Вскоре она хватилась, что не сводит глаз с лежащей
на каминной полке каменной головы и грустно размышляет о миссис Салливэн.
Мысли об экономке сменились мыслями о Фионе. Потом мыслями о Перышке.
Вздрогнув, Энджела прокрутила в голове свой ужасный сон. Он очень
напоминал тот, который приснился ей в Ирландии. Нет, он был хуже. Что он
означал? Чутье подсказывало Энджеле: не может быть, чтобы этот сон ничего
не означал. Что бы ей ни говорили, он не был обычным кошмаром. Что-то
связывало его со смертями. Не пыталось ли подсознание Энджелы что-то
сообщить ей, не передавало ли какую-то информацию, которую она сознательно
отметала? Может быть, следовало бы показаться психиатру. Если бы только
была жива Фиона. Энджела снова вернулась к Фионе. Ее мятущиеся мысли были
планетами, вращавшимися вокруг незримого потухшего солнца; деревянными
лошадками на карусели смерти: Фиона, миссис Салливэн, Перышко, Фиона,
миссис Салливэн, Перышко; круг за кругом проносились они, а в центре все
время пряталась невидимая потайная ступица, присутствие которой Энджела
тем не менее ощущала, угрюмая звезда, ось, которая, как ей начинало
казаться, должна была там быть, дабы связать в единое целое весь этот ужас
и, может быть, даже то страшное чувство давящей на живот тяжести, с
которым Энджела очнулась от сна. Процесс оживления... что, этим
действительно можно было что-то объяснить? Энджела молила Бога, чтобы это
оказалось так. Это означало бы жизнь - жизнь, заявляющую о себе в лицо
всем смертям, ее дитя, зашевелившееся в теплой тьме материнской утробы, в
теплой питающей его тьме. Ведь разве тьма - непременно зло? Разве она
непременно означает холод, разложение и смерть? Но карусель снова
неумолимо повернулась к смерти, к смерти миссис Салливэн, к омерзительному
раздиранию мышц, хрящей и сосудов, к мучительному отъединению конечностей
- крэк! крэк! крэк! - сустав от сустава, позвонок от позвонка. Что за
чудовище должно было побывать у миссис Салливэн, что за одержимое бесами
сознание требовалось, чтобы вот так убить и исчезнуть, прихватив с собой
голову? Может быть, сродни тому, кто был способен убежать с места аварии с
оторванной рукой? Или отрывать головы живым кошкам и собакам?..
Энджела со всхлипом запустила кроссворд через комнату и, чтобы
сдержать неумолимый поток страшных образов, прижала кулаки к глазам.
Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что каменная голова
смотрит с каминной полки прямо на нее. В голове у Энджелы зазвучали слова
предостережения, сделанного миссис Салливэн.
Испуганная, зачарованная, она пристально вглядывалась в камень, по
крохам собирая всю рассудительность, какую могла отыскать, чтобы дать
отпор мысли, которая медленно, но верно овладевала ею.
Как мог камень - бесчувственный, неодушевленный кусок камня -
приносить несчастье? В этом не было ни капли смысла.
И все же...
Она щипнула подушку и выдернула пушинку.
Что, если миссис Салливэн все-таки была права? Девица-экстрасенс (как
же ее звали?) заявила, будто почувствовала в их доме некое влияние,
вызывающее беспокойство.
Что, если в этом каким-то образом был виноват камень?
Если одни дома и предметы могли, как намекала Бонни Барнетт (вот как
ее звали!) нести на себе благословение, то другие, может быть, несли на
себе проклятие?
Потом Энджела припомнила, что говорил ей о языческих религиях Маккей.
И снова нахмурилась, не сводя глаз с камня.
Как же узнать?
Только методом проб и ошибок.
Избавившись от него.
И все же. Скажем, Энджела избавляется от него и неприятности
прекращаются. Все равно полной уверенности, что их вызывал камень, у нее
не будет.
Или хуже того: вдруг неприятности не прекратятся и после того, как
она избавится от камня? Камень был ценной антикварной вещью.
Что, если на самом деле камень оберегал их с Шоном от несчастий,
подобно громоотводу отклоняя беду от них самих и переводя на окружающих их
людей? Тогда Энджела будет проклята в любом случае - избавится она от
камня или нет.
Ситуация была абсурдной.
Энджела схватила "Космополитэн" и принялась судорожно просматривать.
Сообразив, что уже читала этот журнал, она запустила им вслед за
кроссвордами. И снова поймала себя на том, что рассматривает камень на
каминной полке. Вопрос мучил Энджелу, отказываясь уйти. Мог ли быть
виноват камень? Как следовало разрешить этот вопрос? Совет специалиста,
вот что ей было нужно. Специалиста? Специалист - это кто, черт возьми?
