Но такое!.. Вы когда-нибудь видели перештопанное лоскутное
одеяло!..
Более половины опухоли - серой волокнистой массы, скорее похожей на
растение, оставалось на месте. Пять главных артерий в районе операционного
поля были повреждены - две по необходимости, остальные "случайно" - и
соединялись трубками. Но то ли потому, что куски искусственных кровеносных
сосудов были короткими, то ли плохо закреплены, а возможно, из-за
артериального давления, одна из трубок частично соскочила. Единственное,
что спасло пациента, то что Маннон настоял на том, чтобы пациент продолжал
находиться под наркозом. Малейшее физическое усилие могло вырвать капилляр
из трубки, что вызвало бы обширное внутреннее кровоизлияние и, учитывая
огромные частоту пульса и давление худлариан, смерть в пределах нескольких
минут.
По радиоканалу О'Мары Конвей резко спросил:
- Какое-нибудь эхо? Вообще хоть что-нибудь?
- Ничего, - ответил О'Мара.
- Но это же нелепо! - Взорвался Конвей. - Если существует разум,
телесный там или бестелесный, он должен обладать определенными качествами:
любознательностью, умением пользоваться инструментами и так далее. Наш
Госпиталь - большое и очень интересное место, без всяких известных нам
барьеров, которые ограничивали бы перемещения разыскиваемой особи. Тогда
почему она осталась на месте? Почему она не разгуливала по "Декарту"? Что
заставляет ее оставаться в этом районе? Может быть она напугана, глупа, а
может быть действительно лишена тела?
Навряд ли на Митболе можно будет отыскать сложную технику, - быстро
продолжал Конвей, - но вот то, что у них хорошо развиты философские науки,
вполне вероятно. Если на борт "Декарта" проникло что-то физическое, то
есть вполне определенные пределы для минимальных размеров разумного
существа и...
- Доктор, если вы хотите кому-нибудь задать эти вопросы, - спокойно
сказал О'Мара. - Я немного на них надавлю, если что. Но времени осталось
мало.
Конвей на мгновение задумался и сказал:
- Спасибо, сэр. Я хотел бы, чтобы вы вызвали сюда Мэрчисон. Она в...
- В такое время, - воскликнул О'Мара угрожающим тоном, - он хочет
вызвать свою...
- В данный момент она находится у Харрисона, - отрезал Конвей. - Я
хочу установить физическую связь между лейтенантом и этой операционной,
даже если он никогда сюда не приближался ближе, чем на пятьдесят уровней.
Скажите ей, чтобы она у него спросила...
Это был обширный сложный многосторонний вопрос, призванный объяснить,
каким образом маленькое разумное существо могло проникнуть в этот район
незамеченным. Это был так же глупый вопрос, ибо любой разум,
воздействующий и на землян, и на инопланетян, в равной степени, не мог
быть не обнаружен таким эмпатом, как Приликла. Это возвращало его туда,
откуда он начинал с нематериальным "чем-то", которое не желало, или не
могло выйти за пределы операционной.
- Харрисон говорит, что во время полета обратно у него часто были
видения, - неожиданно прозвучал голос О'Мары. - Он говорит, что
корабельный врач счел это нормальным, учитывая, сколько лекарств в него
вкатила аптечка. Он также сообщает, что был полностью без сознания, когда
его сюда доставили, и не знает как и где он попал в Госпиталь. А теперь,
доктор, полагаю надо связаться с приемным отделением. Я вас подключаю к
линии на тот случай, если я буду задавать не те вопросы...
Через несколько секунд ровный голос, который мог принадлежать кому
угодно, медленно произнес через транслятор:
- Лейтенант Харрисон не был принят в Госпиталь согласно обычной
процедуре. Будучи офицером Корпуса мониторов, чье медицинское прошлое
известно до мелочей, он был принят через служебный люк номер пятнадцать
под ответственность майора Эдвардса.
Эдвардса не было на месте, но в его кабинете заверили, что он будет
через несколько минут.
Как-то сразу Конвей захотел отступиться. Пятнадцатый люк был слишком
далеко - трудное, сложное путешествие, включающее три крупных смены
окружающей среды. Их гипотетическому пришельцу, который не был знаком с
Госпиталем, чтобы отыскать дорогу в операционную, пришлось бы захватить
над кем-то мысленный контроль и заставить принести себя сюда. Но если бы
это было так, Приликла обнаружил бы его присутствие. Приликла мог
обнаружить любое существо, которое хоть как-то мыслило - от самого
маленького насекомого до особи, находящейся в глубокой коме. Ни одно живое
существо не могло полностью выключить свой мозг и по-прежнему оставаться
живым.
