Мужчина посмотрел на запад. Небо там уже почернело
от круживших над землей пожирательниц падали, ворон. За ними не был виден
красный покачивающийся диск солнца, который скользил в окутанный лиловым
туманом Шеннон.
Он стоял, готовый в любой момент обратиться в бегство, и, дрожа с
головы до пят, следил за мраморной плитой. Ждал. Прислушивался.
Надеялся...
Потом он услышал. Звук, которого боялся больше всего на свете. Звук
этот означал, что Он зашевелился, чрезвычайно медленно возвращаясь в
темноте склепа от сна к отвратительной жизни. Мужчина проиграл. Рискнул и
проиграл. Священник ошибался. На земле не было достаточно могущественной
силы. Мужчина закрыл глаза, покорившись неизбежному, страшному, плачевному
финалу, ожидая, что сейчас мраморную плиту отшвырнут в сторону, как
подхваченную ветром соломинку.
Однако ничего не произошло. Шевеление, сухой змеиный шорох
прекратились. Мужчина открыл глаза и тупо уставился прямо перед собой, не
смея надеяться. Он ждал. Но из-под креста больше не донеслось ни звука.
Через некоторое время он понял, что одержал верх. И расхохотался, как
безумный, подвизгивая, вознося свое ликование к небесам, больше не обращая
внимания на то, что кто-то может его услышать. Спускаясь с холма, он
смеялся, пел, пританцовывал на бегу, и эхо его исступленных восторженных
криков блуждало среди разрушенных стен и молчаливых могильных курганов
давно забытых младших королей.
Но высоко на холме, под крестом, что-то лежало, выжидая. Оно ждало,
что принесут с собой столетия. Однажды познав ожидание, оно готово было
ждать снова.
1
Трудно сказать, в какой момент мир Энджелы начал меняться. Возможно,
контакту предшествовали некие предзнаменования. Может быть, какой-то
дальний уголок ее сознания почуял подступающий ужас и пытался ее
предостеречь.
Гостиница была старой. Огромная, величественная, построенная в
двадцатые годы из красного кирпича, она располагалась в живописном уголке
Дублина. Вестибюль был отделан дубовыми панелями, но в начале шестидесятых
к зданию добавили два новых крыла. Половину этажа в одном из них и
предоставили съемочной группе. Поздно вечером 29 июля Энджела Кейси, сидя
в кресле у себя в номере, пыталась рассортировать сделанные за день
рабочие заметки о последовательности съемок. Шон Киттредж, ее любовник,
спал, зарывшись головой в подушки. Остальные члены группы - Робин, Кенни и
их помощники - спали дальше по коридору. Энджела взглянула на часы, дала
себе еще пять минут, и тут услышала жалобный крик. Едва слышный.
Горестный. Одинокий. Кошка. Определить, откуда доносится звук, Энджела не
могла. Ниоткуда конкретно он не шел. Может быть, кошка была в самой
гостинице.
"О Боже, надеюсь, это не на всю ночь", - подумала она.
Она напряженно уставилась в свои заметки, но мучившая ее проблема не
давала сосредоточиться. Вдобавок у Энджелы устали глаза - она с трудом их
фокусировала. Подвергнув пристальному изучению не поддававшуюся
расшифровке цифру - восьмерка или тройка? - она со вздохом выбрала тройку.
Какого лешего. Все равно никто не узнает. Она нетерпеливо перевернула
страницу и опять услышала кошачий крик. Теперь он доносился как будто бы
откуда-то с улицы. Энджела отложила ручку и уставилась на зашторенное
окно, с замиранием сердца живо припомнив собственного сиамского кота,
Перышко... Припавшего к карнизу двадцатого этажа над оживленной улицей за
окном квартиры матери Энджелы в Вашингтоне. Это случилось на прошлое
Рождество.
В Энджеле шевельнулась добрая самаритянка.
Она аккуратно положила свои заметки на пол, на цыпочках прошла к
окну, раздвинула занавески и подтолкнула фрамугу кверху.
- Кис-кис, где ты? - прошептала она.
На карнизе пятого этажа. Несколькими футами ниже окна. Полосатая
кошка. Внизу лежала тихая и темная Графтон-стрит. Кошка безучастно
уставилась на Энджелу. Что делать? Позвонить портье? Пожарным? Спустить
мусорное ведро? Высунуться. Энджела попробовала. Без толку; слишком
далеко. Кошка бесстрастно наблюдала за ней. Потом медленно двинулась
вперед по карнизу. Энджела вытянула шею, следя за ее продвижением, но
кошка исчезла за выступом водосточной трубы и удалилась, не издав больше
ни звука.
