Иногда он по нескольку минут кружил на месте, ожидая,
пока какой-нибудь большой хищник проплывет мимо. Водоросли и колючие ковры
имели ядовитые шипы и иглы, которые выдвигались или выбрасывались, если
кто-то приближался слишком близко. Задачей Конвея теперь было как проплыть
над ними на достаточно безопасной высоте, но в то же время не очень близко
к поверхности, чтобы его не подцепила гигантская камбала.
Вода прямо-таки кишела живой и растительной жизнью, так что Конвей
уже не видел ряби на ее поверхности, вызываемой винтом вертолета. Край
огромного наземного ковра словно темно-красная стена пропасти неясно
маячил впереди. Он был почти не виден из-за массы подводных нападающих,
паразитов, а возможно, и защитников, - картина была слишком сумбурной, и
Конвею трудно было отличить одних от других. Он стал натыкаться на новые,
пока незнакомые формы жизни - черная блестящая, казалось, бесконечная
лента пересекла ему путь, а потом свернулась, пытаясь ухватить его за
ноги; рядом проплыла огромная радужная медуза, настолько прозрачная, что
были видны только ее внутренние органы.
Одно из созданий распласталось на добрых двадцати квадратных ярдах
морского дна, а второе, таких же размеров, зависло над ним. Насколько он
мог видеть, у них не было ни шипов, ни жала, но все старались их обогнуть,
и Конвей последовал общему примеру.
Неожиданно в беду попал Камсаюг.
Конвей не заметил, как это случилось, но увидел, что колесник
раскачивался больше обычного, подплыв к нему ближе, он обнаружил, что у
того в боку торчат несколько отравленных игл. К тому времени, когда Конвей
достиг Камсаюга, тот описывал круги, почти падая на дно, словно монетка,
почти переставшая вращаться. Конвей знал, что делать - подобное уже
происходило с Саррешаном, когда его доставили в Госпиталь. Он быстро
приподнял колесника вверх и стал толкать его вперед вдоль дна, словно
большой дряблый обруч.
Камсаюг издавал непереводимые звуки, но врач чувствовал, что, по мере
того как его катит, тело колесника становится все менее дряблым, а через
некоторое время он уже начал вращаться самостоятельно. Неожиданно колесник
качнулся и прокатился между двумя кустами водорослей. Конвей поднялся,
казалось, на безопасную высоту, чтобы тоже миновать кусты, но тут, разинув
пасть, на него бросилась камбала, и он инстинктивно нырнул.
Позади мелькнул гигантский хвост и сорвал с него двигатель. И тут же
его ноги обвили водоросли, в десятке мест разорвав ткань скафандра. Конвей
почувствовал, как в скафандр хлынула холодная вода, а под кожей по сосудам
разливается жидкое пламя. Краем глаза он успел заметить, что Камсаюг как
последний тупица катится прямо к медузе, в то время как другая медуза
словно мерцающее облако опускается на него.
- Доктор! - Голос был настолько резок от нетерпения, что Конвей не
разобрал, кому он принадлежит. - Что происходит?
Конвей этого не знал, а если бы и знал, то все равно ответить бы не
смог. Из предосторожности, для защиты от повреждений в космосе или
ядовитой атмосфере его скафандр состоял из кольцеобразных секций, которые
отсекали поврежденные участки, раздуваясь и плотно обхватывая части тела.
Идея состояла в том, чтобы локализовать падение давления или отравление
атмосферы в месте повреждения, и в данном случае кольца сыграли роль
жгутов, которые замедлили распространение яда по организму. Несмотря на
это, Конвей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже челюстью. Его
рот застыл в полуоткрытом состоянии, и он только мог - едва-едва - дышать.
Прямо над ним находилась медуза. Ее края свернулись вокруг его тела и
плотно сжались, завернув его в почти невидимый кокон.
- Доктор! Я спускаюсь вниз! - прозвучал голос, похоже принадлежащий
Эдвардсу.
Он почувствовал, как что-то кольнуло его несколько раз в ноги, и
обнаружил, что у медузы имеются шипы или по крайней мере жала, которыми та
что-то делала в местах, где был разорван скафандр. По сравнению с
нестерпимым жжением в ногах, боль от уколов была слабой, но его
беспокоило, что они делаются слишком близко к подколенным артериям и
венам. С огромным усилием он повернул голову, чтобы посмотреть, что
происходит, но к тому времени он уже знал. Прозрачный кокон становился
ярко-красным.
- Доктор! Где вы? Я вижу, как катится Камсаюг. Похоже, его упаковали
в розовый пластик. А прямо над ним какой-то большой красный шар...
- Это я... - едва выдавил Конвей.
