благо земля под ногами ровная и травка густая, хоть шары катай.
Почитай три четверти часа расхаживал. А Дик все пялится на пещеру, а Луиза так и сидит на травке. Со стороны посмотришь – все трое чужие друг другу люди, а что вместе сошлись, так по случайности.
В: Извольте излагать дело.
О: Стало быть, Его Милость походил-походил, достал опять часы и, как видно, рассудил, что час, которого он дожидается, пришел. Тогда он приблизился к Дику и положил ему руку на плечо, как бы говоря: «Пора».
В: Который же, по вашему разумению, был час?
О: Примерно половина одиннадцатого, никак не больше. Подходит Его Милость к Луизе и что-то говорит, а та голову повесила – не хочет, видно, его приказание исполнять. Разговор меж ними идет тихий, голоса до меня долетают, а слов не разобрать. Одно ясно: не по нутру ей то, что он велит.
Не стерпел он такого упрямства, хвать ее за руку и ведет к Дику. Она, чтобы время протянуть, взяла епанчу и давай вертеть и так и этак, но он епанчу у нее вырвал и бросил у самого камня. А про венок позабыли – тот так и остался лежать на траве. Спохватился Его Милость и делает Дику знаки: пойди, мол, принеси. Тот сходил за венком, и Его Милость надел его на Луизу. Тогда Дик взял ее за руку и поворотил лицом к пещере. И стоят они перед пещерой рука об руку, ровно жених с невестой перед алтарем. Так, не размыкая рук, и пошли к пещере, и Его Милость следом. А с чего бы такое шествие, поди угадай. Право, сэр, хоть сто лет живи, этаких чудес среди бела дня не увидишь. Но чудеса – это сначала, а потом стало твориться неладное. Луиза пошатнулась, оборотилась к Его Милости и бросилась на колени. Смотрит на него и будто молит о пощаде. Даже вроде бы слезами заливается – хоть в этом не поручусь: издалека не разглядишь. А тот как выхватит шпагу – и направил бедняжке в грудь: дескать, исполняй что сказано, если жизнь дорога.
В: Полно вздор молоть! Каков негодяй, на ходу сочиняет!
О: Честью клянусь, сэр! Стал бы я выдумывать небылицы, которым вы точно не поверите!
В: И вы готовы подтвердить, что он наставил на нее шпагу?
О: Как перед Богом.
В: Он что-нибудь произнес?
О: Я не слыхал, сэр. Дик принудил ее подняться, и они двинулись дальше, а Его Милость за ними. Шпагу хоть и опустил, но не убирает. А через несколько шагов вновь вскинул, точно боялся, что Луиза опять станет упираться. Так они достигли устья пещеры. И тут, сэр, новая странность, еще почище. Прежде чем войти, Его Милость снял шляпу и прижал к груди, будто они вот-вот предстанут пред очи некой высокочтимой особы, в присутствии коей нельзя появляться иначе как обнажив голову... Не прогневайтесь, сэр, из песни слова не выкинешь. Вы сами велели рассказывать все без утайки.
В: Как бы желая изъявить почтение? Вы это ясно видели?
О: Как вас вижу.
В: А потом?
О: Потом они вступили в пещеру, сэр. И больше не появлялись. А как прошло несколько времени – я бы успел до двадцати сосчитать – так из пещеры донесся глухой женский крик. Негромкий, но слышный.
В: Голос девицы?
О: Ее, сэр. Меня аж мороз продрал: ну, думаю, режут. Теперь-то могу сказать точно, что никакого убийства не случилось.
В: Велика ли была пещера?
О: С одного бока устье низкое, с другого просторное. Большая груженая телега пройдет без труда, еще и место останется.
В: Вам не удалось обозреть внутренность пещеры?
О: Нет, сэр. Не глубже чем проникал солнечный свет. Дальше стояла тьма кромешная.
В: Не приметили вы внутри какую-либо фигуру или шевеление?
О: Ничего не видел, сэр. А смотрел хорошо, будьте благонадежны. Ведь сколько часов прождал. А вокруг такая тишь, что поневоле усомнишься: не померещилось ли мне все это. И тотчас понимаешь: нет, не померещилось. Вон она, епанча, возле камня брошена.
В: Вы не спускались в ложбину, дабы осмотреть место вблизи?
О: Не отважился, сэр. Страх разобрал. Мне пришло на мысль, что Его Милость, не во гнев вам будь сказано, задумал недоброе: забрался в эту глухомань выучиться тут чародейскому искусству. Вон ведь и получаса не прошло, как они скрылись в пещере, а на утес, что над ней нависал, опустились две большие черные птицы – вороны, так их называют. И с воронятами. И давай каркать: не то радовались, не то надсмехались. А ворон известно что за птица, где ворон, там смерть. Добра от них точно не жди.
Недаром он слывет мудрейшим из всего птичьего племени. Такая о нем молва у меня на родине, ваша честь.
В: Очень мне нужно выслушивать про ваши детские годы и бабьи сказки! И про часы ожидания тоже можете пропустить. Выходил ли Его Милость из пещеры?