Энджела постояла, сжимая край подоконника, пытаясь определить,
снабдить ярлычком и отправить на хранение до будущих времен странный
трепет, рожденный в ней этим происшествием. Она знала, что дело не в
кошке. Кошка была лишь зацепкой, крючком, на котором повисла бы догадка,
сродни тем чернильным пятнам, какие подруга Энджелы, Фиона, применяла в
работе со своими пациентами. Но это действительно было предчувствие.
Предостережение. Энджела нашла нужное слово. Спазм в животе. Невидимая, но
смутно ощутимая постройка внутренних укреплений, зловещая, как услышанный
сквозь сон грохот армейских грузовиков. Опасность? Инстинкт
самосохранения? Сразиться или сбежать? Сразиться с чем? Сбежать от чего?
От чего-то. Энджеле не удавалось найти точное определение. Оно ускользало
от нее, как шарик ртути.
Впитывая ночь всем своим существом, Энджела вдыхала темный воздух и
слушала далекий буксирчик, испытывая чувство, которому не могла дать
определение.
В чем бы ни крылась причина, она отказывалась назваться.
Может быть, потому, что ее нет, дурочка? Энджела закрыла окно и
защелкнула шпингалет. Глупо, по-детски. Она опустила шторы и прошлепала к
кровати, отбросив и позабыв свои смутные предчувствия.
Энджела осторожно отогнула одеяло со своей стороны. Шон шевельнул
обнимавшей подушку мускулистой рукой и что-то пробурчал во сне. Она
внимательно разглядывала мальчишеское лицо, гриву русых, выгоревших на
солнце волос, разглаженный сном лоб. Даже не глядя на волосы Шона, она
помнила, каковы они на ощупь. Светлые брови. На фоне загара выделялись
своей бледностью тонкие линии - контур темных очков. Энджела вздохнула.
Конечно, бывали и неприятности, кое-что она знала, но держала про себя. Но
в общем-то, Господи, и везучие же мы. Она наклонилась, чтобы поцеловать
Шона, но, что-то вспомнив, сдержалась и не коснулась губами его лба.
Вместо этого Энджела откинулась на подушки, размышляя над своей проблемой.
Своей проблемой.
Она прикрыла глаза и прокрутила в голове два разговора, которые
состоялись у них с Шоном - один в самом начале, а второй прошлым летом, на
пляже в Вудсхоул. О том, как важна независимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
от круживших над землей пожирательниц падали, ворон. За ними не был виден
красный покачивающийся диск солнца, который скользил в окутанный лиловым
туманом Шеннон.
Он стоял, готовый в любой момент обратиться в бегство, и, дрожа с
головы до пят, следил за мраморной плитой. Ждал. Прислушивался.
Надеялся...
Потом он услышал. Звук, которого боялся больше всего на свете. Звук
этот означал, что Он зашевелился, чрезвычайно медленно возвращаясь в
темноте склепа от сна к отвратительной жизни. Мужчина проиграл. Рискнул и
проиграл. Священник ошибался. На земле не было достаточно могущественной
силы. Мужчина закрыл глаза, покорившись неизбежному, страшному, плачевному
финалу, ожидая, что сейчас мраморную плиту отшвырнут в сторону, как
подхваченную ветром соломинку.
Однако ничего не произошло. Шевеление, сухой змеиный шорох
прекратились. Мужчина открыл глаза и тупо уставился прямо перед собой, не
смея надеяться. Он ждал. Но из-под креста больше не донеслось ни звука.
Через некоторое время он понял, что одержал верх. И расхохотался, как
безумный, подвизгивая, вознося свое ликование к небесам, больше не обращая
внимания на то, что кто-то может его услышать. Спускаясь с холма, он
смеялся, пел, пританцовывал на бегу, и эхо его исступленных восторженных
криков блуждало среди разрушенных стен и молчаливых могильных курганов
давно забытых младших королей.
Но высоко на холме, под крестом, что-то лежало, выжидая. Оно ждало,
что принесут с собой столетия. Однажды познав ожидание, оно готово было
ждать снова.
1
Трудно сказать, в какой момент мир Энджелы начал меняться. Возможно,
контакту предшествовали некие предзнаменования. Может быть, какой-то
дальний уголок ее сознания почуял подступающий ужас и пытался ее
предостеречь.
Гостиница была старой. Огромная, величественная, построенная в
двадцатые годы из красного кирпича, она располагалась в живописном уголке
Дублина. Вестибюль был отделан дубовыми панелями, но в начале шестидесятых
к зданию добавили два новых крыла. Половину этажа в одном из них и
предоставили съемочной группе. Поздно вечером 29 июля Энджела Кейси, сидя
в кресле у себя в номере, пыталась рассортировать сделанные за день
рабочие заметки о последовательности съемок. Шон Киттредж, ее любовник,
спал, зарывшись головой в подушки. Остальные члены группы - Робин, Кенни и
их помощники - спали дальше по коридору. Энджела взглянула на часы, дала
себе еще пять минут, и тут услышала жалобный крик. Едва слышный.
