Я же торгую Святым писанием. У меня есть бумага, перо и чернила в седельной сумке. Вот сейчас мы этот исбат и изготовим.
— Отличное решение.
— Но я никак не могу, — запротестовал красильщик. — Я слишком взволнован, у меня дрожат руки. Мое тело как гора, полная огня и землетрясений.
— А вот мы сейчас это землетрясение успокоим! — И хаджи потянулся к плетке.
— О Аллах! Аллах! — запричитал толстяк. — Я — кустик, зажатый между двух скал…
— Скорее, овца, разгрызаемая двумя львами. Мой эфенди дает тебе минуту на размышления.
— Это так, господин? — повернул он ко мне искаженное от страха лицо.
— Именно так. По истечении минуты ты можешь идти в дом, а я посылаю за киаджей.
— Ладно, пусть Москлан делает со мной что хочет. Видит Аллах, я не могу поступить иначе. Подписываюсь.
— Но этого мне недостаточно.
— Как? А что тебе еще нужно?
— Твои спутники. Они тоже должны поклясться и подписаться, как и ты. Они поедут к тебе, и ты на глазах у всех передашь руку дочери Сахафу.
— Они этого не сделают.
— Отчего же?
— Они не умеют писать.
— Умеют, так же как и ты. А если и в самом деле не умеют, то поставят знак вместо подписи. От них требуется только это, а потом они свободны.
— Они этого не сделают, потому…
— Стой, Бошак! — прервал его чей-то голос — Зачем нам подвергать себя опасности? Эфенди, это действительно все, что ты от нас требуешь?
— Да.
— И тогда ты никому не скажешь о том, что здесь произошло?
— Никому.
Я узнал голос нищего. Он был здесь главным злоумышленником и, понятное дело, больше всех хотел отвести от себя опасность. Едва услышав мое «никому», он сказал:
— Пусть бояджи подписывает исбат. Мы подпишемся сразу после него.
— А что скажет Москлан? — попытался опять возразить толстяк.
— Ничего он не скажет. Он уже ничего не станет требовать.
— Ну вот и хорошо, — произнес я. — Вот и договорились. Возвращайся в хижину, бояджи.
— Так и не подписав? — обрадованно спросил он.
— Мы ведь подготовили исбат, и я зайду к вам с ним.
— Во имя Аллаха не ходи, — прошептал мне на ухо Халеф и схватил за руку.
— Ба! Да эти люди мне ничего не сделают. Если вы почувствуете, что со мной что-то случилось, поджигайте крышу и берите на мушку вход, тогда из дома никто не уйдет.
— Входи, входи, эфенди! — крикнул из дома нищий.
— Сиди, я с тобой! — сказал Халеф.
— Успокойся, нам сейчас ничего не угрожает. Вставай, Бошак!
Толстяк, кряхтя, поднялся и поплелся в хижину. Халеф достал револьвер, но тут же спрятал его, как только заметил, что люди в хижине отложили ружья в сторону. Я дал знак Омару, Сахафу и Оско, чтобы те вошли. Толстяк по-прежнему никак не соглашался. Уж очень он боялся Москлана; остальные же, особенно нищий, убеждали его подписать. Наконец он согласился. И вот Сахаф, довольный, вышел к своей лошади, держа в руках подписанный документ.
— А ты хочешь подписать, господин? — спросил он меня.
— Нет, мне это ни к чему. Ты, жених, следи лучше, чтобы невеста от тебя не ускользнула!
Я взял у Сахафа готовую бумагу и убедился, что составлена она по всем правилам. Все-таки Сахаф был превосходным стилистом. Но когда дело дошло до подписи пекаря, представление началось сначала.
— Сиди, может, лучше его повесить? — спросил меня Халеф скучающим тоном.
— Это успеется. Сначала доставим его к киадже. Ну-ка, ребята, хватайте его.
— Я уже подписываю! — завопил толстяк.
Все. Документ был готов. Сахаф повернулся к остальным и быстро получил от них не только подписи, но и устное подтверждение. Теперь, когда все было в порядке, Сахаф сказал:
— Теперь скачем в Енибашлы. Вы будете свидетелями при нашем обручении.
— Дайте мне отдохнуть, — заныл красильщик, — я так устал от…
— А ну давай! — прервал его Халеф, подталкивая его к выходу.
Тут я услышал стук копыт. Должно быть, всадник был уже близко, так как лесная подстилка гасила все звуки. У нас даже не было времени перекинуться словами, как он вошел. Представьте мое удивление, когда я узнал в этом человеке Москлана — того самого, который выдавал себя за Пимозу!
Как же ему удалось ускользнуть от кузнеца, если только он не… Но нет, для таких мыслей у меня не было времени.
— Проклятый негодяй! Вот ты где!
Эти слова явно предназначались мне. Я увидел направленный на меня пистолет. Прогремел выстрел, я бросился в сторону — даже не знаю, как сумел так 6ыстро среагировать — и в следующее мгновение ударил его прикладом штуцера в лицо. Он выронил оружие и с криком схватился обеими руками за лицо. В то же мгновение Халеф бросился на него и повалил на землю.
