-- Клянусь Иерусалимом, они
услышат вас! А если так, некоторые из вас расстанутся со своими
скальпами еще до заката солнца. Ради спасения собственной шкуры
ведите себя тихо, как мышки. У них такой же острый слух, как у
наших волкодавов. Черт меня побери, если они больше чем на милю
впереди нас!
Он еще раз нагнулся к следу и повторил:
-- Будьте тихи, как опоссумы, и я обещаю вам, что не
пройдет и часа, как мы настигнем этих негодяев.
Повинуясь его приказу, мы ехали, стараясь соблюдать тишину
и держаться края дороги, поросшей травой, чтобы заглушить топот
копыт. Переговаривались только шепотом, да и то лишь в случае
крайней необходимости. Напряженно вглядываясь вперед, мы каждую
минуту ожидали увидеть перед собой бронзовые фигуры индейцев.
Так мы проехали около полумили. Враг не показывался, видны
были только его следы. Мелькнуло ясное небо, сиявшее голубизной
меж стволов. Это означало, что лес начал редеть. Многие из нас
обрадовались. Последние часы нам пришлось ехать по мрачному
лесу, переплетенному лианами и заваленному буреломом, так что
поневоле мы двигались очень медленно. Все надеялись, что теперь
дорога станет лучше и мы наконец увидим неприятеля. Но на
старых охотников, особенно на наших двух проводников, это
произвело совсем иное впечатление. Хикмэн сразу изъявил свое
полное неудовольствие.
-- Проклятая равнина! -- воскликнул он. -- Это саванна, и
притом огромная. Черт возьми, дело худо!
-- Почему? -- спросил я.
-- Очень просто! Если они проскочили через саванну, то,
наверно, оставили около леса одного или двух часовых. Теперь мы
уже не можем подъехать к ним незамеченными: нас будет так же
легко различить, как караван верблюдов. Что же из этого
следует? А вот что: если они заметят нас, то им легко будет
скрыться. Они рассеются во все стороны, и тогда ищи ветра в
поле!
-- Что же нам теперь делать?
-- Нам лучше держаться ближе к большому болоту. Вы
постойте здесь несколько минут, а мы с Джимом Уэзерфордом
подъедем к опушке леса и посмотрим, переехали ли они через
саванну. Если да, то и мы переберемся через нее, а потом снова
отыщем след. У нас нет другого выбора. Если они увидят, как мы
пересекаем саванну, мы можем показать им хвост и спокойно
поворачивать обратно.
Все согласились с этим и беспрекословно подчинились
приказу охотника за аллигаторами. Мы все хорошо знали,
насколько он опытен. Хикмэн и Уэзерфорд сошли с лошадей и стали
осторожно пробираться к деревьям на опушке леса.
Прошло довольно много времени, прежде чем они вернулись.
Кое-кто из нас уже начал выражать нетерпение. Послышались
разговоры о том, что, остановившись, мы только зря тратим время
и даем индейцам возможность уйти вперед еще дальше. Иные
предлагали продолжать погоню и, будь что будет, идти вперед
прямо по следу.
Как это ни согласовывалось с моими собственными чувствами,
как ни горел я желанием вступить в открытый бой с ненавистным
врагом, я знал, что при настоящих условиях погоня становилась
бессмысленной. Проводники были правы. Наконец охотники
вернулись и сообщили нам, что индейцы действительно пересекли
саванну и въехали в лес, который начинался за нею. Они еще не
успели скрыться, когда охотники дошли до опушки леса. Хикмэн
даже ухитрился заметить хвост лошади, исчезавшей за кустами. Но
зоркие следопыты выяснили еще один важный факт: дальше не было
никакого следа, по которому мы могли бы идти вперед.
Вступив в саванну, индейцы ехали, очевидно, врассыпную. Об
этом свидетельствовало множество следов, оставленных на траве
копытами лошадей. По выражению охотников, след "расщепился на
пятьдесят частей" и наконец совсем исчез в траве. Охотники
установили это, ползком пробираясь к высокой траве и замечая
отпечатки копыт. Оставался только один, очень странный след,
который привлек их внимание. Это был след человеческой босой
ноги. Поверхностный наблюдатель мог бы счесть его за отпечаток
ступни одного человека. Опытные же следопыты мгновенно
догадались, что это была уловка. След был широкий и
бесформенный, очень глубоко вдавленный в землю; вряд ли это мог
быть след одного человека. Длинная пятка, едва заметный подъем,
широкие отпечатки пальцев -- все это были знаки, которые
охотники сразу разгадали. Хикмэн тут же определил, что это был
след негра -- вернее, негров, которые прибегли к этой хитрости
по указанию того, кто их вел.