А это значило, что пришелец может быть и неживым!
В нескольких футах от Конвея Маннон подал сигнал медсестре, чтобы та
встала около атмосферного вентиля. Резкое повышение давления до
нормального худларианского уменьшило бы любое возникшее кровотечение, но
при этом Маннон не смог бы работать без тяжелых перчаток. Но не только это
- повышение давления ограничивало операционное поле пределами вскрытого
участка, где движение, передаваемое органам от расположенного поблизости
сердца, делало тонкую работу невыполнимой. В настоящее время переплетение
кровеносных сосудов было разобрано, обработано соответствующим образом и
относительно неподвижно.
И тут вдруг все-таки случилось. Ярко-желтый фонтан крови ударил в
стекло гермошлема Маннона так сильно, что послышался вполне отчетливый
шлепок. Находясь под огромным давлением крови и из-за высокой частоты
пульса, поврежденная вена змеилась во все стороны, словно никем не
удерживаемый миниатюрный шланг. Маннон ухватил ее, потерял и попробовал
поймать снова. Фонтан превратился в тонкую волнистую струйку и
прекратился. Медсестра около вентиля с явным облегчением расслабилась, а
та, что стояла рядом с врачом, протерла стекло его гермошлема.
Маннон слегка подался назад, пока операционное поле осушалось
тампонами. Сквозь стекло шлема было видно, как странно горят его глаза,
контрастируя с белой, мокрой от пота, маской на его лице. Теперь время
стало важным фактором. Худлариане были крепкими созданиями, но и у них был
предел - выдержать декомпрессию до бесконечности они не могли. Постепенно
начинался приток телесной жидкости к разрезу в панцире, ущемлялись
расположенные поблизости жизненно важные органы, и еще больше повышалось
давление крови. Чтобы пройти успешно, операция должна была длиться не
дольше получаса, а только с момента вскрытия пораженного места прошло уже
больше половины отпущенного времени. Даже если опухоль была бы вырезана,
ее удаление влекло за собой повреждение находящихся под ней сосудов, и
прежде, чем закончить операцию, Маннон должен был с большой осторожностью
привести их в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
одеяло!..
Более половины опухоли - серой волокнистой массы, скорее похожей на
растение, оставалось на месте. Пять главных артерий в районе операционного
поля были повреждены - две по необходимости, остальные "случайно" - и
соединялись трубками. Но то ли потому, что куски искусственных кровеносных
сосудов были короткими, то ли плохо закреплены, а возможно, из-за
артериального давления, одна из трубок частично соскочила. Единственное,
что спасло пациента, то что Маннон настоял на том, чтобы пациент продолжал
находиться под наркозом. Малейшее физическое усилие могло вырвать капилляр
из трубки, что вызвало бы обширное внутреннее кровоизлияние и, учитывая
огромные частоту пульса и давление худлариан, смерть в пределах нескольких
минут.
По радиоканалу О'Мары Конвей резко спросил:
- Какое-нибудь эхо? Вообще хоть что-нибудь?
- Ничего, - ответил О'Мара.
- Но это же нелепо! - Взорвался Конвей. - Если существует разум,
телесный там или бестелесный, он должен обладать определенными качествами:
любознательностью, умением пользоваться инструментами и так далее. Наш
Госпиталь - большое и очень интересное место, без всяких известных нам
барьеров, которые ограничивали бы перемещения разыскиваемой особи. Тогда
почему она осталась на месте? Почему она не разгуливала по "Декарту"? Что
заставляет ее оставаться в этом районе? Может быть она напугана, глупа, а
может быть действительно лишена тела?
Навряд ли на Митболе можно будет отыскать сложную технику, - быстро
продолжал Конвей, - но вот то, что у них хорошо развиты философские науки,
вполне вероятно. Если на борт "Декарта" проникло что-то физическое, то
есть вполне определенные пределы для минимальных размеров разумного
существа и...
- Доктор, если вы хотите кому-нибудь задать эти вопросы, - спокойно
сказал О'Мара. - Я немного на них надавлю, если что. Но времени осталось
мало.
Конвей на мгновение задумался и сказал:
- Спасибо, сэр. Я хотел бы, чтобы вы вызвали сюда Мэрчисон. Она в...
- В такое время, - воскликнул О'Мара угрожающим тоном, - он хочет
вызвать свою...