Багровый занавес вокруг него моментально стал ярче. Мимо мелькнуло
что-то большое и темное, и он почувствовал, что его повернуло, как в
колесе. Краснота вокруг него становилась прозрачнее.
- Камбала, - произнес Эдвардс. - Я достал ее своим лазером. Доктор?
Теперь Конвей мог видеть майора. Эдвардс был одет в тяжелый скафандр,
который защищал его от водорослей и шипов, оно затруднял прицельную
стрельбу - казалось, его оружие направлено прямо в Конвея. Инстинктивно он
поднял руки и обнаружил, что может ими свободно двигать. Он мог вертеть
головой, наклоняться, и боль в ногах утихла. Посмотрев вниз, он увидел,
что его колени ярко-красного цвета, в то время как вокруг них все было
более чем прозрачным.
Выглядело это нелепейше.
Он взглянул на Эвардса, а потом на опасно медлительное и неуклюжее
вращение завернутого Камсаюга. Конвея осветил мощный луч света.
- Не стреляйте, майор, - сказал Конвей слабым, но отчетливым голосом.
- Попросите лейтенанта сбросить спасательную сеть. Втащите нас обоих на
вертолет, а потом - быстрее на "Декарт". Если наш друг не сможет
находиться на воздухе, доставьте нас на "Декарт" в погруженном состоянии -
у меня воздуха хватит. Но будьте очень осторожны, чтобы не нанести
повреждений существу.
Оба спутника Конвея желали знать, что за чертовщину он несет. Врач
объяснил все наилучшим образом, добавив:
- Итак, вы поняли - это не только мой коллега, эквивалент врача на
Митболе, но и мой спаситель - я ему обязан жизнью. Между нами тесная
личная связь. Можно сказать, мы почти кровные братья.
4. МИТБОЛ
На протяжении всего пути обратно в Госпиталь Конвея не оставляло
чувство тревоги за Митбол, но лишь последние два часа он способен был
искать какие-то конструктивные решения проблемы. Именно к этому моменту он
признал, что самому ему проблемы не решить и начал мысленно перебирать
имена и профессиональные способности тех сотрудников Госпиталя, кто бы мог
ему помочь найти решение. Он был так сильно озабочен, что выход корабля из
подпространства в предписанных двадцати тысячах миль от Госпиталя
обнаружил, лишь когда из динамика раздался ровный голос дежурного по
приемному покою:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
пока какой-нибудь большой хищник проплывет мимо. Водоросли и колючие ковры
имели ядовитые шипы и иглы, которые выдвигались или выбрасывались, если
кто-то приближался слишком близко. Задачей Конвея теперь было как проплыть
над ними на достаточно безопасной высоте, но в то же время не очень близко
к поверхности, чтобы его не подцепила гигантская камбала.
Вода прямо-таки кишела живой и растительной жизнью, так что Конвей
уже не видел ряби на ее поверхности, вызываемой винтом вертолета. Край
огромного наземного ковра словно темно-красная стена пропасти неясно
маячил впереди. Он был почти не виден из-за массы подводных нападающих,
паразитов, а возможно, и защитников, - картина была слишком сумбурной, и
Конвею трудно было отличить одних от других. Он стал натыкаться на новые,
пока незнакомые формы жизни - черная блестящая, казалось, бесконечная
лента пересекла ему путь, а потом свернулась, пытаясь ухватить его за
ноги; рядом проплыла огромная радужная медуза, настолько прозрачная, что
были видны только ее внутренние органы.
Одно из созданий распласталось на добрых двадцати квадратных ярдах
морского дна, а второе, таких же размеров, зависло над ним. Насколько он
мог видеть, у них не было ни шипов, ни жала, но все старались их обогнуть,
и Конвей последовал общему примеру.
Неожиданно в беду попал Камсаюг.
Конвей не заметил, как это случилось, но увидел, что колесник
раскачивался больше обычного, подплыв к нему ближе, он обнаружил, что у
того в боку торчат несколько отравленных игл. К тому времени, когда Конвей
достиг Камсаюга, тот описывал круги, почти падая на дно, словно монетка,
почти переставшая вращаться. Конвей знал, что делать - подобное уже
происходило с Саррешаном, когда его доставили в Госпиталь. Он быстро
приподнял колесника вверх и стал толкать его вперед вдоль дна, словно
большой дряблый обруч.
Камсаюг издавал непереводимые звуки, но врач чувствовал, что, по мере
того как его катит, тело колесника становится все менее дряблым, а через
некоторое время он уже начал вращаться самостоятельно. Неожиданно колесник
качнулся и прокатился между двумя кустами водорослей. Конвей поднялся,
казалось, на безопасную высоту, чтобы тоже миновать кусты, но тут, разинув
пасть, на него бросилась камбала, и он инстинктивно нырнул.