Горестный. Одинокий. Кошка. Определить, откуда доносится звук, Энджела не
могла. Ниоткуда конкретно он не шел. Может быть, кошка была в самой
гостинице.
"О Боже, надеюсь, это не на всю ночь", - подумала она.
Она напряженно уставилась в свои заметки, но мучившая ее проблема не
давала сосредоточиться. Вдобавок у Энджелы устали глаза - она с трудом их
фокусировала. Подвергнув пристальному изучению не поддававшуюся
расшифровке цифру - восьмерка или тройка? - она со вздохом выбрала тройку.
Какого лешего. Все равно никто не узнает. Она нетерпеливо перевернула
страницу и опять услышала кошачий крик. Теперь он доносился как будто бы
откуда-то с улицы. Энджела отложила ручку и уставилась на зашторенное
окно, с замиранием сердца живо припомнив собственного сиамского кота,
Перышко... Припавшего к карнизу двадцатого этажа над оживленной улицей за
окном квартиры матери Энджелы в Вашингтоне. Это случилось на прошлое
Рождество.
В Энджеле шевельнулась добрая самаритянка.
Она аккуратно положила свои заметки на пол, на цыпочках прошла к
окну, раздвинула занавески и подтолкнула фрамугу кверху.
- Кис-кис, где ты? - прошептала она.
На карнизе пятого этажа. Несколькими футами ниже окна. Полосатая
кошка. Внизу лежала тихая и темная Графтон-стрит. Кошка безучастно
уставилась на Энджелу. Что делать? Позвонить портье? Пожарным? Спустить
мусорное ведро? Высунуться. Энджела попробовала. Без толку; слишком
далеко. Кошка бесстрастно наблюдала за ней. Потом медленно двинулась
вперед по карнизу. Энджела вытянула шею, следя за ее продвижением, но
кошка исчезла за выступом водосточной трубы и удалилась, не издав больше
ни звука.
Энджела постояла, сжимая край подоконника, пытаясь определить,
снабдить ярлычком и отправить на хранение до будущих времен странный
трепет, рожденный в ней этим происшествием. Она знала, что дело не в
кошке. Кошка была лишь зацепкой, крючком, на котором повисла бы догадка,
сродни тем чернильным пятнам, какие подруга Энджелы, Фиона, применяла в
работе со своими пациентами. Но это действительно было предчувствие.
Предостережение. Энджела нашла нужное слово. Спазм в животе. Невидимая, но
смутно ощутимая постройка внутренних укреплений, зловещая, как услышанный
сквозь сон грохот армейских грузовиков. Опасность? Инстинкт
самосохранения? Сразиться или сбежать? Сразиться с чем? Сбежать от чего?
От чего-то. Энджеле не удавалось найти точное определение. Оно ускользало
от нее, как шарик ртути.
Впитывая ночь всем своим существом, Энджела вдыхала темный воздух и
слушала далекий буксирчик, испытывая чувство, которому не могла дать
определение.
В чем бы ни крылась причина, она отказывалась назваться.
Может быть, потому, что ее нет, дурочка? Энджела закрыла окно и
защелкнула шпингалет. Глупо, по-детски. Она опустила шторы и прошлепала к
кровати, отбросив и позабыв свои смутные предчувствия.
Энджела осторожно отогнула одеяло со своей стороны. Шон шевельнул
обнимавшей подушку мускулистой рукой и что-то пробурчал во сне. Она
внимательно разглядывала мальчишеское лицо, гриву русых, выгоревших на
солнце волос, разглаженный сном лоб. Даже не глядя на волосы Шона, она
помнила, каковы они на ощупь. Светлые брови. На фоне загара выделялись
своей бледностью тонкие линии - контур темных очков. Энджела вздохнула.
Конечно, бывали и неприятности, кое-что она знала, но держала про себя. Но
в общем-то, Господи, и везучие же мы. Она наклонилась, чтобы поцеловать
Шона, но, что-то вспомнив, сдержалась и не коснулась губами его лба.
Вместо этого Энджела откинулась на подушки, размышляя над своей проблемой.
Своей проблемой.
Она прикрыла глаза и прокрутила в голове два разговора, которые
состоялись у них с Шоном - один в самом начале, а второй прошлым летом, на
пляже в Вудсхоул. О том, как важна независимость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75