— Извините, ваша светлость!
Девушка стала укачивать ребенка.
— Она не будет кричать! Она очень послушная, ваша светлость!
Выражение ужаса в ее глазах заставило Кристиана замереть в дверях. Внезапно плач прекратился. Девушка прислонила младенца к себе, открывая маленькое личико.
Девочка хныкала. На Кристиана смотрели две наполненные слезами пуговки глаз. Тревожно и внимательно. Лобик сморщился, как будто пассажир вышел из кэба и понял, что это не его остановка.
Со сверхъестественной силой узнавания и откровения Кристиан увидел самого себя. Не в круглом бледном личике, не в соломинках волосиков, не во всем облике ребенка… Кристиан увидел маленькое недоуменное замешательство, зарождающееся осознание, познание мира — странного и непостоянного; немного дурацкое, беспомощное ощущение того, что, возможно, ты ступаешь на зыбучие пески.
Жерво знал это чувство.
Рука его разжалась, он отпустил дверь и сделал шаг в комнату. Круглые, немигающие глаза следовали за его движением с ошеломленным недоумением. Младенец смотрел на его рубашку и черный плащ, рассматривая его как объект огромной, но непостижимой важности.
Девочка взглянула ему в лицо. И вдруг озарилась улыбкой, как при неожиданной встрече возлюбленного в толпе. Ты здесь: молчаливое послание осветило ее как свеча, вызывая в нем внезапный ответ. Наконец, ты здесь!
Девочка замолотила ручонками и усиленно загулюкала. Кристиан сделал шаг назад, потрясенный охватившим его чувством.
— Черт тебя побери, — тихо проговори он, а девочка засмеялась ему в ответ.
— Сэр? — голос лакея, раздавшийся сзади, заставил его обернуться…
С трудом Кристиан сфокусировал взгляд на слуге.
— Герцогиня… — Жерво понял, что теперь весь дом узнает, что произошло. Его охватил гнев. — Когда она уехала? Узнай.
— Ваша светлость, повар говорит, что хозяйка вышла через кухню два часа назад и запретила кому-либо следовать за ней.
Кристиан знал, куда она пошла. К своим квакерам, темным трезвенникам, которые были здесь вчера.
Или к Ричарду Гилю.
В нем взорвалась немая злоба. Тогда пусть уходит! Отпустить ее, отдать ему.
Кристиан толкнул дверь плечом, от чего она хлопнула о стену и отскочила. Младенец громко заревел.
— Тише, тише, — зашикала девушка, а ребенок заревел еще громче. Девушка встала и подняла ребенка на плечо. Девочка продолжала реветь.
— Она успокоится. Я сейчас уложу ее… — заверила девица сквозь завывания. — Если вы только разрешите ее где-нибудь уложить. Я бы присматривала за ней всю ночь…
— Положи! — Кристиан махнул рукой на кровать. — Здесь.
Он взялся за звонок. Девушка стала укладывать ребенка. Младенец! Чертов ребенок… Ричард Гиль… Мэдди… Мэдди… Она будет связана с этим мулом… Так ведь? Благочестивый хмырь, он и не знает, как…
Кристиан вспыхнул от злости.
Его. Она была его женой. Он не должен позволять Гилю прикасаться к ней. Опять он дернул звонок.
— Мой плащ, — рявкнул он лакею. — Вызвать экипаж.
У одного из длинных выставочных залов Баттерфильдз-Ламбет, прикрытом рядами цветов в горшках, ожидая, стоял Кристиан, поставив ногу на скамейку. Он похлопывал хлыстиком для верховой езды себе по ноге, в то время как квакер шел к нему вдоль теплицы.
Гиль остановился, но Кристиан не выпрямился, а лишь искоса смотрел на него.
За арочным проемом замерли последние звуки шагов садовника. Гиль вернул Кристиану напряженный взгляд, в котором не было ни триумфа, но и ни боязни и Кристиан сразу понял, ее здесь нет.
Он опустил глаза, кончиком хлыста толкнул бело-розовые гвоздики, молча глядя на них. У него было настоятельное желание резким движением срезать все цветы.
Но он сдержался.
— Она ушла от тебя? — спросил Гиль.
Сквозь пальцы Кристиан видел только его черную шелковую сутану на фоне ярких лепестков. Он подвигал хлыстом, шевеля листву, и подумал, что запах влажной земли и гвоздик теперь будет преследовать его.
— Она не приходила ко мне, — продолжал Ричард. — Ты знаешь, какое Собрание она посещает?
Кристиан покачал головой.
— Я могу узнать, — проговорил Гиль. — Я дам тебе знать, что она жива и здорова, если ты хочешь.
Кристиан чувствовал себя оставленным за высокой стеной с закрытыми воротами.
Она ушла по собственной воле и оставила его. Он не знал, где она. Он никогда не сможет завоевать ее уважения. Достаточное тому свидетельство ревело в его гостевой комнате. Его жизнь вызвала у Мэдди неприязнь, она стремилась к этому богобоязненному садовнику, к простому и скромному следованию добродетели.
Кристиан посмотрел на Гиля и подумал, что он никогда не заставит Мэдди рассмеяться.
— Ты будешь добрым постоянным и мудрым, гораздо мудрее меня, и она будет тебя уважать, черт тебя дери, проклятье! Лучший мужчина.
Кристиан отбросил плащ и выпрямился. Затем отвернулся. Раскрыв дверь, он нагнулся, держа в руке хлыст и шляпу.
— Она боится грозы, — сказал Жерво, что Гиль никогда бы не узнал этого сам.
И призраков. Жерво ступил на ранний иней. Но об этом Ричарду Гилю знать совершенно не обязательно.
Утреннее солнце вовсю светило через щель в занавесках гостевой комнаты, бросая полосу яркого света на кровать и подушки, поддерживающие ребенка. Кристиан посмотрел на сидящую в углу девушку и впервые обратил внимание, как она устала.
— Накормила? — мягко спросил он.
— Да, и переодела полчаса назад, сэр.
Он даже не подумал об этом.
— Ты… Я хотел сказать.
Она тихо ответила:
— Вчера вечером. Госпожа разрешила мне поесть.
— Тогда спустись вниз.
— О сэр, я не могу оставить ребенка.
— Я же здесь.
— Вы, сэр? — девушка, казалось, сильно сомневалась.
— Десять минут, — заявил Кристиан. — Ешь!
Она отвесила поклон и поспешила за дверь.
Кристиан подошел к кровати и посмотрел на ребенка. Он разбудил девочку, маленькие ручонки копались в покрывале, а похныкиванье вот-вот могло перейти в крик…
Договоренность. Шотландия. Он должен написать в Сазерленд. Но он уже устал думать об этом.
Девушка ему понравилась. Ей надо бы заплатить за уход за ребенком, хныканье начинало усиливаться, напоминая скрип двери, а затем стало переходить в настоящий ор.
Кристиан встал с кровати и, подойдя к занавескам, задернул их, полоса света исчезла. В сгустившейся темноте ребенок продолжал плакать, не кричать, а негромко всхлипывать, напоминая блеющую в горах заблудившуюся овечку.
Младенец был накрыт шалью. Кристиан подумал, что в нетопленой комнате девочке может быть холодно. Он снял плащ и набросил на малютку. Глазки-пуговки повернулись к нему. Плач прекратился и сменился выражением неясной озабоченности. Он сделал шаг назад и плач возобновился. Жерво не мог понять, что еще может требовать этот ребенок, возможно, она хочет на руки, но он решил не заходить так далеко, надо позвать другую горничную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122