Эта неожиданная хитрость со стороны отступающих дикарей
нас и огорчила и удивила. В первую минуту мы решили, что дикари
перехитрили нас, что мы потеряли след врага и что нам не
суждено отомстить.
Одни стали говорить о бесполезности дальнейшего
преследования. Другие считали, что нужно вернуться. Пришлось
опять взывать к чувству ненависти, чтобы вновь разжечь жажду
мщения. В этот критический момент вмешался старый Хикмэн и,
оживив наши гаснущие надежды, поднял у всех настроение. Я
обрадовался, когда он заговорил.
-- Сегодня вечером, ребята, нам их не догнать... (Он взял
слово последним, когда все остальные уже высказались.) Засветло
нам нельзя перебраться через эту равнину. Она слишком велика. Я
бы лучше сделал крюк в двадцать миль, чем пересекать эту
проклятую саванну. Но ничего, ребята, не унывайте! Подождем
здесь до наступления темноты, а затем мы сможем тихонько
прокрасться через саванну. И если мы с Джимом Уэзерфордом не
найдем на другой стороне их следа, то, значит, я никогда в
жизни не едал мяса аллигаторов. Проклятые индейцы наверняка
раскинут свой лагерь где-нибудь под деревьями. Не видя нас, они
будут чувствовать себя в безопасности, как медведь у дупла с
медом. Вот тут-то мы и нагрянем на них!
Все согласились с предложением охотника. Оно было принято
как дальнейший план действий. Мы сошли с лошадей и стали
дожидаться заката солнца.
Глава LXXVIII. ЧЕРЕЗ САВАННУ
Мои страдания достигли наивысшего предела. Во время погони
волнение не давало мне возможности углубиться в размышления о
несчастье, которое обрушилось на меня. Мысль о скором возмездии
как бы заглушала скорбь, и самое движение действовало
успокоительно на мою взволнованную душу. Теперь же, когда
погоня была приостановлена, я мог на досуге предаться
воспоминаниям о событиях сегодняшнего утра, и горе с новой
силой овладело мной. Я видел вновь тело убитой матери, лежащей
с раскинутыми, как бы призывающими к отмщению руками. Я видел
свою сестру, бледную, в слезах, с разметавшимися волосами,
полную отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
услышат вас! А если так, некоторые из вас расстанутся со своими
скальпами еще до заката солнца. Ради спасения собственной шкуры
ведите себя тихо, как мышки. У них такой же острый слух, как у
наших волкодавов. Черт меня побери, если они больше чем на милю
впереди нас!
Он еще раз нагнулся к следу и повторил:
-- Будьте тихи, как опоссумы, и я обещаю вам, что не
пройдет и часа, как мы настигнем этих негодяев.
Повинуясь его приказу, мы ехали, стараясь соблюдать тишину
и держаться края дороги, поросшей травой, чтобы заглушить топот
копыт. Переговаривались только шепотом, да и то лишь в случае
крайней необходимости. Напряженно вглядываясь вперед, мы каждую
минуту ожидали увидеть перед собой бронзовые фигуры индейцев.
Так мы проехали около полумили. Враг не показывался, видны
были только его следы. Мелькнуло ясное небо, сиявшее голубизной
меж стволов. Это означало, что лес начал редеть. Многие из нас
обрадовались. Последние часы нам пришлось ехать по мрачному
лесу, переплетенному лианами и заваленному буреломом, так что
поневоле мы двигались очень медленно. Все надеялись, что теперь
дорога станет лучше и мы наконец увидим неприятеля. Но на
старых охотников, особенно на наших двух проводников, это
произвело совсем иное впечатление. Хикмэн сразу изъявил свое
полное неудовольствие.
-- Проклятая равнина! -- воскликнул он. -- Это саванна, и
притом огромная. Черт возьми, дело худо!
-- Почему? -- спросил я.
-- Очень просто! Если они проскочили через саванну, то,
наверно, оставили около леса одного или двух часовых. Теперь мы
уже не можем подъехать к ним незамеченными: нас будет так же
легко различить, как караван верблюдов. Что же из этого
следует? А вот что: если они заметят нас, то им легко будет
скрыться. Они рассеются во все стороны, и тогда ищи ветра в
поле!
-- Что же нам теперь делать?
-- Нам лучше держаться ближе к большому болоту. Вы
постойте здесь несколько минут, а мы с Джимом Уэзерфордом
подъедем к опушке леса и посмотрим, переехали ли они через
саванну. Если да, то и мы переберемся через нее, а потом снова
отыщем след. У нас нет другого выбора. Если они увидят, как мы
пересекаем саванну, мы можем показать им хвост и спокойно
поворачивать обратно.