О: Не знаю, сэр.
В: Знаете!
О: Да нет же, сэр. Я ведь целый день прождал. Дик выходил, потом и девица, а Его Милость не показывался. Верьте слову, сэр. Как скрылся он в пещере, так с тех пор Джонс его не видел.
В: Тогда рассказывайте про слугу и девицу. Когда они вышли?
О: Только вечером, сэр, примерно за час до заката. И все это время я провел в ожидании. Солнце палит, а у меня ни капли воды и по части провианта прямо беда. Завтрак у меня был не Бог весть какой, черствый ломоть хлеба с сыром. Остаточки кое-какие в переметной сумке у седла остались – с собой захватить не догадался. И уж так бедного валлийца на еду позывает – хоть волком вой. Ей-богу, правую руку бы отдал за какой-нибудь пучок полыни или яснотки.
В: Полно тебе расписывать свои мучения. Тебе нынче не от голода спасаться, а от виселицы. Рассказывай про их появление.
О: Всенепременно расскажу, сэр. Но прежде – еще про одну странность. Я ее не вдруг обнаружил. Из утеса над пещерой – там, где вороны сидели, – прямо из травы поднимался тонкий дымок. Вот как из печи, в какой обжигают известь. Трубы я никакой не заметил. Стало думать, в пещере горел огонь, а дым выбивался через трещину или отверстие.
В: Пламени не видали?
О: Не видал, сэр. И дымок-то шел с перерывами: то идет, то прекратится, то вновь пойдет. А иногда мне случалось учуять его запах. Конечно, издалека хорошо не принюхаешься, но я разобрал, что тянет смрадом. Очень мне этот дух не понравился.
В: Стало быть, горели не дрова?
О: Дрова-то дрова, сэр, но кроме них еще какая-то мерзость. Чад, как в дубильне, – от всяких диковинных солей или масел. Мало того, сэр, по временам в пещере раздавался гул, какой производит рой пчел. То словно бы делался ближе, то как будто удалялся. Вокруг же меня – ни единой пчелки, разве что шмель пролетит. Какие пчелы, если цветов почти не видать – так, крохотки малые.
В: Гул, говорите, доносился из пещеры?
О: Да. Самое громкое – как жужжание. Но жужжание внятное.
В: К чему же вы все это приписали?
О: Ни к чему, сэр. Я, изволите видеть, был околдован. Пожелай я уйти, все равно бы не смог.
В: А говорите – «ни к чему».
О: Я же рассказываю по порядку, сэр. Я это вывел из беседы с Луизой, а говорили мы с ней после, – выходит, и речь о том впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
Почитай три четверти часа расхаживал. А Дик все пялится на пещеру, а Луиза так и сидит на травке. Со стороны посмотришь – все трое чужие друг другу люди, а что вместе сошлись, так по случайности.
В: Извольте излагать дело.
О: Стало быть, Его Милость походил-походил, достал опять часы и, как видно, рассудил, что час, которого он дожидается, пришел. Тогда он приблизился к Дику и положил ему руку на плечо, как бы говоря: «Пора».
В: Который же, по вашему разумению, был час?
О: Примерно половина одиннадцатого, никак не больше. Подходит Его Милость к Луизе и что-то говорит, а та голову повесила – не хочет, видно, его приказание исполнять. Разговор меж ними идет тихий, голоса до меня долетают, а слов не разобрать. Одно ясно: не по нутру ей то, что он велит.
Не стерпел он такого упрямства, хвать ее за руку и ведет к Дику. Она, чтобы время протянуть, взяла епанчу и давай вертеть и так и этак, но он епанчу у нее вырвал и бросил у самого камня. А про венок позабыли – тот так и остался лежать на траве. Спохватился Его Милость и делает Дику знаки: пойди, мол, принеси. Тот сходил за венком, и Его Милость надел его на Луизу. Тогда Дик взял ее за руку и поворотил лицом к пещере. И стоят они перед пещерой рука об руку, ровно жених с невестой перед алтарем. Так, не размыкая рук, и пошли к пещере, и Его Милость следом. А с чего бы такое шествие, поди угадай. Право, сэр, хоть сто лет живи, этаких чудес среди бела дня не увидишь. Но чудеса – это сначала, а потом стало твориться неладное. Луиза пошатнулась, оборотилась к Его Милости и бросилась на колени. Смотрит на него и будто молит о пощаде. Даже вроде бы слезами заливается – хоть в этом не поручусь: издалека не разглядишь. А тот как выхватит шпагу – и направил бедняжке в грудь: дескать, исполняй что сказано, если жизнь дорога.
В: Полно вздор молоть! Каков негодяй, на ходу сочиняет!
О: Честью клянусь, сэр! Стал бы я выдумывать небылицы, которым вы точно не поверите!
В: И вы готовы подтвердить, что он наставил на нее шпагу?
О: Как перед Богом.
В: Он что-нибудь произнес?