- В данный момент она находится у Харрисона, - отрезал Конвей. - Я
хочу установить физическую связь между лейтенантом и этой операционной,
даже если он никогда сюда не приближался ближе, чем на пятьдесят уровней.
Скажите ей, чтобы она у него спросила...
Это был обширный сложный многосторонний вопрос, призванный объяснить,
каким образом маленькое разумное существо могло проникнуть в этот район
незамеченным. Это был так же глупый вопрос, ибо любой разум,
воздействующий и на землян, и на инопланетян, в равной степени, не мог
быть не обнаружен таким эмпатом, как Приликла. Это возвращало его туда,
откуда он начинал с нематериальным "чем-то", которое не желало, или не
могло выйти за пределы операционной.
- Харрисон говорит, что во время полета обратно у него часто были
видения, - неожиданно прозвучал голос О'Мары. - Он говорит, что
корабельный врач счел это нормальным, учитывая, сколько лекарств в него
вкатила аптечка. Он также сообщает, что был полностью без сознания, когда
его сюда доставили, и не знает как и где он попал в Госпиталь. А теперь,
доктор, полагаю надо связаться с приемным отделением. Я вас подключаю к
линии на тот случай, если я буду задавать не те вопросы...
Через несколько секунд ровный голос, который мог принадлежать кому
угодно, медленно произнес через транслятор:
- Лейтенант Харрисон не был принят в Госпиталь согласно обычной
процедуре. Будучи офицером Корпуса мониторов, чье медицинское прошлое
известно до мелочей, он был принят через служебный люк номер пятнадцать
под ответственность майора Эдвардса.
Эдвардса не было на месте, но в его кабинете заверили, что он будет
через несколько минут.
Как-то сразу Конвей захотел отступиться. Пятнадцатый люк был слишком
далеко - трудное, сложное путешествие, включающее три крупных смены
окружающей среды. Их гипотетическому пришельцу, который не был знаком с
Госпиталем, чтобы отыскать дорогу в операционную, пришлось бы захватить
над кем-то мысленный контроль и заставить принести себя сюда. Но если бы
это было так, Приликла обнаружил бы его присутствие. Приликла мог
обнаружить любое существо, которое хоть как-то мыслило - от самого
маленького насекомого до особи, находящейся в глубокой коме. Ни одно живое
существо не могло полностью выключить свой мозг и по-прежнему оставаться
живым.
А это значило, что пришелец может быть и неживым!
В нескольких футах от Конвея Маннон подал сигнал медсестре, чтобы та
встала около атмосферного вентиля. Резкое повышение давления до
нормального худларианского уменьшило бы любое возникшее кровотечение, но
при этом Маннон не смог бы работать без тяжелых перчаток. Но не только это
- повышение давления ограничивало операционное поле пределами вскрытого
участка, где движение, передаваемое органам от расположенного поблизости
сердца, делало тонкую работу невыполнимой. В настоящее время переплетение
кровеносных сосудов было разобрано, обработано соответствующим образом и
относительно неподвижно.
И тут вдруг все-таки случилось. Ярко-желтый фонтан крови ударил в
стекло гермошлема Маннона так сильно, что послышался вполне отчетливый
шлепок. Находясь под огромным давлением крови и из-за высокой частоты
пульса, поврежденная вена змеилась во все стороны, словно никем не
удерживаемый миниатюрный шланг. Маннон ухватил ее, потерял и попробовал
поймать снова. Фонтан превратился в тонкую волнистую струйку и
прекратился. Медсестра около вентиля с явным облегчением расслабилась, а
та, что стояла рядом с врачом, протерла стекло его гермошлема.
Маннон слегка подался назад, пока операционное поле осушалось
тампонами. Сквозь стекло шлема было видно, как странно горят его глаза,
контрастируя с белой, мокрой от пота, маской на его лице. Теперь время
стало важным фактором. Худлариане были крепкими созданиями, но и у них был
предел - выдержать декомпрессию до бесконечности они не могли. Постепенно
начинался приток телесной жидкости к разрезу в панцире, ущемлялись
расположенные поблизости жизненно важные органы, и еще больше повышалось
давление крови. Чтобы пройти успешно, операция должна была длиться не
дольше получаса, а только с момента вскрытия пораженного места прошло уже
больше половины отпущенного времени. Даже если опухоль была бы вырезана,
ее удаление влекло за собой повреждение находящихся под ней сосудов, и
прежде, чем закончить операцию, Маннон должен был с большой осторожностью
привести их в порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56