Священник? Экстрасенс?
Бонни Барнетт.
Но Бонни вернулась в Орегон.
Может быть, у Стиви Осорио есть ее телефон.
Стиви болтался на борту исследовательского судна где-то в Тихом
океане. Должны были быть другие экстрасенсы. Как их найти? Желтые
страницы? Черил должна знать.
Когда в комнату вошел Шон, Энджела все еще мучилась из-за камня и не
услышала, как подъехала его машина.
Он стоял в дверях и хмурился. Энджела заметила, что его правая щека
припухла от новокаина.
- Привет. - Голос был приглушенным. - Что за праздник?
- Ты о чем?
Шон показал на огонь.
- Замерзла?
- Просто захотелось зажечь.
- Просто захотелось зажечь, да? - Нотка раздражения. Дрова стоили
недешево.
- Как зуб? - спросила она.
- Сейчас прекрасно. - Он подошел к пышущему жаром камину, подержал
над ним руки и обернулся к Энджеле. - Ну?
- Что "ну"?
- Что он сказал?
- Кто?
- Да доктор Спэрлинг же, Господи.
Озадаченный ее рассеянностью Шон нахмурился.
Энджела рассказала о визите к врачу. Шон слушал, глубоко засунув руки
в карманы. Под конец он хмыкнул:
- Вот видишь? Что я говорил?
- Знаю, знаю. - Энджела поджала ноги, освобождая мужу место на
диване. - Ты был прав. Как всегда.
Но он не сделал попытки сесть и продолжал стоять, внимательно
рассматривая ее.
- Тогда в чем дело? - спросил он.
- Ни в чем. Я же тебе сказала. - Энджела удивленно воззрилась на
него. - А что?
- Возвращаюсь и вижу, что ты лежишь на диване.
Энджела выглянула в окно. Небо уже почти сплошь затянуло тучами.
- Решила устроить себе свободный вечер, вот и все.
- А, - сказал Шон. - Все ли?
Энджела подумала, что это было сказано с явным сарказмом. Или она
попросту приписывала мужу собственные грехи? Она села и спустила ноги на
пол, нащупывая туфли. Шон нагнулся, чтобы подобрать разбросанные журналы.
- Что это?
Он явно прекрасно видел все сам.
- Просто журналы.
- Лучшего занятия ты не нашла? - Тон был подчеркнутым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
на каминной полке каменной головы и грустно размышляет о миссис Салливэн.
Мысли об экономке сменились мыслями о Фионе. Потом мыслями о Перышке.
Вздрогнув, Энджела прокрутила в голове свой ужасный сон. Он очень
напоминал тот, который приснился ей в Ирландии. Нет, он был хуже. Что он
означал? Чутье подсказывало Энджеле: не может быть, чтобы этот сон ничего
не означал. Что бы ей ни говорили, он не был обычным кошмаром. Что-то
связывало его со смертями. Не пыталось ли подсознание Энджелы что-то
сообщить ей, не передавало ли какую-то информацию, которую она сознательно
отметала? Может быть, следовало бы показаться психиатру. Если бы только
была жива Фиона. Энджела снова вернулась к Фионе. Ее мятущиеся мысли были
планетами, вращавшимися вокруг незримого потухшего солнца; деревянными
лошадками на карусели смерти: Фиона, миссис Салливэн, Перышко, Фиона,
миссис Салливэн, Перышко; круг за кругом проносились они, а в центре все
время пряталась невидимая потайная ступица, присутствие которой Энджела
тем не менее ощущала, угрюмая звезда, ось, которая, как ей начинало
казаться, должна была там быть, дабы связать в единое целое весь этот ужас
и, может быть, даже то страшное чувство давящей на живот тяжести, с
которым Энджела очнулась от сна. Процесс оживления... что, этим
действительно можно было что-то объяснить? Энджела молила Бога, чтобы это
оказалось так. Это означало бы жизнь - жизнь, заявляющую о себе в лицо
всем смертям, ее дитя, зашевелившееся в теплой тьме материнской утробы, в
теплой питающей его тьме. Ведь разве тьма - непременно зло? Разве она
непременно означает холод, разложение и смерть? Но карусель снова
неумолимо повернулась к смерти, к смерти миссис Салливэн, к омерзительному
раздиранию мышц, хрящей и сосудов, к мучительному отъединению конечностей
- крэк! крэк! крэк! - сустав от сустава, позвонок от позвонка. Что за
чудовище должно было побывать у миссис Салливэн, что за одержимое бесами
сознание требовалось, чтобы вот так убить и исчезнуть, прихватив с собой
голову? Может быть, сродни тому, кто был способен убежать с места аварии с
оторванной рукой? Или отрывать головы живым кошкам и собакам?..
