– спросил Паакер.
– Хлеб-то у нас еще есть, – ответил карлик, – ну, а воды в Ниле полно. Женщине и карлику не так уж много надобно мяса; правда, последняя наша скотина так преобразилась, что зуб ее уже не берет.
Не поняв шутки карлика, Паакер вопросительно взглянул на него.
– Она преображается в деньги, – объяснил карлик. – А их никак не угрызешь. Но скоро и с ними будет покончено, а тогда уж придется искать способ печь сытные пироги из земли, воды и пальмового листа. Мне-то это безразлично – карлику ведь не много надо. Но вот как быть с нашей несчастной, нежной госпожой!
Тут Паакер так сильно хлестнул плетью по своим коням, что они взвились на дыбы, и понадобилась вся твердость его руки, чтобы их сдержать.
– Ты порвешь им губы, – предостерег хозяина старый раб. – Жаль дорогих коней.
– Тебе, что ли, за них платить? – прикрикнул на него Паакер. Затем, повернувшись к карлику, он с волнением спросил:
– Как же это Мена допускает, что его женщины бедствуют?
– Он больше не любит свою жену, – ответил карлик, печально опустив глаза. – Во время последнего дележа добычи он отказался от золота и серебра и вместо этого взял к себе в палатку пленницу из чужих краев. Его, видно, ослепили злые духи – где же можно найти женщину, прекраснее Неферт?
– Ты любишь свою госпожу?
– Как свет своих очей!
Во время этого разговора они подъехали к воротам храма. Паакер бросил рабу вожжи и, приказав ему и Нему подождать, попросил привратника провести себя к главному жрецу храма Пентауру. Просьбу свою он подкрепил большой горстью колец.
Привратник впустил его и, лишь для вида бегло помахав перед ним кадильницей, сказал:
– Ты найдешь его на третьей террасе, но он уже больше не главный жрец.
– Но так называют его в Доме Сети, откуда я приехал, – возразил Паакер.
Привратник презрительно пожал плечами.
– Взобраться на пальму легко, но еще легче упасть с нее, – сказал он и велел служителю отвести Паакера к Пентауру.
Пентаур тотчас же узнал махора. Справившись о причине его приезда, он услышал, что Паакеру нужно растолковать один странный сон.
Прежде чем рассказать свой сон, Паакер предупредил, что услуга эта не останется без вознаграждения, но, увидев, что лицо жреца омрачилось, поспешно добавил:
– Если я узнаю из твоего толкования, что сон этот сулит мне счастье, то пришлю вашей богине большое жертвенное животное.
– Ну, а в противном случае? – спросил Пентаур, которому в Доме Сети никогда не приходилось говорить о плате и пожертвованиях.
– Тогда я пришлю барана, – отвечал Паакер, не поняв тонкой насмешки, прозвучавшей в словах жреца. Он вообще имел обыкновение оплачивать милость богов в зависимости от того, насколько выгодна она ему была.
Пентаур невольно вспомнил, что говорил старик Гагабу о Паакере несколько дней назад, и ему захотелось самому испытать, как далеко зашло ослепление этого человека. Поэтому, сдержав улыбку, он спросил:
– Ну, а если я не смогу предсказать тебе ни дурного, ни хорошего?
– Я пожертвую антилопу и четырех гусей, – не задумываясь, ответил Паакер.
– Ну, а если я вообще не пожелаю помочь тебе? – осведомился Пентаур. – Если я сочту недостойным жреца разрешать кому бы то ни было платить богам в зависимости от степени их милости, как будто они чиновники, берущие взятки? Что, если я захочу доказать тебе, именно тебе, я ведь знаю тебя еще со школьной скамьи, что есть вещи, которые нельзя купить за деньги, доставшиеся в наследство?
Пораженный этими словами, Паакер попятился, а Пентаур невозмутимо продолжал:
– Я – служитель божества, но, как я вижу по твоему лицу, ты готов сорвать на мне свой необузданный нрав себе же во вред. Боги посылают нам сновидения не для того, чтобы предвещать радость или предупредить о беде. Нет! Они лишь предупреждают нас, чтобы мы подготовились духовно и со смиренной покорностью перенесли горе или с благодарностью встретили счастье, извлекая из того и из другого пользу для своей души. Я не хочу толковать твои сны. Приходи без даров, но с кротким сердцем и жаждой внутреннего просветления, – тогда я попрошу богов озарить меня и так растолковать даже дурной сон, чтобы он послужил тебе на благо. А теперь оставь меня и уходи из храма.
Паакер заскрежетал зубами от ярости, но, сдержавшись, медленно пошел прочь со словами:
– Если бы тебя уже не отстранили от дел, то за твой дерзкий отказ ты бы поплатился саном. Мы еще встретимся, и тогда ты узнаешь, что унаследованные деньги в хороших руках могут сделать больше, чем тебе кажется.