Позади мелькнул гигантский хвост и сорвал с него двигатель. И тут же
его ноги обвили водоросли, в десятке мест разорвав ткань скафандра. Конвей
почувствовал, как в скафандр хлынула холодная вода, а под кожей по сосудам
разливается жидкое пламя. Краем глаза он успел заметить, что Камсаюг как
последний тупица катится прямо к медузе, в то время как другая медуза
словно мерцающее облако опускается на него.
- Доктор! - Голос был настолько резок от нетерпения, что Конвей не
разобрал, кому он принадлежит. - Что происходит?
Конвей этого не знал, а если бы и знал, то все равно ответить бы не
смог. Из предосторожности, для защиты от повреждений в космосе или
ядовитой атмосфере его скафандр состоял из кольцеобразных секций, которые
отсекали поврежденные участки, раздуваясь и плотно обхватывая части тела.
Идея состояла в том, чтобы локализовать падение давления или отравление
атмосферы в месте повреждения, и в данном случае кольца сыграли роль
жгутов, которые замедлили распространение яда по организму. Несмотря на
это, Конвей не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни даже челюстью. Его
рот застыл в полуоткрытом состоянии, и он только мог - едва-едва - дышать.
Прямо над ним находилась медуза. Ее края свернулись вокруг его тела и
плотно сжались, завернув его в почти невидимый кокон.
- Доктор! Я спускаюсь вниз! - прозвучал голос, похоже принадлежащий
Эдвардсу.
Он почувствовал, как что-то кольнуло его несколько раз в ноги, и
обнаружил, что у медузы имеются шипы или по крайней мере жала, которыми та
что-то делала в местах, где был разорван скафандр. По сравнению с
нестерпимым жжением в ногах, боль от уколов была слабой, но его
беспокоило, что они делаются слишком близко к подколенным артериям и
венам. С огромным усилием он повернул голову, чтобы посмотреть, что
происходит, но к тому времени он уже знал. Прозрачный кокон становился
ярко-красным.
- Доктор! Где вы? Я вижу, как катится Камсаюг. Похоже, его упаковали
в розовый пластик. А прямо над ним какой-то большой красный шар...
- Это я... - едва выдавил Конвей.
Багровый занавес вокруг него моментально стал ярче. Мимо мелькнуло
что-то большое и темное, и он почувствовал, что его повернуло, как в
колесе. Краснота вокруг него становилась прозрачнее.
- Камбала, - произнес Эдвардс. - Я достал ее своим лазером. Доктор?
Теперь Конвей мог видеть майора. Эдвардс был одет в тяжелый скафандр,
который защищал его от водорослей и шипов, оно затруднял прицельную
стрельбу - казалось, его оружие направлено прямо в Конвея. Инстинктивно он
поднял руки и обнаружил, что может ими свободно двигать. Он мог вертеть
головой, наклоняться, и боль в ногах утихла. Посмотрев вниз, он увидел,
что его колени ярко-красного цвета, в то время как вокруг них все было
более чем прозрачным.
Выглядело это нелепейше.
Он взглянул на Эвардса, а потом на опасно медлительное и неуклюжее
вращение завернутого Камсаюга. Конвея осветил мощный луч света.
- Не стреляйте, майор, - сказал Конвей слабым, но отчетливым голосом.
- Попросите лейтенанта сбросить спасательную сеть. Втащите нас обоих на
вертолет, а потом - быстрее на "Декарт". Если наш друг не сможет
находиться на воздухе, доставьте нас на "Декарт" в погруженном состоянии -
у меня воздуха хватит. Но будьте очень осторожны, чтобы не нанести
повреждений существу.
Оба спутника Конвея желали знать, что за чертовщину он несет. Врач
объяснил все наилучшим образом, добавив:
- Итак, вы поняли - это не только мой коллега, эквивалент врача на
Митболе, но и мой спаситель - я ему обязан жизнью. Между нами тесная
личная связь. Можно сказать, мы почти кровные братья.
4. МИТБОЛ
На протяжении всего пути обратно в Госпиталь Конвея не оставляло
чувство тревоги за Митбол, но лишь последние два часа он способен был
искать какие-то конструктивные решения проблемы. Именно к этому моменту он
признал, что самому ему проблемы не решить и начал мысленно перебирать
имена и профессиональные способности тех сотрудников Госпиталя, кто бы мог
ему помочь найти решение. Он был так сильно озабочен, что выход корабля из
подпространства в предписанных двадцати тысячах миль от Госпиталя
обнаружил, лишь когда из динамика раздался ровный голос дежурного по
приемному покою:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56