О: Я не слыхал, сэр. Дик принудил ее подняться, и они двинулись дальше, а Его Милость за ними. Шпагу хоть и опустил, но не убирает. А через несколько шагов вновь вскинул, точно боялся, что Луиза опять станет упираться. Так они достигли устья пещеры. И тут, сэр, новая странность, еще почище. Прежде чем войти, Его Милость снял шляпу и прижал к груди, будто они вот-вот предстанут пред очи некой высокочтимой особы, в присутствии коей нельзя появляться иначе как обнажив голову... Не прогневайтесь, сэр, из песни слова не выкинешь. Вы сами велели рассказывать все без утайки.
В: Как бы желая изъявить почтение? Вы это ясно видели?
О: Как вас вижу.
В: А потом?
О: Потом они вступили в пещеру, сэр. И больше не появлялись. А как прошло несколько времени – я бы успел до двадцати сосчитать – так из пещеры донесся глухой женский крик. Негромкий, но слышный.
В: Голос девицы?
О: Ее, сэр. Меня аж мороз продрал: ну, думаю, режут. Теперь-то могу сказать точно, что никакого убийства не случилось.
В: Велика ли была пещера?
О: С одного бока устье низкое, с другого просторное. Большая груженая телега пройдет без труда, еще и место останется.
В: Вам не удалось обозреть внутренность пещеры?
О: Нет, сэр. Не глубже чем проникал солнечный свет. Дальше стояла тьма кромешная.
В: Не приметили вы внутри какую-либо фигуру или шевеление?
О: Ничего не видел, сэр. А смотрел хорошо, будьте благонадежны. Ведь сколько часов прождал. А вокруг такая тишь, что поневоле усомнишься: не померещилось ли мне все это. И тотчас понимаешь: нет, не померещилось. Вон она, епанча, возле камня брошена.
В: Вы не спускались в ложбину, дабы осмотреть место вблизи?
О: Не отважился, сэр. Страх разобрал. Мне пришло на мысль, что Его Милость, не во гнев вам будь сказано, задумал недоброе: забрался в эту глухомань выучиться тут чародейскому искусству. Вон ведь и получаса не прошло, как они скрылись в пещере, а на утес, что над ней нависал, опустились две большие черные птицы – вороны, так их называют. И с воронятами. И давай каркать: не то радовались, не то надсмехались. А ворон известно что за птица, где ворон, там смерть. Добра от них точно не жди.
Недаром он слывет мудрейшим из всего птичьего племени. Такая о нем молва у меня на родине, ваша честь.
В: Очень мне нужно выслушивать про ваши детские годы и бабьи сказки! И про часы ожидания тоже можете пропустить. Выходил ли Его Милость из пещеры?
О: Не знаю, сэр.
В: Знаете!
О: Да нет же, сэр. Я ведь целый день прождал. Дик выходил, потом и девица, а Его Милость не показывался. Верьте слову, сэр. Как скрылся он в пещере, так с тех пор Джонс его не видел.
В: Тогда рассказывайте про слугу и девицу. Когда они вышли?
О: Только вечером, сэр, примерно за час до заката. И все это время я провел в ожидании. Солнце палит, а у меня ни капли воды и по части провианта прямо беда. Завтрак у меня был не Бог весть какой, черствый ломоть хлеба с сыром. Остаточки кое-какие в переметной сумке у седла остались – с собой захватить не догадался. И уж так бедного валлийца на еду позывает – хоть волком вой. Ей-богу, правую руку бы отдал за какой-нибудь пучок полыни или яснотки.
В: Полно тебе расписывать свои мучения. Тебе нынче не от голода спасаться, а от виселицы. Рассказывай про их появление.
О: Всенепременно расскажу, сэр. Но прежде – еще про одну странность. Я ее не вдруг обнаружил. Из утеса над пещерой – там, где вороны сидели, – прямо из травы поднимался тонкий дымок. Вот как из печи, в какой обжигают известь. Трубы я никакой не заметил. Стало думать, в пещере горел огонь, а дым выбивался через трещину или отверстие.
В: Пламени не видали?
О: Не видал, сэр. И дымок-то шел с перерывами: то идет, то прекратится, то вновь пойдет. А иногда мне случалось учуять его запах. Конечно, издалека хорошо не принюхаешься, но я разобрал, что тянет смрадом. Очень мне этот дух не понравился.
В: Стало быть, горели не дрова?
О: Дрова-то дрова, сэр, но кроме них еще какая-то мерзость. Чад, как в дубильне, – от всяких диковинных солей или масел. Мало того, сэр, по временам в пещере раздавался гул, какой производит рой пчел. То словно бы делался ближе, то как будто удалялся. Вокруг же меня – ни единой пчелки, разве что шмель пролетит. Какие пчелы, если цветов почти не видать – так, крохотки малые.
В: Гул, говорите, доносился из пещеры?
О: Да. Самое громкое – как жужжание. Но жужжание внятное.
В: К чему же вы все это приписали?
О: Ни к чему, сэр. Я, изволите видеть, был околдован. Пожелай я уйти, все равно бы не смог.
В: А говорите – «ни к чему».
О: Я же рассказываю по порядку, сэр. Я это вывел из беседы с Луизой, а говорили мы с ней после, – выходит, и речь о том впереди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119