«Еще один враг», – подумал Пентаур, когда Паакер ушел. Затем он встал, распрямил плечи и высоко поднял голову с радостным сознанием, что он служит правде.
Пока Паакер разговаривал с Пентауром, карлик Нему беседовал с привратником и узнал от него обо всем случившемся в храме.
Бледный от бешенства, Паакер вскочил в колесницу и погнал лошадей, прежде чем Нему удалось вскарабкаться на подножку. Раб успел схватить карлика за шиворот и бережно поставил его позади своего господина.
– Мошенник! Негодяй! Он еще пожалеет, этот грязный пес Пентаур! – бормотал Паакер себе под нос.
Однако ни одно из этих слов не ускользнуло от ушей карлика, и, едва услыхав имя поэта, он сказал Паакеру:
– Они назначили главным жрецом этого храма какого-то развратника по имени Пентаур. Его выгнали из Дома Сети за распутство, а теперь, говорят, он подбил учеников на восстание и заманивал в храм нечистых женщин. Губы мои не осмеливаются произнести это, но привратник клялся, что глава астрологов из Дома Сети застал этого человека вместе с Бент-Анат, дочерью фараона, и тотчас же лишил его сана.
– С Бент-Анат? – удивился Паакер и, прежде чем карлик успел ответить, пробормотал: – Да, да! С Бент-Анат! – Ему вспомнился тот день, когда она долго оставалась с жрецом в хижине парасхита, пока он говорил с Неферт и ходил к колдунье.
– Не хотел бы я быть в шкуре этого жреца, – сказал Нему. – Рамсес хоть и далеко, зато везир Ани близко. Правда, это такой человек, который редко бывает суров, но ведь даже голубь никому не позволяет залезать в свое гнездо.
Паакер обернулся и вопросительно взглянул на карлика.
– Мне-то все известно, – сказал Нему. – Везир просит у Рамсеса руки его дочери. Да, да, он уже сватался, – продолжал карлик, увидав на лице Паакера недоверчивую усмешку. – И фараон не прочь дать согласие. Он ведь охотно устраивает свадьбы… Впрочем, тебе это должно быть известно лучше, чем кому-либо другому.
– Мне? – удивился Паакер.
– Ну, да. Не он ли заставил Катути отдать в жены возничему ее дочь Неферт? Я слышал это от нее самой. Она может тебе это подтвердить.
Паакер только покачал головой, но карлик настойчиво продолжал:
– Да! Да! Катути тебя, только тебя хотела видеть своим зятем, но фараон расстроил вашу свадьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146
– Хлеб-то у нас еще есть, – ответил карлик, – ну, а воды в Ниле полно. Женщине и карлику не так уж много надобно мяса; правда, последняя наша скотина так преобразилась, что зуб ее уже не берет.
Не поняв шутки карлика, Паакер вопросительно взглянул на него.
– Она преображается в деньги, – объяснил карлик. – А их никак не угрызешь. Но скоро и с ними будет покончено, а тогда уж придется искать способ печь сытные пироги из земли, воды и пальмового листа. Мне-то это безразлично – карлику ведь не много надо. Но вот как быть с нашей несчастной, нежной госпожой!
Тут Паакер так сильно хлестнул плетью по своим коням, что они взвились на дыбы, и понадобилась вся твердость его руки, чтобы их сдержать.
– Ты порвешь им губы, – предостерег хозяина старый раб. – Жаль дорогих коней.
– Тебе, что ли, за них платить? – прикрикнул на него Паакер. Затем, повернувшись к карлику, он с волнением спросил:
– Как же это Мена допускает, что его женщины бедствуют?
– Он больше не любит свою жену, – ответил карлик, печально опустив глаза. – Во время последнего дележа добычи он отказался от золота и серебра и вместо этого взял к себе в палатку пленницу из чужих краев. Его, видно, ослепили злые духи – где же можно найти женщину, прекраснее Неферт?
– Ты любишь свою госпожу?
– Как свет своих очей!
Во время этого разговора они подъехали к воротам храма. Паакер бросил рабу вожжи и, приказав ему и Нему подождать, попросил привратника провести себя к главному жрецу храма Пентауру. Просьбу свою он подкрепил большой горстью колец.
Привратник впустил его и, лишь для вида бегло помахав перед ним кадильницей, сказал:
– Ты найдешь его на третьей террасе, но он уже больше не главный жрец.
– Но так называют его в Доме Сети, откуда я приехал, – возразил Паакер.
Привратник презрительно пожал плечами.
– Взобраться на пальму легко, но еще легче упасть с нее, – сказал он и велел служителю отвести Паакера к Пентауру.
Пентаур тотчас же узнал махора. Справившись о причине его приезда, он услышал, что Паакеру нужно растолковать один странный сон.
Прежде чем рассказать свой сон, Паакер предупредил, что услуга эта не останется без вознаграждения, но, увидев, что лицо жреца омрачилось, поспешно добавил:
– Если я узнаю из твоего толкования, что сон этот сулит мне счастье, то пришлю вашей богине большое жертвенное животное.
