— В таком случае сделаем еще одну остановку в другом месте, — решил кузен Эдвардс. Мэдди облегченно вздохнула.
— Если ты поможешь папе выйти и напоишь его чаем, я могу остаться здесь, — сказала она.
Следующая остановка была в тихом, крохотном, старинном городке, удобно расположенном на дне лесистой ложбины. Главная улица была пустынной. Двери трактира были широко распахнуты, а внутри — темно и тихо. Мэдди подала руку отцу и вдруг с удивлением обнаружила, что Жерво тоже собирается подняться. Его движения были очень неуклюжи и нелепы.
Она хотела ему помочь, но он кивком дал понять, что ни в чем не нуждается. Оказавшись на улице, Кристиан взглянул вперед, где вдоль дороги виднелись заросшие зеленью кирпичные коттеджи с косыми шиферными крышами и садами, обнесенными стенами, повторявшими своими изогнутыми линиями контуры склона. В общем-то, это был самый настоящий старинный городок. Жерво оглянулся на Мэдди. Она видела, как напряглась нижняя часть его лица. Он хотел что-то сказать…
— Па… — буркнул он, затем добавил: — Потерян…
— Вовсе нет, нет, уверяю вас, господин Кристиан, — подошел к ним кузен Эдвардс. — Об этом можете не беспокоиться. Согласен, мы немного уклонились от основной дороги, но отнюдь не заблудились и совершенно точно знаем свое местоположение. Это Чалфонт Святого Жиля.
Жерво с досадой поморщился и фыркнул.
— Потерянный…
— Говорю же вам: мы не потерялись! Не потерялись!
— Святого Жиля… — задумчиво проговорил Тиммс, как будто хотел вспомнить что-то очень интересное.
— Потерянный! — настойчиво проговорил герцог. Кузен Эдвардс продолжал утешать его, стараясь не отчаиваться.
— Нет же! Мы не потерялись, а значит, и вы не потерялись. Ларкин, присмотрите за герцогом. И поосторожнее… Что-то меня начинает беспокоить его состояние.
Жерво стоял рядом с кузеном Эдвардсом, упрямо глядя ему в глаза.
— Болван! — вдруг совершенно четко проговорил он. — Потерянный!
— Ничего, ничего, — делая успокаивающий жест рукой, согласился кузен Эдвардс. Он был невозмутим, однако оглядел стоящего перед ним Жерво довольно критично. — Боюсь, мы имеем дело с неожиданным случаем развития маниакального момента. Начальные симптомы сходятся: неуважение к окружающим и брань. Не волнуйтесь; герцог. Мы освободим вам руки, как только доберемся до места.
— Пойдемте со мной, господин Кристиан, — сказал Ларкин, взяв герцога под руку. Жерво резко отшатнулся и вырвал руку. Он устремил горящий взгляд на Мэдди. Смотрел так, как будто она в чем-то виновата. Она растерялась. Он развернулся и решительно зашагал в сторону трактира. Ларкин последовал за ним, как хорошо выдрессированная собака-поводырь.
У Мэдди пересохли губы. Она провела по ним языком.
— Ты хочешь чаю, папа?
Ее отец резко повернулся. Было видно, что ее вопрос вывел его из глубокой задумчивости.
— Чаю? Нет, нет. Давай лучше немного прогуляемся, девочка Мэдди.
«Девочка Мэдди…» Как странно! Как непривычно было слышать свое уменьшительное имя, произнесенное ясно, четко и без напряжения! Она уже привыкла к мучительным разговорным потугам Жерво. Вернее, не привыкла, а стала близко принимать их к сердцу. Мэдди не сомневалась, что Кристиан хочет сказать гораздо больше, чем может.
Все еще сильно волнуясь, она взяла отца под руку. Некоторое время они шли в полном молчании. Наконец Мэдди не выдержала и воскликнула:
— Надеюсь, он не потеряет над собой контроль и не станет буйствовать.
— Буйствовать? Герцог?
Мэдди никогда не рассказывала отцу о драке во дворе. Она пригладила манжету на рукаве, не спеша расправив ее пальцами.
— Герцог выглядит очень… беспокойным. Я думаю, кузен Эдвардс предпочел бы отправить с ним в карете не нас с тобой, а Ларкина.
— Ты боишься?
Удивление отца заставило Мэдди отчасти устыдиться своих чувств.
— Ты не знаешь его, папа. Страсть и переживания ему противопоказаны. Он не руководствуется разумом, а при этом обладает большой физической силой.
— А мне кажется, что он вполне разумен, — возразил Тиммс. — Ведь назвал же он кузена Эдвардса болваном.
— Папа!
Он добродушно улыбнулся и остановился.
— Где мы находимся? Мы поднимаемся по склону, не так ли? Посмотри внимательнее. Есть ли там с левой стороны коттедж… М… Из красного кирпича с высокой печной трубой и зарослями виноградника со стороны сада?
— О да! Вон он, я вижу его! Ты был здесь раньше?
— Да что ты, конечно, был! Посмотри, есть ли там табличка?
Мэдди кивнула.
— Написано: «Хижина Мильтона».
Ее отец ничего не сказал, только выразительно глянул на нее. Мэдди немного поморщилась, как будто что-то вспоминая.
Через несколько секунд она рассмеялась.
— Господи! А он и правда болван! И я тоже! И мы не потерялись, и он не потерялся! — Смешно пародируя интонацию кузена Эдвардса, она торжественно проговорила: — Вам незачем беспокоиться, господин Кристиан. Мы совершенно точно знаем наше местоположение, господин Кристиан. Чалфонт Святого Жиля. Боже! Это «Потерянный Рай»!
— Тот самый дом, где Мильтон написал свое произведение. Когда ты была совсем крошкой, мы как-то останавливались здесь.
— Представляю, что о нас думает герцог! Ты помнишь выражение его лица, когда кузен Эдвардс терпеливо объяснял ему, что мы не потерялись? О папа!.. — Мэдди прикусила губу, и смех прошел сам собой. У нее дрогнул голос, когда она сказала: — А папа, я знаю! Ему невыносимо тяжело переживать такое состояние! То, что с ним случилось… Он ненавидит свое теперешнее состояние.
— Герцог нуждается в тебе, девочка Мэдди, — сказал отец, положив свою ладонь ей на руку. — Ему необходимо, чтобы ты ему верила. Даже когда боишься.
— Я не думала… Я не уверена… Я постоянно молюсь… Раньше было легче, понятнее, а теперь…
Она запнулась. Отец стоял молча, не убирая своей ладони с ее руки.
«Он поцеловал меня, папа!»
Она ужасно хотела сказать отцу эти слова, но она не решалась. Не могла. Мэдди должна была оттолкнуть герцога в ту роковую минуту. Без всякого прощения. Герцог был другом ее отца, а она… Она тогда даже не шевельнулась. Она подумала, что, возможно, сама соблазнила Жерво, что, возможно, дьявол сидит и в ней самой… И заставляет строить герцогу глазки. Мэдди вдруг вспомнила сход, который был две недели назад. И слова, которые говорились на нем. Тогда-то Мэдди было все равно. Она даже не слушала проповедь, но теперь эти слова ясно вспомнились ей, как будто сам Господь распорядился так, чтобы она обратилась к ним: «Все наши радости, удовольствия и выгоды, — вещи, услаждающие телесное, — в результате оказываются не чем иным, как суетой сует и пустой бессмыслицей. Смирением мы должны противостоять всем соблазнам телесного мира».
Мэдди не чувствовала в душе смирения. Наоборот, в ней неистово бились радости и удовольствия, суета сует и пустая бессмыслица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122