ты – прошу прощения, Пятиубивец, – если ты действительно потерял в Аппалачиколе внуков, то…
– Я родился давным-давно. Я стар и должен умереть.
Насколько он стар в действительности, я не знала, но весь груз прожитых лет разом на него обрушился. За несколько месяцев (около года) он постарел на десятки лет. Пока я за ним ухаживала, мое время было поделено поровну между тайными занятиями Ремеслом и печальными мыслями о Селии; я подобралась к ней так близко, однако, без сомнения, ее потеряла. Я отчаялась. Единственным, что меня держало, была смерть – предстоящая смерть Пятиубивца. Но по мере ее приближения распад замедлялся; я уже начала опасаться, что Пятиубивцу грозит устойчивое беспомощное состояние, вроде того, какое пережила Мама Венера, – умирание, не приводящее к смерти.
Я расспрашивала Пятиубивца еще, но к весне он утратил ясный ум и речь. Оставалось только ждать, чтобы истощились силы, чтобы время подвело суровый итог; и так оно и случилось.
Однажды утром я проснулась, зная, что Пятиубивца больше нет. На его лице я увидела улыбку, которую раскрыла смерть.
Я зашила Пятиубивца в простыню, на которой он умер; я пыталась перенести его тело, чтобы похоронить надлежащим образом, но… кожа треснула и наружу стали просачиваться жизненные соки, которые я предпочитала не терять.
Два солдата, которые участвовали в экспедиции на Анклоут, помогли мне погрузить зашитый в саван труп на тележку. Я привезла ее на берег, к огромному дереву гикори, высотой в шестьдесят или семьдесят футов. В его ветвях был устроен помост. Он находился высоко над лесом, и вооруженные биноклем солдаты следили оттуда за приближавшимися кораблями.
В благодатной тени гикори я и похоронила Пятиубивца. Могила поневоле получилась мелкой, но те самые корни, которые затупили мою лопату, казалось, гостеприимно его приняли, лишь только я с ним простилась.
– Ночибуши, – сказала я. Спи.
Предав земле своего друга, я, усталая, потная, в грязи, вскарабкалась на гикори. Там, на досках, я сидела долго-долго и размышляла о том, сумею ли сдаться на милость крови так же мирно, так же благородно, как Пятиубивец встретил внезапный приход старости. Глядя поверх бухты на юг, в сторону Лонг-Пойнта, я заметила на обнажившемся после отлива берегу пять канадских журавлей. Где-то южнее лежало Зеркальное озеро; мне снова представились его обитатели, те самые, которых я видела в снах, обездоленные, возвращенные времени; я боялась ярости, мести Сладкой Мари, не владевшей ныне ничем, кроме кучи костей. Вокруг парили в воздушных потоках скопы, ветерок шевелил верхушки деревьев. Солнце клонилось к западу. На востоке зажигались звезды, и я приветствовала их, называя на языке семинолов, – я ведь знала теперь их имена. Когда я повернулась наконец к северу, было уже темно. Тьма поглотила все, в том числе и тропу, по которой мне предстояло идти.
55
Военная служба
Теперь, когда Пятиубивец умер, я могла отправиться из форта на индейскую территорию, а именно на Большое болото, в Коув, где – сейчас или прежде – жила Селия. Это мне открыла Сладкая Мари, но мне добавило бодрости подтверждение, услышанное от маркитанта, которого я встретила на берегу реки. Да, он видел в Окахумпки женщину, отвечающую моему описанию. Двое других собеседников – один черный, другой индеец – клялись, что видели беглую рабыню с фиалковыми глазами в Пелаклакахе. Enfin, Селия, похоже, никуда оттуда не переселилась, и я могла бы отправиться к ней, если бы не моя трусость, трусость и страхи, трусость, страхи и обстоятельства.
…Нет, я не отправилась в путь сразу, когда предала Пятиубивца земле и вокруг еще царило спокойствие, а потом было уже поздно.
В начале зимы 1835 года для помощи солдатам стали привлекать гражданских в конные патрули. Живя в форте, я вначале отказывалась от такой активной службы, но теперь обстановка за стенами ухудшилась и мне ясно дали понять, что у меня есть две возможности: либо активно помогать, либо уехать. Последнее – покинуть форт и пробираться по суше на индейскую территорию – было равносильно самоубийству. Так сказал доброжелательный генерал Белтон. Отплыть же в лодке… значило потерпеть поражение, потерять все, к чему я стремилась: Селию, прощение грехов… Кроме того, не от меня ли одной зависело, исполнится ли заветное желание Мамы Венеры – увидеть Селию свободной? От меня. А если знаешь волю, пожелания умершего, то… лучше позаботиться о том, чтобы они были исполнены.
Итак, я остаюсь, пока обстановка не разрядится, и буду заниматься тем же, что и прежде; я служила в госпитале форта, выполняя всю работу, какую доктор Гэтлин считал для себя слишком низменной. К счастью, в Форт-Бруке не было лихорадки, и моим больным хватало таких лечебных приемов, как наложение швов, шин, припарок и тому подобное. Ни единого больного я не потеряла, хотя один находился на пороге смерти, но я спасла его при помощи двух капель испанской воды, которую сохранила и которая в самых малых дозах обнаруживала целительные свойства. Другие солдаты испытали на себе благотворное действие ведьминых средств, в основном трав, но также немногих ингредиентов, с которыми я познакомилась на Зеркальном озере. Таким образом меня оставили в покое, я держалась тише воды ниже травы и думала исключительно о том, чтобы, как только появится возможность, двинуться к северу, на индейскую территорию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134