– Ну, а в противном случае? – спросил Пентаур, которому в Доме Сети никогда не приходилось говорить о плате и пожертвованиях.
– Тогда я пришлю барана, – отвечал Паакер, не поняв тонкой насмешки, прозвучавшей в словах жреца. Он вообще имел обыкновение оплачивать милость богов в зависимости от того, насколько выгодна она ему была.
Пентаур невольно вспомнил, что говорил старик Гагабу о Паакере несколько дней назад, и ему захотелось самому испытать, как далеко зашло ослепление этого человека. Поэтому, сдержав улыбку, он спросил:
– Ну, а если я не смогу предсказать тебе ни дурного, ни хорошего?
– Я пожертвую антилопу и четырех гусей, – не задумываясь, ответил Паакер.
– Ну, а если я вообще не пожелаю помочь тебе? – осведомился Пентаур. – Если я сочту недостойным жреца разрешать кому бы то ни было платить богам в зависимости от степени их милости, как будто они чиновники, берущие взятки? Что, если я захочу доказать тебе, именно тебе, я ведь знаю тебя еще со школьной скамьи, что есть вещи, которые нельзя купить за деньги, доставшиеся в наследство?
Пораженный этими словами, Паакер попятился, а Пентаур невозмутимо продолжал:
– Я – служитель божества, но, как я вижу по твоему лицу, ты готов сорвать на мне свой необузданный нрав себе же во вред. Боги посылают нам сновидения не для того, чтобы предвещать радость или предупредить о беде. Нет! Они лишь предупреждают нас, чтобы мы подготовились духовно и со смиренной покорностью перенесли горе или с благодарностью встретили счастье, извлекая из того и из другого пользу для своей души. Я не хочу толковать твои сны. Приходи без даров, но с кротким сердцем и жаждой внутреннего просветления, – тогда я попрошу богов озарить меня и так растолковать даже дурной сон, чтобы он послужил тебе на благо. А теперь оставь меня и уходи из храма.
Паакер заскрежетал зубами от ярости, но, сдержавшись, медленно пошел прочь со словами:
– Если бы тебя уже не отстранили от дел, то за твой дерзкий отказ ты бы поплатился саном. Мы еще встретимся, и тогда ты узнаешь, что унаследованные деньги в хороших руках могут сделать больше, чем тебе кажется.
«Еще один враг», – подумал Пентаур, когда Паакер ушел. Затем он встал, распрямил плечи и высоко поднял голову с радостным сознанием, что он служит правде.
Пока Паакер разговаривал с Пентауром, карлик Нему беседовал с привратником и узнал от него обо всем случившемся в храме.
Бледный от бешенства, Паакер вскочил в колесницу и погнал лошадей, прежде чем Нему удалось вскарабкаться на подножку. Раб успел схватить карлика за шиворот и бережно поставил его позади своего господина.
– Мошенник! Негодяй! Он еще пожалеет, этот грязный пес Пентаур! – бормотал Паакер себе под нос.
Однако ни одно из этих слов не ускользнуло от ушей карлика, и, едва услыхав имя поэта, он сказал Паакеру:
– Они назначили главным жрецом этого храма какого-то развратника по имени Пентаур. Его выгнали из Дома Сети за распутство, а теперь, говорят, он подбил учеников на восстание и заманивал в храм нечистых женщин. Губы мои не осмеливаются произнести это, но привратник клялся, что глава астрологов из Дома Сети застал этого человека вместе с Бент-Анат, дочерью фараона, и тотчас же лишил его сана.
– С Бент-Анат? – удивился Паакер и, прежде чем карлик успел ответить, пробормотал: – Да, да! С Бент-Анат! – Ему вспомнился тот день, когда она долго оставалась с жрецом в хижине парасхита, пока он говорил с Неферт и ходил к колдунье.
– Не хотел бы я быть в шкуре этого жреца, – сказал Нему. – Рамсес хоть и далеко, зато везир Ани близко. Правда, это такой человек, который редко бывает суров, но ведь даже голубь никому не позволяет залезать в свое гнездо.
Паакер обернулся и вопросительно взглянул на карлика.
– Мне-то все известно, – сказал Нему. – Везир просит у Рамсеса руки его дочери. Да, да, он уже сватался, – продолжал карлик, увидав на лице Паакера недоверчивую усмешку. – И фараон не прочь дать согласие. Он ведь охотно устраивает свадьбы… Впрочем, тебе это должно быть известно лучше, чем кому-либо другому.
– Мне? – удивился Паакер.
– Ну, да. Не он ли заставил Катути отдать в жены возничему ее дочь Неферт? Я слышал это от нее самой. Она может тебе это подтвердить.
Паакер только покачал головой, но карлик настойчиво продолжал:
– Да! Да! Катути тебя, только тебя хотела видеть своим зятем, но фараон расстроил вашу свадьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146