Энджела со всхлипом запустила кроссворд через комнату и, чтобы
сдержать неумолимый поток страшных образов, прижала кулаки к глазам.
Когда она снова открыла глаза, ей показалось, что каменная голова
смотрит с каминной полки прямо на нее. В голове у Энджелы зазвучали слова
предостережения, сделанного миссис Салливэн.
Испуганная, зачарованная, она пристально вглядывалась в камень, по
крохам собирая всю рассудительность, какую могла отыскать, чтобы дать
отпор мысли, которая медленно, но верно овладевала ею.
Как мог камень - бесчувственный, неодушевленный кусок камня -
приносить несчастье? В этом не было ни капли смысла.
И все же...
Она щипнула подушку и выдернула пушинку.
Что, если миссис Салливэн все-таки была права? Девица-экстрасенс (как
же ее звали?) заявила, будто почувствовала в их доме некое влияние,
вызывающее беспокойство.
Что, если в этом каким-то образом был виноват камень?
Если одни дома и предметы могли, как намекала Бонни Барнетт (вот как
ее звали!) нести на себе благословение, то другие, может быть, несли на
себе проклятие?
Потом Энджела припомнила, что говорил ей о языческих религиях Маккей.
И снова нахмурилась, не сводя глаз с камня.
Как же узнать?
Только методом проб и ошибок.
Избавившись от него.
И все же. Скажем, Энджела избавляется от него и неприятности
прекращаются. Все равно полной уверенности, что их вызывал камень, у нее
не будет.
Или хуже того: вдруг неприятности не прекратятся и после того, как
она избавится от камня? Камень был ценной антикварной вещью.
Что, если на самом деле камень оберегал их с Шоном от несчастий,
подобно громоотводу отклоняя беду от них самих и переводя на окружающих их
людей? Тогда Энджела будет проклята в любом случае - избавится она от
камня или нет.
Ситуация была абсурдной.
Энджела схватила "Космополитэн" и принялась судорожно просматривать.
Сообразив, что уже читала этот журнал, она запустила им вслед за
кроссвордами. И снова поймала себя на том, что рассматривает камень на
каминной полке. Вопрос мучил Энджелу, отказываясь уйти. Мог ли быть
виноват камень? Как следовало разрешить этот вопрос? Совет специалиста,
вот что ей было нужно. Специалиста? Специалист - это кто, черт возьми?
Священник? Экстрасенс?
Бонни Барнетт.
Но Бонни вернулась в Орегон.
Может быть, у Стиви Осорио есть ее телефон.
Стиви болтался на борту исследовательского судна где-то в Тихом
океане. Должны были быть другие экстрасенсы. Как их найти? Желтые
страницы? Черил должна знать.
Когда в комнату вошел Шон, Энджела все еще мучилась из-за камня и не
услышала, как подъехала его машина.
Он стоял в дверях и хмурился. Энджела заметила, что его правая щека
припухла от новокаина.
- Привет. - Голос был приглушенным. - Что за праздник?
- Ты о чем?
Шон показал на огонь.
- Замерзла?
- Просто захотелось зажечь.
- Просто захотелось зажечь, да? - Нотка раздражения. Дрова стоили
недешево.
- Как зуб? - спросила она.
- Сейчас прекрасно. - Он подошел к пышущему жаром камину, подержал
над ним руки и обернулся к Энджеле. - Ну?
- Что "ну"?
- Что он сказал?
- Кто?
- Да доктор Спэрлинг же, Господи.
Озадаченный ее рассеянностью Шон нахмурился.
Энджела рассказала о визите к врачу. Шон слушал, глубоко засунув руки
в карманы. Под конец он хмыкнул:
- Вот видишь? Что я говорил?
- Знаю, знаю. - Энджела поджала ноги, освобождая мужу место на
диване. - Ты был прав. Как всегда.
Но он не сделал попытки сесть и продолжал стоять, внимательно
рассматривая ее.
- Тогда в чем дело? - спросил он.
- Ни в чем. Я же тебе сказала. - Энджела удивленно воззрилась на
него. - А что?
- Возвращаюсь и вижу, что ты лежишь на диване.
Энджела выглянула в окно. Небо уже почти сплошь затянуло тучами.
- Решила устроить себе свободный вечер, вот и все.
- А, - сказал Шон. - Все ли?
Энджела подумала, что это было сказано с явным сарказмом. Или она
попросту приписывала мужу собственные грехи? Она села и спустила ноги на
пол, нащупывая туфли. Шон нагнулся, чтобы подобрать разбросанные журналы.
- Что это?
Он явно прекрасно видел все сам.
- Просто журналы.
- Лучшего занятия ты не нашла? - Тон был подчеркнутым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75