— А сколько вас там?
— Еще девять.
— И много у вас дел?
— Очень много. Люди такие плохие! Поступки неправедных не дают нам спокойно спать и есть. Мы бегаем день и ночь, чтобы раскрыть иное преступление.
— Да, мы застали тебя как раз за таким занятием… Было похоже, что моя ирония его совсем не обидела.
Он ответил:
— Я бежал и даже вспотел, но только в мыслях. Мысли быстрее, чем ноги. Поэтому лучше передвигаться мысленно, нежели с помощью ног. Тогда не уйдет ни один преступник.
— Это великолепное объяснение твоего здесь нахождения. Ты за кем-нибудь охотишься?
— Конечно, но зачем тебе это знать?
— Затем, что ты мне нравишься. Ты философ, у которого можно поучиться. Прямо Аристотель!
— Я не знаю, кто этот господин, но, наверное, видел его когда-то. Из твоих слов ясно, что это умный и предприимчивый человек, раз ты говоришь, что у него можно поучиться, поэтому меня радует, что ты меня с ним сравниваешь. У тебя хорошие манеры, и ты умеешь разговаривать. Ты здешний?
— Нет, я из далекой страны, что далеко на Западе.
— А, знаю, это Индия.
— Возможно, ты отлично знаешь географию, но мне почему-то казалось, что Запад в другой стороне.
— Нет, Запад в Индии. Это единственная страна, где может лежать запад. Но если ты не из этих мест, я должен спросить у тебя паспорт. Есть он у тебя?
— В кармане.
— Покажи.
Поскольку он продолжал спокойно возлежать на траве и курить трубку, я ответил:
— А не хочешь ли ты подойти и посмотреть?
— Нет, не получится.
— Почему же?
— Я не должен беспокоить своих мыслей.
— Правильно. И я не буду.
— Тогда спрашивается, какая из наших мыслей главнее. Ясно, моя.
— Как это?
— Ну, во-первых, я полицейский, а ты чужестранец. А во-вторых, твоя родина лежит на каком-то ненастоящем Западе, значит, у вас все фальшивое, и паспорта тоже. Поэтому я даже пальцем не пошевелю, не то что встану.
Я громко рассмеялся.
— Ты непревзойденный бюрократ. Твои взгляды и убеждения настолько совершенны, что, наверное, сам Пророк продиктовал их тебе.
— Если ты так думаешь, слезь с лошади и узаконь свое пребывание здесь.
Я спешился, вынул серебряную монету, протянул ему и сказал:
— Вот мой паспорт.
Он осмотрел деньги. Лицо его тут же приняло приветливое выражение, он впервые за все время нашего разговора вынул трубку изо рта и вскричал:
— Десять пиастров!
— Ты не ошибся.
— Я такой монеты ни разу не видел. Даже в Стамбуле. Господин, у тебя манеры еще более изысканные, чем я думал. Ты достиг высшей ступени образования, ворота рая для тебя открыты.
— Значит, этот паспорт подходит?
— Очень даже подходит. Он не фальшивый, как я было подумал. Твои спутники не желают последовать твоему примеру?
— В этом нет нужды.
— Как это?
— Посмотри внимательнее на паспорт. Он у нас на всех один.
— Это нехорошо. Падишах издал приказ, по которому любой чужеземец должен узаконить свое пребывание в его владениях.
— Это, наверное, было позже. Ты бывал в Стамбуле?
— Много лет назад.
— А сколько времени ты здесь?
— Две недели.
— Тогда понятно, почему ты не знаешь моего спутника, который родом из этой местности. — И я указал на хозяина. — Так что не все мы здесь иностранцы. Ты разрешить нам ехать дальше? — спросил я, хотя у меня было противоположное этому вопросу желание. Он ответил, как я и ожидал:
— Ради Аллаха, но мне надо бы побеседовать с людьми, чье поведение меня так порадовало.
— А меня не менее обрадовало твое. Можно осведомиться, за чем ты так стремишься в своих мыслях?
— Я охотно сделал бы это, но речь мне дается с трудом.
— О, я этого не заметил!
— И тем не менее это так. Когда в мыслях так мечешься, оказываешься весь в поту, а легкие отказываются дышать. У тебя нет ничего, что охладило бы мой горячий язык?
Я прекрасно понял, что он имеет в виду, но спросил:
— А что ты предпочтешь?
— Холодный металл. Он очень хорошо охлаждает.
— А какого размера?
— Пять пиастров.
— Ну, это легко выполнимо. Вот он.
Я вынул пятипиастровик и дал ему. Он быстро сунул ее в карман, вместо того чтобы положить под язык.
— Теперь мне легче говорить, чем раньше. Когда целый месяц приходится ждать жалованья, и жизнь, и речь становятся трудными, к тому же эти мои гонки… Я ведь ловлю не одного, а троих преступников!
— О, какое сложное дело тебе поручили!
— Да, потому с утра я здесь и лежу и неотрывно думаю о том, откуда начать поиски. Это ли не труд?
— Великий труд!
— Надеюсь, сегодня придет и новая мысль.
— А ты не собираешься сам пуститься за ворами?
— Я и так это делаю.
— Да, но только в мыслях. А я имею в виду — с помощью ног.
— Нет, такое может предположить только недалекий человек. Погонись я за ними с утра без отдыха, я бы выдохся и так и не догнал бы злоумышленников. Лучше уж здесь лежать и размышлять о том, как они далеко убежали.
— Как, ты не знаешь, где они скрываются?
— Кто их знает?
— Даже направление?
— Говорили, что они поехали в Дойран, но если рассудить здраво, какой же преступник станет рассказывать, куда он собирается бежать?
— Ты прав. Тебе не дали других сведений?
— Дали. Они скачут на светлых лошадях и украли сто фунтов и золотые украшения. И вот я теперь размышляю, как я с помощью этих сведений поймаю злоумышленников.
Он произнес это с такой непередаваемой иронией, что я чуть не расхохотался. Потом спросил:
— А другие твои товарищи занимаются этим делом?
— Нет, об этом они не знают.
— Что, полицейский префект не сообщил?
— Нет.
— И не послал их за ворами?
— Нет.
— А вот это надо было сделать!
— Ты думаешь? Он другого мнения. Он вызвал меня, поскольку я его лучший следопыт, и дал мне шесть дней, чтобы я обдумал свои действия. Сегодня надеюсь закончить. Поэтому я уединился в отдаленном месте и сам с собой советуюсь. Никто об этом не ведает. Если воры узнают, что мы идем по их следу, они уйдут еще дальше.
— А если они потратят деньги раньше, чем вы их поймаете?
— Значит, на то воля Аллаха, и никто ничего не скажет.
Беседуя с ним, я заметил, что наш хозяин внутренне напрягся. Он был убежден, что весь полицейский аппарат поставлен на ноги, чтобы вернуть ему украденные ценности. Сейчас же он, к своему удивлению, убедился в том, что этим занимается один хавас. Да и тот получил целых шесть дней на то, чтобы — нет, не ловить — обдумать возможность поимки!
Для ограбленного это переполнило чашу терпения. Он несколько раз порывался встрять в разговор, но я то и дело останавливал его поползновения умоляющим взглядом или едва заметным кивком. Но теперь он уже не смог унять гнева. Он соскочил с лошади, подскочил к развалившемуся на земле хавасу и закричал:
— Ты что сказал?! Аллаха, говоришь, воля?!
— Да, — ответил тот равнодушно.
— Воля на то, что деньги пропали!
— Если пропали, значит, на то и воля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88