Все произошло настолько быстро, что остальные даже не успели подняться с пола.
Теперь же все вскочили. Халеф крепко держал Москлана, а Оско скрутил ему руки. Тот почти не оказывал сопротивления, держался руками за лицо и завывал. Конец приклада выбил ему зубы, а может быть, раздробил подбородок. Только тут я услышал, что еще один человек неистово кричит от боли или, вернее, вопит так, будто сел на острие пики. Это был жирный красильщик.
— Мой палец, моя кисть, моя рука, мое тело, мой организм! Меня ранили! Он стрелял в меня, в меня! — При этом он раскачивался из стороны в сторону как сумасшедший.
— Покажи! — попросил я его.
— Вот, смотри, кровь течет, жизнь вытекает из меня, я уже труп.
На самом деле его палец был лишь слегка задет пулей, срезавшей небольшой кусочек кожи и мяса.
— Успокойся, — приказал я ему. — Это даже не рана.
— Что? Как не рана? — спросил он, удивленно рассматривая палец. Затем, поняв, что его жизни и в самом деле ничего не угрожает, счастливо поднял глаза. — Аллах милостив. На этот раз он спас меня от верной смерти.
— Да, всего на два шага правее.
— Два шага, эфенди. Зачем ты так быстро убрал свою голову?
— Конечно, чтобы в меня не попали!
— Но тогда он попал бы в меня! Этот несчастный лишил бы меня жизни. Я обещал ему свою дочку, а он в меня стреляет! Неужели не мог лучше прицелиться. Сабах, пойди сюда, перевяжи меня.
Но Сабах в это время осматривал Москлана. Раненый силился что-то сказать, но не мог. Он издавал лишь какие-то булькающие звуки.
— А вон еще всадник.
Я тоже заметил мужчину, ехавшего на неоседланной лошади. Мы вышли во двор, поджидая нового гостя. Увидев нас, он явно замедлил ход.
— Слава Богу, жив и здоров, — сказал я.
— Кто это? — спросил Оско.
— Кузнец. Сегодня все друг за дружкой охотятся. Настоящая псовая охота.
Узнав нас, Шимин закричал:
— Слава Богу, ты жив, а я уже начал беспокоиться!
— Что же случилось?
— Да ничего особенного.
— А что с женой?
— Он ударил ее кулаком по голове, но особого вреда не причинил.
Наконец Шимин подъехал к нам. Быстрая езда выбила его из сил.
— Вы видели его? — спросил он.
— Да, он стрелял, но промахнулся.
— Откуда же он взял оружие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
— Отличное решение.
— Но я никак не могу, — запротестовал красильщик. — Я слишком взволнован, у меня дрожат руки. Мое тело как гора, полная огня и землетрясений.
— А вот мы сейчас это землетрясение успокоим! — И хаджи потянулся к плетке.
— О Аллах! Аллах! — запричитал толстяк. — Я — кустик, зажатый между двух скал…
— Скорее, овца, разгрызаемая двумя львами. Мой эфенди дает тебе минуту на размышления.
— Это так, господин? — повернул он ко мне искаженное от страха лицо.
— Именно так. По истечении минуты ты можешь идти в дом, а я посылаю за киаджей.
— Ладно, пусть Москлан делает со мной что хочет. Видит Аллах, я не могу поступить иначе. Подписываюсь.
— Но этого мне недостаточно.
— Как? А что тебе еще нужно?
— Твои спутники. Они тоже должны поклясться и подписаться, как и ты. Они поедут к тебе, и ты на глазах у всех передашь руку дочери Сахафу.
— Они этого не сделают.
— Отчего же?
— Они не умеют писать.
— Умеют, так же как и ты. А если и в самом деле не умеют, то поставят знак вместо подписи. От них требуется только это, а потом они свободны.
— Они этого не сделают, потому…
— Стой, Бошак! — прервал его чей-то голос — Зачем нам подвергать себя опасности? Эфенди, это действительно все, что ты от нас требуешь?
— Да.
— И тогда ты никому не скажешь о том, что здесь произошло?
— Никому.
Я узнал голос нищего. Он был здесь главным злоумышленником и, понятное дело, больше всех хотел отвести от себя опасность. Едва услышав мое «никому», он сказал:
— Пусть бояджи подписывает исбат. Мы подпишемся сразу после него.
— А что скажет Москлан? — попытался опять возразить толстяк.
— Ничего он не скажет. Он уже ничего не станет требовать.
— Ну вот и хорошо, — произнес я. — Вот и договорились. Возвращайся в хижину, бояджи.
— Так и не подписав? — обрадованно спросил он.
— Мы ведь подготовили исбат, и я зайду к вам с ним.
— Во имя Аллаха не ходи, — прошептал мне на ухо Халеф и схватил за руку.
— Ба! Да эти люди мне ничего не сделают. Если вы почувствуете, что со мной что-то случилось, поджигайте крышу и берите на мушку вход, тогда из дома никто не уйдет.
— Входи, входи, эфенди! — крикнул из дома нищий.