Все согласились с этим и беспрекословно подчинились
приказу охотника за аллигаторами. Мы все хорошо знали,
насколько он опытен. Хикмэн и Уэзерфорд сошли с лошадей и стали
осторожно пробираться к деревьям на опушке леса.
Прошло довольно много времени, прежде чем они вернулись.
Кое-кто из нас уже начал выражать нетерпение. Послышались
разговоры о том, что, остановившись, мы только зря тратим время
и даем индейцам возможность уйти вперед еще дальше. Иные
предлагали продолжать погоню и, будь что будет, идти вперед
прямо по следу.
Как это ни согласовывалось с моими собственными чувствами,
как ни горел я желанием вступить в открытый бой с ненавистным
врагом, я знал, что при настоящих условиях погоня становилась
бессмысленной. Проводники были правы. Наконец охотники
вернулись и сообщили нам, что индейцы действительно пересекли
саванну и въехали в лес, который начинался за нею. Они еще не
успели скрыться, когда охотники дошли до опушки леса. Хикмэн
даже ухитрился заметить хвост лошади, исчезавшей за кустами. Но
зоркие следопыты выяснили еще один важный факт: дальше не было
никакого следа, по которому мы могли бы идти вперед.
Вступив в саванну, индейцы ехали, очевидно, врассыпную. Об
этом свидетельствовало множество следов, оставленных на траве
копытами лошадей. По выражению охотников, след "расщепился на
пятьдесят частей" и наконец совсем исчез в траве. Охотники
установили это, ползком пробираясь к высокой траве и замечая
отпечатки копыт. Оставался только один, очень странный след,
который привлек их внимание. Это был след человеческой босой
ноги. Поверхностный наблюдатель мог бы счесть его за отпечаток
ступни одного человека. Опытные же следопыты мгновенно
догадались, что это была уловка. След был широкий и
бесформенный, очень глубоко вдавленный в землю; вряд ли это мог
быть след одного человека. Длинная пятка, едва заметный подъем,
широкие отпечатки пальцев -- все это были знаки, которые
охотники сразу разгадали. Хикмэн тут же определил, что это был
след негра -- вернее, негров, которые прибегли к этой хитрости
по указанию того, кто их вел.
Эта неожиданная хитрость со стороны отступающих дикарей
нас и огорчила и удивила. В первую минуту мы решили, что дикари
перехитрили нас, что мы потеряли след врага и что нам не
суждено отомстить.
Одни стали говорить о бесполезности дальнейшего
преследования. Другие считали, что нужно вернуться. Пришлось
опять взывать к чувству ненависти, чтобы вновь разжечь жажду
мщения. В этот критический момент вмешался старый Хикмэн и,
оживив наши гаснущие надежды, поднял у всех настроение. Я
обрадовался, когда он заговорил.
-- Сегодня вечером, ребята, нам их не догнать... (Он взял
слово последним, когда все остальные уже высказались.) Засветло
нам нельзя перебраться через эту равнину. Она слишком велика. Я
бы лучше сделал крюк в двадцать миль, чем пересекать эту
проклятую саванну. Но ничего, ребята, не унывайте! Подождем
здесь до наступления темноты, а затем мы сможем тихонько
прокрасться через саванну. И если мы с Джимом Уэзерфордом не
найдем на другой стороне их следа, то, значит, я никогда в
жизни не едал мяса аллигаторов. Проклятые индейцы наверняка
раскинут свой лагерь где-нибудь под деревьями. Не видя нас, они
будут чувствовать себя в безопасности, как медведь у дупла с
медом. Вот тут-то мы и нагрянем на них!
Все согласились с предложением охотника. Оно было принято
как дальнейший план действий. Мы сошли с лошадей и стали
дожидаться заката солнца.
Глава LXXVIII. ЧЕРЕЗ САВАННУ
Мои страдания достигли наивысшего предела. Во время погони
волнение не давало мне возможности углубиться в размышления о
несчастье, которое обрушилось на меня. Мысль о скором возмездии
как бы заглушала скорбь, и самое движение действовало
успокоительно на мою взволнованную душу. Теперь же, когда
погоня была приостановлена, я мог на досуге предаться
воспоминаниям о событиях сегодняшнего утра, и горе с новой
силой овладело мной. Я видел вновь тело убитой матери, лежащей
с раскинутыми, как бы призывающими к отмщению руками. Я видел
свою сестру, бледную, в слезах, с разметавшимися волосами,
полную отчаяния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111