— Сиди, я с тобой! — сказал Халеф.
— Успокойся, нам сейчас ничего не угрожает. Вставай, Бошак!
Толстяк, кряхтя, поднялся и поплелся в хижину. Халеф достал револьвер, но тут же спрятал его, как только заметил, что люди в хижине отложили ружья в сторону. Я дал знак Омару, Сахафу и Оско, чтобы те вошли. Толстяк по-прежнему никак не соглашался. Уж очень он боялся Москлана; остальные же, особенно нищий, убеждали его подписать. Наконец он согласился. И вот Сахаф, довольный, вышел к своей лошади, держа в руках подписанный документ.
— А ты хочешь подписать, господин? — спросил он меня.
— Нет, мне это ни к чему. Ты, жених, следи лучше, чтобы невеста от тебя не ускользнула!
Я взял у Сахафа готовую бумагу и убедился, что составлена она по всем правилам. Все-таки Сахаф был превосходным стилистом. Но когда дело дошло до подписи пекаря, представление началось сначала.
— Сиди, может, лучше его повесить? — спросил меня Халеф скучающим тоном.
— Это успеется. Сначала доставим его к киадже. Ну-ка, ребята, хватайте его.
— Я уже подписываю! — завопил толстяк.
Все. Документ был готов. Сахаф повернулся к остальным и быстро получил от них не только подписи, но и устное подтверждение. Теперь, когда все было в порядке, Сахаф сказал:
— Теперь скачем в Енибашлы. Вы будете свидетелями при нашем обручении.
— Дайте мне отдохнуть, — заныл красильщик, — я так устал от…
— А ну давай! — прервал его Халеф, подталкивая его к выходу.
Тут я услышал стук копыт. Должно быть, всадник был уже близко, так как лесная подстилка гасила все звуки. У нас даже не было времени перекинуться словами, как он вошел. Представьте мое удивление, когда я узнал в этом человеке Москлана — того самого, который выдавал себя за Пимозу!
Как же ему удалось ускользнуть от кузнеца, если только он не… Но нет, для таких мыслей у меня не было времени.
— Проклятый негодяй! Вот ты где!
Эти слова явно предназначались мне. Я увидел направленный на меня пистолет. Прогремел выстрел, я бросился в сторону — даже не знаю, как сумел так 6ыстро среагировать — и в следующее мгновение ударил его прикладом штуцера в лицо. Он выронил оружие и с криком схватился обеими руками за лицо. В то же мгновение Халеф бросился на него и повалил на землю.
Все произошло настолько быстро, что остальные даже не успели подняться с пола.
Теперь же все вскочили. Халеф крепко держал Москлана, а Оско скрутил ему руки. Тот почти не оказывал сопротивления, держался руками за лицо и завывал. Конец приклада выбил ему зубы, а может быть, раздробил подбородок. Только тут я услышал, что еще один человек неистово кричит от боли или, вернее, вопит так, будто сел на острие пики. Это был жирный красильщик.
— Мой палец, моя кисть, моя рука, мое тело, мой организм! Меня ранили! Он стрелял в меня, в меня! — При этом он раскачивался из стороны в сторону как сумасшедший.
— Покажи! — попросил я его.
— Вот, смотри, кровь течет, жизнь вытекает из меня, я уже труп.
На самом деле его палец был лишь слегка задет пулей, срезавшей небольшой кусочек кожи и мяса.
— Успокойся, — приказал я ему. — Это даже не рана.
— Что? Как не рана? — спросил он, удивленно рассматривая палец. Затем, поняв, что его жизни и в самом деле ничего не угрожает, счастливо поднял глаза. — Аллах милостив. На этот раз он спас меня от верной смерти.
— Да, всего на два шага правее.
— Два шага, эфенди. Зачем ты так быстро убрал свою голову?
— Конечно, чтобы в меня не попали!
— Но тогда он попал бы в меня! Этот несчастный лишил бы меня жизни. Я обещал ему свою дочку, а он в меня стреляет! Неужели не мог лучше прицелиться. Сабах, пойди сюда, перевяжи меня.
Но Сабах в это время осматривал Москлана. Раненый силился что-то сказать, но не мог. Он издавал лишь какие-то булькающие звуки.
— А вон еще всадник.
Я тоже заметил мужчину, ехавшего на неоседланной лошади. Мы вышли во двор, поджидая нового гостя. Увидев нас, он явно замедлил ход.
— Слава Богу, жив и здоров, — сказал я.
— Кто это? — спросил Оско.
— Кузнец. Сегодня все друг за дружкой охотятся. Настоящая псовая охота.
Узнав нас, Шимин закричал:
— Слава Богу, ты жив, а я уже начал беспокоиться!
— Что же случилось?
— Да ничего особенного.
— А что с женой?
— Он ударил ее кулаком по голове, но особого вреда не причинил.
Наконец Шимин подъехал к нам. Быстрая езда выбила его из сил.
— Вы видели его? — спросил он.
— Да, он стрелял, но промахнулся.
— Откуда же он взял оружие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88